Джек Вэнс - Аластор-2262
– Завтра мы уходим отсюда, – уныло и вместе с тем зловеще произнес Ванг Дроссет. – Все равно нам никуда не деться от «форлоственны».[15] Мы всегда готовы тронуться в путь.
– Возможно, вы еще прихватите с собою и Глэя, – сказал Глиннес. – В нем тоже сидит «форлоственна». Ванг Дроссет сплюнул на землю.
– Он теперь целиком поглощен «фаншерадом». Мы ему теперь не ровня.
– Как и вы тоже, – пробурчал Харвинг.
Фаншерад? Слово это для него ничего не значило, но не обращаться же за разъяснениями к Дроссетам! Он попрощался с ними и пошел прочь. Когда он пересекал поле, шесть пар глаз жалили его спину. С сердца у него отлегло только после того, как он вышел за пределы дальности метания ножей.
Глава 5
Эвнесс – так называют в Шхерах тот скупой на свет час, что непосредственно предшествует заходу солнца. Это время тихой печали, когда блекнет все многоцветье природы, а дали просматриваются только в той мере, какую позволяет все более сгущающаяся туманная дымка, постепенно обволакивающая весь мир Шхер. Эвнесс, подобно заре, не очень-то приходящееся по нраву время для триллов. Не таков у них темперамент, чтобы с удовольствием предаваться грустным мечтаниям.
Возвратясь в дом, Глиннес никого в нем не застал. Глэй и Марча куда-то ушли, и отсутствие их повергло Глиннеса в тоскливое состояние. Он вышел на веранду и стал смотреть на палатки Дроссетов, все более склоняясь к тому, чтобы пригласить их на прощальный ужин – имея в виду, в основном, Дьюссану, девушку, несомненно, обворожительную, несмотря даже на крутой ее нрав и все остальное. Глиннес представил себе, как она могла бы выглядеть, будучи в хорошем настроении… Дьюсанна одним своим присутствием развеяла бы все его печали… До чего же нелепая мысль! Ванг Дроссет вырежет из его груди сердце при малейшем же подозрении.
Глиннес снова вернулся внутрь дома и налил себе вина. Затем открыл кладовку и задумался, рассматривая ее скудное содержимое. Куда подевалось то изобилие, которое запомнилось ему с прежних добрых времен!.. Послышался рокот движка и плеск разрезаемой носом моторки воды. Выйдя на веранду, Глиннес увидел приближающуюся к острову лодку. Но за рулем он увидел вопреки своим ожиданиям не Марчу, а худого длиннорукого мужчину с узкими плечами и острыми локтями, в темно-коричневом бархатном костюме с синей отделкой, пошитом по моде, которой старались придерживаться аристократы. Редкие коричневые волосы его свисали почти до самых плеч, невыразительное, даже кроткое лицо оживляли лукавые глаза ц ироничный изгиб рта. В этом мужчине Глиннес узнал Джано Акади-ментора, который запомнился ему говорливым весельчаком, хотя временами бывавшим язвительным и даже способным на злые колкости, но умевшим из любого трудного положения выпутаться с помощью кстати вставленной поговорки, туманного намека или глубокомысленного высказывания, что на многих производило глубокое впечатление, но раздражало Джата Халдена.
Глиннес спустился на причал и, поймав швартов, закрепил к кнехту. Акади ловко спрыгнул на берег и сразу же рассыпался в горячих приветствиях.
– Я прослышал, что ты вернулся, и понял, что не смогу успокоиться, пока не повидаюсь с тобой. Мы все очень рады тому, что ты снова среди нас!
Глиннес с признательностью поблагодарил Акади за те приятные слова, что услышал от него, и тот стал трясти его за руку с еще большей горячностью, чем раньше.
– Боюсь, мы очень сильно изменились за время твоего отсутствия – многое, возможно, даже не очень-то придется тебе по душе.
– У меня еще по сути не было времени на то, чтобы разобраться, что к чему, – предусмотрительно произнес Глиннес, но Акади, не обращая внимания на его слова, смотрел на погруженный во тьму дом.
– Твоей дорогой матушки сейчас нет дома?
– Не знаю, куда она подевалась. Но это, как полагаю, не помешает нам пропустить кружку-другую вина.
Акади кивнул, давая понять, что нисколько не возражает, после чего они вдвоем направились вдоль причала по направлению к дому.
– Треване, как я вижу, все еще здесь, – заметил Акади, бросив взгляд в сторону леса Рабендари, на опушке которого виднелись оранжевые сполохи костра Дроссетов.
– Они уходят отсюда завтра. Акади понимающе кивнул.
– Девушка очаровательна, но отмечена какой-то особой печатью – другими словами, она осознает, какая особая судьба ее ждет, и это ляжет тяжким бременем на ее сердце. Хотелось бы знать, с кем разделит она это роковое бремя.
