Питер Дэвид - Легионы огня: из темноты
То, что произошло много лет назад, я помню отчетливо. Могу вспомнить каждое слово, каждую деталь каждого мгновения, случившегося десять, двадцать или тридцать лет назад. Я помню, что именно я почувствовал, когда в детстве упал на бегу и расшиб себе коленку. Эта острая боль отчетливо всплывает в моей памяти.
Но я не могу вспомнить, что именно я делал прошлой ночью за ужином.
Я вынужден сильно напиваться, чтобы занести в мой дневник кое-какие деликатные записи, потому что мне не хочется, чтобы мой… союзник… узнал то, о чем я пишу. Проблема в том, что все это начинает сказываться и на мне.
Это и возраст… …и это зеркало.
Я смотрю в зеркало и вижу там незнакомца…. хотя, к сожалению, это мое отражение. Таким я видел себя во снах…
Мои сны…
Дурла и его сны. Теперь это тема для обсуждения…
Я много раз пытался вспомнить, что же случилось на вчерашнем заседании министров. Там был Дурла, это я помню. У него был странный вид, и он снова говорил о снах, которые ему снились, о том, что ему в них привиделось, и представил проекты и разработки нового грандиозного оружия.
Другие рассматривали его работу и называли Дурлу провидцем. Вот как они теперь его называют: Провидец. Одним из величайших пророков в истории Примы Центавра. Заняв пост премьер-министра, он начал говорить о том, что все эти годы его вели сны. Когда он был всего лишь членом моей личной гвардии, подобные высказывания вызвали бы смех. Теперь же… теперь все восхищенно ахают и поддакивают, говорят, что мы живем в удивительное время, раз среди нас есть такие пророки.
Это смешно. Это абсурдно.
Но… эти штуки действительно работают. Или, по крайней мере, наши ученые сумели заставить их работать. Прима Центавра, созданная в воображении Дурлы.
Странно. Это вызывает у меня странное чувство ностальгии. Я вижу его чертежи оружия, кораблей… и меня пробирает такой же озноб, как и при виде кораблей.
Теней в небе над Примой Центавра. Они были черными и страшными, при взгляде на них казалось, будто ты погружаешься в самое сердце безумия. Я задумался об этих снах, и о том, что их порождало, но спрашивать было бесполезно. Дурла или не понимал, или ему было все равно.
Нет, его мысли были заняты двумя предметами: планами по восстановлению нашей военной мощи, и желанием уничтожить саботажников, которые продолжали беспокоить его и мешать его действиям. Их деятельность была незначительной и не могла остановить прогресс. На каждый уничтоженный ими военный завод строилось пять. Они не могли идти против течения так же, как коралловый риф не может сдержать океан. Но, тем не менее, их присутствие раздражало, и Дурлу по-прежнему злили их действия.
Боюсь, рано или поздно об этом придется задуматься. И мне не нравится думать о том, в чью голову могут придти эти мысли.
Моя память…
На днях я увидел прелестную молодую женщину, идущую по коридору. Я заговорил с ней, улыбнулся ей, почувствовав себя на мгновение прежним Лондо. А потом я осознал, что это была Сенна, девушка, которую я взял под свою опеку много лет назад. Я давно не видел ее. Она так и не вышла замуж, не найдя себе избранника. Вместо этого она посвятила себя воспитанию детей министров.
Насколько я понял, она им очень нравится.
Ужин!
Прошлой ночью я ужинал с Виром. Теперь я вспомнил. Я не помню, что мы делали…. но он был там. И там была Сенна. Они вели весьма оживленную беседу, насколько я помню. Иногда мне кажется, что меня там вообще не было.
А иногда думаю, что я — это не я.
Глава 3
Милифа из Дома Милифы ворвался в кабинет Дурлы, не в силах сдержать возбуждения:
— Это правда? — спросил он, прежде чем Дурла успел открыть рот. — То, что я услышал, правда?
Дурла откинулся назад и улыбнулся. Милифа всем своим видом излучал силу.
Необыкновенно привлекательный, крепко сложенный, он стоял во главе одного из самых влиятельных Домов во всем Центаруме. Хотя он старательно скрывал свое возбуждение, его темные глаза вспыхнули, когда он снова произнес:
— Это правда?
— Может, вы дадите мне возможность вставить хотя бы слово, друг мой? Или вы так и будете спрашивать?
Милифа отступил назад и глубоко вздохнул.
— Не советую вам играть со мной, Дурла.
