Джек Вэнс - Аластор-2262
– Вот это – звездные кристаллы, – сказал Глиннес. – У них нет никакого другого названия, их как раз такими, с уже как бы отшлифованными гранями и всем остальным, находят среди шлака, покрывающего поверхность потухших звезд. Ничто не может их поцарапать, даже алмаз, и к тому же у них совершенно необычные оптические свойства.
– О, они такие тяжелые!
– А вот это старинная ваза, никто толком не знает, сколько ей лет. Надпись на днище, говорят, выполнена на языке эрдов.
– Восхитительная вещица!
– Ну а это не имеет такой уж особой ценности, просто привлекло мое внимание своей необычностью – щипцы для орехов в виде морды фантастического зверя. По правде говоря, я откопал их в одной из лавчонок среди всякого старья.
– Но с каким искусством выполнена эта вещица. Она, ты считаешь, для раскалывания орехов?
– Да. Закладываешь орех между вот этими челюстями и прижимаешь сзади… А вот это для Глэя и Ширы – ножи, выкованные из протеума. Режущие кромки представляют из себя единую цепочку из взаимосвязанных молекул – совершенно неразрушаемый сплав. Таким ножом можно сколько угодно ударять о сталь, и он никогда не затупится.
– Глэй будет в восторге, – чуть сдержаннее, чем раньше, произнесла Марча. – И Шира тоже будет очень доволен.
Глиннес скептически фыркнул, а Марча не без душевной борьбы проигнорировала этот выпад сына.
– Большое тебе спасибо за подарки. Они, по-моему, просто замечательные. – Она взглянула на открытую на веранду дверь, из которой просматривался причал. – А вот и Глэй.
Глиннес вышел из дома и стал дожидаться брата на веранде. Глэй, поднимаясь по дорожке, вдруг остановился, но особого удивления не высказал. Затем снова зашагал, но уже медленнее. Глиннес спустился по ступенькам, и братья принялись радостно хлопать друг друга по плечам.
На Глэе, как сразу же заметил Глиннес, был не обычный парай триллов, а серые брюки и темный пиджак.
– Добро пожаловать домой, – произнес Глэй. – Я встретил Харрада-младшего. Он сказал мне, что ты уже здесь.
– Я очень доволен тем, что вернулся домой, – сказал Глиннес. – Тебе и маме было, наверное, очень неуютно здесь. Но теперь, когда я здесь, мы быстро сумеем сделать дом таким, каким он всегда был раньше.
– Да, – как-то неопределенно покачав головой, произнес Глэй. – Жизнь как бы приостановилась. Но теперь все определенно меняется, я надеюсь, к лучшему. Глиннесу показалось, что он не очень-то понимает, о чем говорит Глэй.
– Нам очень многое нужно обсудить. Но самое главное – я очень рад тебя видеть. Ты теперь выглядишь таким повзрослевшим, таким умудренным жизнью и, как это повернее сказать, таким уверенным в себе.
Глэй рассмеялся.
– Когда я оглядываюсь назад, я вижу, что всегда слишком много размышлял и пытался разгадать слишком уж большое количество загадок. Все это я давно уже забросил. Я, так сказать, разрубил гордиев узел.
– Каким же образом?
Глэй умоляюще закатил глаза.
– Все это слишком сложно, чтобы объяснить так сразу… Ты тоже прекрасно выглядишь. Служба в Гвардии пошла тебе на пользу. Когда ты должен туда вернуться?
– В Гвардию? Никогда. Я взял расчет, поскольку я теперь, кажется, сквайр Рабендари.
– Да, – бесцветно заметил Глэй. – У тебя преимущество в целый час передо мною.
– Пройдем в дом, – предложил Глиннес. – Я привез тебе подарок. И кое-что для Ширы. Сам ты что думаешь – он мертв?
Глэй печально кивнул.
– Другого объяснения не существует.
– И я так считаю. А вот мама уверена в том, что он «в гостях у друзей».
– В течение двух месяцев? Такое исключено.
Они вошли в дом, и Глиннес вынул нож, который он приобрел в Лаборатории новых технологий в Бореаль-Сити на планете Мараньан.
– Будь поосторожнее с лезвием. Можно порезаться даже при малейшем прикосновении к нему. Но им можно перерубить толстый стальной стержень без всякого вреда для него самого.
Глэй осторожно взял нож и с опаской провел взглядом вдоль невидимой кромки.
– Мне как-то даже страшно смотреть на него.
– Да, этот нож почти что волшебный. Второй нож, поскольку Ширы нет в живых, я оставлю у себя.
– У нас нет полной уверенности в том, что Шира умер, – отозвалась Марча из дальнего конца комнаты.
Оба брата оставили это заявление матери без ответа. Глэй положил свой нож на каменную доску.
– Нам не мешало бы разобраться в отношении острова Эмбл, – произнес, усевшись поудобнее, Глиннес.
Глэй прислонился к стене и исподлобья взглянул на Глиннеса.