Глиннес в недоумении взметнул брови – ему и в голову не приходило связывать с Дьюссаной столь ужасные мысли, однако оброненное Акади высказывание нашло неожиданно глубокий отклик у него в душе.
– Вы верно подметили – она производит впечатление незаурядной личности.
Акади уселся на одном из старинных соломенных кресел на веранде. Глиннес принес вино, сыр и орехи, и вместе с ним стал любоваться пастельными красками тралльонского заката.
– Ты, как я полагаю, приехал домой провести отпуск?
– Нет. Я ушел из Гвардии. Я теперь, похоже, сквайр Рабендари – если только не вернется Шира, что, как все считают, крайне маловероятно.
– Два месяца, в самом деле, наводят на самые худшие опасения, – несколько нравоучительным тоном изрек Акади.
– Что с ним, по-вашему, сталось? Акади отпил немного вина, затем ответил:
– Несмотря на всю свою репутацию, мне известно об этом ничуть не больше, чем тебе.
– По правде говоря, для меня совершенно непостижимо создавшееся положение, – признался Глиннес. – Почему Глэй продал Эмбл? До меня это никак не доходит. Он же даже не собирается ни толком разъяснить мне причину, ни вернуть назад деньги, чтобы я мог аннулировать договор. Мне никогда даже в голову не приходило, что могу оказаться в такой запутанной ситуации. Что вы думаете обо всем этом?
Акади осторожно поставил кружку на стол.
– Ты хочешь проконсультироваться со мной, как с профессионалом? Только зря потратишь деньги, поскольку, если уж начистоту, я не вижу средства для решения возникших у тебя трудностей.
Глиннес тяжело вздохнул, призывая себя к терпению. Знакомая ситуация: перед ним снова тот самый Акади, с которым он никогда толком не знал, как себя вести.
– Если вы сможете оказаться полезным, я вам заплачу, – произнес Глиннес и не без удовольствия для себя заметил, как Акади проводит языком по внезапно пересохшим губам.
– Гмм, – промямлил Акади, умышленно затягивая с ответом, чтобы привести в порядок мысли. – Естественно, я не стану требовать платы за досужие сплетни. Я должен доказать свою полезность, как ты верно заметил. Иногда различие между бытовым одолжением и профессиональной помощью совсем незначительно. Я предлагаю четко определить те условия, на которых будем сотрудничать.
– Можете назвать это консультациями, – сказал Глиннес, – поскольку дальнейшее рассмотрение вопроса будет зависеть как раз от полноты информации, которой я буду располагать.
– Очень хорошо. В отношении чего ты хотел бы заполучить информацию?
– В отношении общего состояния дел. Мне хочется овладеть ситуацией, но пока что я блуждаю в потемках. Прежде всего – остров Эмбл, продавать который Глэй не имел права.
– Нет проблем. Верни деньги и аннулируй договор.
– Глэй не отдаст мне этих денег, а своих собственных двенадцати тысяч озолов у меня нет.
– Щекотливая ситуация, – согласился Акади. – Шира, разумеется, отказывался продавать остров. Сделка была заключена только после его исчезновения.
– Гмм. Что же вы предлагаете?
– Ничего. Я только разъясняю тебе факты, исходя из которых можешь делать выводы, какие сам пожелаешь.
– Кто такой Льют Касагэйв?
– Не знаю. Чисто внешне он как будто мирный, добропорядочный джентльмен, проявляющий любительский интерес к местной генеалогии. Он составляет обзор местной аристократии, так, во всяком случае, он мне говорит. Мотивы, которыми он при этом руководствуется, вполне могут выходить за рамки чисто научных исследований, это само собой разумеется. Может быть, он пытается обосновать претензии на тот или иной из местных титулов. Если это так, то нас ждут впереди весьма интересные события… Ммда. Что еще мне известно о загадочном Льюте Касагэйве? Он утверждает, что он – болианин с Эллента, значащегося, как тебе несомненно известно, в Скоплении Аластор за номером 485. Лично я очень в этом сомневаюсь.
– Почему?
– Я, как тебе известно, человек наблюдательный. После одного из ленчей в его имении я заглянул в свои справочники и обнаружил, что, хотя это и довольно странно, подавляющее число болиан составляют левши. Касагэйв все делает правой рукой. Большинство болиан крайне набожны и местом искупления своих грехов считают Черный Океан на Южном Полюсе Эллента, где прибежища душам умерших дают различные подводные существа. На Элленте употребление пищи водного происхождения расценивается как подчинение своего внутреннего мира пагубным влияниям, терзающим душу изнутри. Ни один болианин не ест рыбы. Тем не менее, Льют Касагэйв без малейших угрызений совести ублажал себя ухой из морского паука, а затем жареной рыбой-ныряльщиком с не меньшим удовольствием, чем я. Болианин ли Льют Касагэйв? – Акади воздел руки к небу. – Не знаю.