Любой, кто осмелился бы сказать Дурле подобные слова, подвергся бы суровому наказанию. Но Милифа мог себе это позволить.
— Да. Это правда, — ответил Дурла.
Милифа заметно расслабился. Дурла никогда еще не видел этого крепкого аристократа настолько взволнованным. Даже в тот день, когда был убит его сын.
Трок, Милифа умудрялся держать свои эмоции в узде.
— Четыре… года, — недоверчиво произнес он. — Прошло четыре года с тех пор, как был взорван дом Первых Кандидатов. Четыре года с тех пор, как мой сын и его друзья погибли от рук этих… этих… — он задрожал от еле сдерживаемой ярости.
— Мне нет прощения, дружище, — сказал Дурла, — за то, что нам пришлось потратить столько времени, чтобы схватить одного из виновников взрыва. Это действительно было нелегко. Я не знаю иного способа борьбы с ними.
— Нелегко, да, — угрюмо сказал Милифа. — Возможно, заняв место премьер-министра, вы утратили ту сноровку, которой обладали, будучи министром.
Внутренней Безопасности.
— Как бы там ни было, мы схватили его, — сказал ему Дурла. Он поднялся из-за стола и, обогнув его, хлопнул Милифу по плечу. — Сейчас его как раз допрашивают. Не желаете ли взглянуть?
— Конечно, — ответил Милифа. — Я четыре года мечтал встретиться лицом к лицу с одним из этих ублюдков, и не намерен ждать еще дольше.
Дурла с удовлетворением увидел, что допрос уже был в самом разгаре. Но он был недоволен тем, что результатов почти не было.
Пленник был привязан к большому креслу, его ноги болтались в нескольких дюймах над полом. Худой, узкогрудый, со спутанными волосами, он не был похож на большую часть центавриан из окружения Дурлы. Его голова болталась из стороны в сторону, как будто держалась на плечах лишь на тончайших жилах.
Здесь также находились несколько Первых Кандидатов. У них был весьма мрачный вид. Дурла узнал в одном из них Касо, ближайшего друга Трока. Касо был одним из тех, кому тогда удалось уцелеть, и он до сих пор винил себя за это.
Из-за простуды он тогда остался дома, прикованный к постели и, если бы не это обстоятельство, он бы погиб от взрыва вместе с остальными Первыми Кандидатами.
— Как зовут этого подонка? — спросил Милифа, стоя позади Дурлы.
— Ланас. Рем Ланас, — мрачно ответил ему Дурла. — Его обнаружили, когда он пытался проникнуть на один из наших… — тут он запнулся, а потом произнес: — …медицинских заводов на Тумборе 2. У него было поддельное удостоверение. Очень ловко состряпанное, должен заметить. Ему почти удалось замкнуть электросхемы…. если бы это осталось незамеченным, то все предприятие могло бы взорваться. К счастью, сработала сигнализация. За последние годы наши системы безопасности стали необычайно хитрыми.
— Приятно это слышать, — сказал Милифа, — учитывая тот факт, что в противном случае вы стали бы беззащитными жертвами таких слизняков… как этот, — его голос стал тише на последних словах. Он шагнул вперед и практически коснулся лица Ланаса: — Ведь ты один из них, слизняк? Ты один из тех, кто в ответе за убийство моего сына?
Ланас поднял на него невидящие глаза.
— Что с ним? — требовательно спросил Милифа.
— Просто наркотик правды. Иногда требуется некоторое время для того, чтобы он подействовал, — Дурла посмотрел на Касо, ища подтверждения. За последние годы Касо довелось работать у лучших следователей из Центарума, и он весьма поднаторел в этом деле. Он напросился лично допрашивать этого пленника, дабы отомстить за своего погибшего друга. — Сколько еще осталось ждать, Касо?
Касо посмотрел на него в некотором замешательстве.
— На самом деле, премьер-министр, он уже должен подействовать. Точнее, он должен был подействовать еще раньше. Но он по-прежнему отказывается отвечать на все наши вопросы.
— Отказывается? — Дурла был поражен. — Вы уверены, что правильно применили препарат?
— Уверен, премьер-министр, — натянуто ответил Касо.
— И он по-прежнему сопротивляется? Увеличьте дозу.
— Вряд ли стоит это делать…
Дурла, чувствуя молчаливую поддержку от стоявшего позади Милифы, жестко произнес:
— Это приказ. Выполняйте.
Касо низко поклонился, а потом ввел еще одну дозу. Спустя мгновение, в крови Ланаса оказалось столько наркотика, что можно было заставить откровенничать дюжину центавриан.