– Тут уж ничего не добавить, ни убавить – я продал остров Льготу Касагэйву.
– Эта сделка не только неразумна, она незаконна. Я намерен аннулировать договор о продаже.
– В самом деле? И каким же образом ты этого добьешься?
– Мы вернем деньги и велим Касагэйву убраться. Все крайне просто.
– Если ты располагаешь двенадцатью тысячами озолов.
– Я – нет, но вот ты располагаешь. Глэй медленно покачал головой.
– Их больше нет у меня.
– Тогда где же деньги?
– Я отдал их.
– Кому?
– Некоему Джуниусу Фарфану. Я отдал их, он взял. Я не могу забрать их у него назад.
– По-моему, нам следовало бы встретиться с Джуниусом Фарфаном – и сделать это немедленно. Глэй снова покачал головой.
– Пожалуйста, не ворчи на меня за судьбу этих денег. Твоя доля остается у тебя – ты теперь сквайр Рабендари. А остров Эмбл позволь мне считать своей долей.
– Ни о каких долях даже и речи быть не может. Так же, как и о том, что кому принадлежит, – возразил Глиннес. – Рабендари принадлежит нам обоим в равной степени. Это наша родина.
– Если следовать формальной букве закона, то это действительно так, – сказал Глэй. – Но я предпочитаю рассматривать данный вопрос иначе. Как я уже тебе говорил, все сейчас меняется самым коренным образом.
Глиннес откинулся к спинке стула, не в силах выразить словами охватившее его негодование.
– Давай оставим все так, как есть, – устало произнес Глэй. – Я взял себе Эмбл, ты – Рабендари. Разве это, в конце концов, не справедливо? Я уезжаю отсюда и оставляю тебя полновластным хозяином Рабендари.
Глиннес попытался было громко воспротестовать, но слова застряли у него в горле.
– Выбор за тобой, – единственное, что ему удалось вымолвить. – Надеюсь, ты еще передумаешь.
Глэй в ответ только загадочно улыбнулся, что было истолковано Глиннесом, как желание вообще уклониться от ответа.
– Есть у меня еще один вопрос, – сказал Глиннес. – Относительно расположившихся на нашей земле треван.
– Это Дроссеты, люди, с которыми я странствовал по Тралльону. Ты возражаешь против их присутствия?
– Это твои друзья. Если ты сам так решительно настроен переселиться в другое место, то почему бы тебе не взять с собой и своих друзей?
– Я еще не знаю, куда я отправлюсь, – ответил Глэй. – Если ты хочешь, чтобы они ушли, то возьми и скажи им об этом. Ведь ты – сквайр Рабендари, а не я.
Марча снова вмешалась в разговор братьев.
– Никакой он еще не сквайр, пока окончательно не выяснится до конца судьба Ширы!
– Ширы нет в живых, – сказал Глэй.
– Все равно Глиннес не имеет права, вернувшись домой, сразу же создавать воображаемые трудности. Готова поклясться, он такой же упрямый, как Шира, и такой же черствый, как его отец.
– Разве я создал трудности? – возмутился Глиннес. – Это вы сами натворили здесь черт знает что, а мне теперь надо раздобыть где-то двенадцать тысяч озолов, чтобы спасти Эмбл, затем прогнать отсюда эту шайку треван, пока они не созвали сюда все свое племя. Хорошо, что я еще вовремя вернулся домой, пока у нас есть все-таки свой дом.
Глэй с каменным выражением лица налил себе кружку яблочного вина, всем своим видом показывая, что все это ему до чертиков успело наскучить… С поля за домом донесся стонущий, скрипучий звук, затем чудовищный грохот. Глиннес тотчас же вышел на заднее крыльцо глянуть, что же произошло, затем вернулся и бросил Глэю прямо в лицо:
– Твои друзья только что срубили одно из самых старых наших ореховых деревьев.
– Одно из твоих деревьев, – слегка улыбнувшись, уточнил Глэй.
– Не угодно ли тебе сказать им, чтобы оставили нас в покое?
– Они не обратят на меня никакого внимания. Я задолжал им множество различных любезностей, оказанных ими.
– У них есть имена?
– Глава – Ванг Дроссет. Его спутница – Тинго. Сыновей зовут Эшмор и Харвинг. Дочь – Дьюссана. Старуха – Иммифальда.
Глиннес извлек из багажа оставленный ему за добросовестную службу пистолет и сунул в карман. Глэй наблюдал за этим, скривив губы в язвительной усмешке, затем шепнул что-то Марче.
Глиннес быстрым шагом пересек луг. Приятный, не слепящий свет послеполуденного солнца, казалось, прояснял цветовую гамму ближнего плана и создавал впечатление, будто дали сами по себе издают мерцающий блеск. Множество самых различных чувств переполняло сердце Глиннеса: печаль, тоска по добрым старым временам, гнев на Глэя, который ему никак не удавалось смягчить.
