Игорь Прочерк - Заветы создателей (СИ)
Женщина не видит мир как мужчина, чёрное и белое, строго определённые цвета и краски. Их восприятие мира гораздо богаче, даже цветов они видят на порядок больше. И пусть порой они совсем не логичны, пусть постоянно отвлекаются на множество мелочей и не способны сосредоточится только на главном. Своим упорством, усидчивостью и совсем другим взглядом на мир, женщины обогащают множеством красок любое задуманное предприятие.
Там где мужская логика может не заметить выхода, женская интуиция способна провести сквозь туман неопределённости. Да в конце концов, на них даже посмотреть приятно. Так что если не хотят рожать аграфки, пусть работают. Заодно и мужчины в присутствии женщины ведут себя по-другому, животы втягивают, причиндалы реже почёсывают, мужчинам это тоже полезно.
В самом Содружестве такой финт ушами у меня бы не удался, там женщины давно на равных условиях с мужчинами, они заключают контракты на службу в армии, не исключены из прочих сфер деятельности. Женщины Хуманов по мере своих сил и возможностей уже заняли достойные их свои места.
В Империи Аграф, кто способен просчитать к чему приведёт то, что музеем занялась моя мама. Пользуясь консервативностью общества, я таким нехитрым решением получал мгновенно вдвое выросшие потенциальные возможности, плюс массу народа, симпатизирующего моим реформам. И самое главное, расшатывал устоявшийся уклад и образ жизни.
Вернёмся к нашему разговору, а то улетел я в своих мыслях.
Гариниэль немного поёжился, отвечая на мой вопрос о посещении музея.
— Я видел себя в старой записи, это было очень странное чувство. — Ответил он мне на заданный вопрос. Как многое, оказывается, мы за это время забыли. Я помню как тогда, оставшись одни на станции среди умирающих Джоре, мы были в отчаянье.
Год, целый год — мы просидели там без всякой надежды. И вот я снова шёл по этим коридорам, которые раньше вспоминались мне только в ночных кошмарах. Это было не просто — снова прийти на это место, где тебе знакома каждая деталь интерьера. Непросто было — пусть даже только мыслями и воспоминаниями, вернуться в то далёкое время. Я помню как мы искали дорогу домой. Когда у нас появился действующий транспортник. Думаю ты, Селариэль, в курсе — я был навигатором на том судне, которое вернулось на нашу планету. Именно в моих руках лежало наше общее спасение, — преувеличил Гариниэль свою значимость.
Тут, неожиданно прервавшись с рассказом, Гариниэль начал копаться в своих вещах. Решив похвастаться Гариниэль достал небольшой тубус, сняв с него крышку, изнутри вынул и развернул передо мной полотно с картиной. На ней были изображены четверо аграфов, они стояли обнявшись, Самиэль, Элдариэль, Гариниэль, и Эллариэль. Одеты они были в одежду Джоре, на заднем плане картины была нарисована хорошо узнаваемая станция-музей, а внизу картины была скромная приписка.
«Они изменили мир»
— Купил во время посещения музея, — сказал Гариниэль даже немного покраснев, как мальчишка, — собираюсь повесить её у себя в кабинете.
Мне кажется, или его уши на самом деле покраснели при этом. По мне — так вполне безобидный и терпимый порок. Капелька тщеславия свойственна в той или иной мере любому живущему. Нам приятно когда нас хвалят, когда наше дело получает высокую оценку, да даже если просто — замечают, на душе становится хорошо.
А Гариниэль ударился в воспоминания, прерывать его сейчас будет моей самой большой глупостью. Он продолжил свой рассказ, имея столь внимательного слушателя.
— Совершенно не зная дороги домой, даже не предполагая, где находится наша планета, мы прыгали на транспортнике по случайным координатам, которые брали из бортового журнала корабля.
Снова и снова выходя из очередного гиперпрыжка бросались к обзорным экранам, надеясь, что в этот раз нам повезло. Почти год мы искали свою родину, но находили лишь оплавленные чудовищной войной безжизненные системы.
Когда ресурсы жизнеобеспечения подходили к концу, а топлива оставалось на последний прыжок, нам просто невероятно повезло. Я до сих пор не знаю, что побудило меня выбрать из сотен возможных, именно те координаты для последнего прыжка. Это был наш последний шанс. Как же мы радовались, увидев голубую планету — значит там есть жизнь, а когда подошли ближе, узнали наш родной мир.
Не могу даже представить, как могла сложиться судьба нашего народа, если бы мы тогда не вернулись. Мы на самом деле изменили этот мир. Сколько же мы тогда успели сделать и смогли поменять в привычном укладе жизни, сегодня оглядываясь в прошлое, даже не верится, что это были мы.
Я сидел очарованный повествованием, рассказчиком Гариниэль оказался великолепным. Перед моим внутренним взором вставали буквально как живые картины и события, которые он описывал. Разлетались в пространстве обломки искорёженных боевыми действиями кораблей, крутились задохнувшиеся в своих скафах, давно уже умершие бывшие Повелители Галактики.
Гариниэль заметил мою реакцию, что я восхищённо слушаю о делах давно минувших дней, и она ему понравилась.
Хотите понравиться своему собеседнику, проявите искренний интерес к тому, что он вам рассказывает. Если при этом вы сопереживаете рассказанному, то считайте — вы приобрели себе друга. Мне это было сделать совсем не трудно. У нас даже история, вроде как называется наукой, рассказывает о настолько далёком времени невнятными кусочками и отрывками, исследователи древних времён постоянно меняют своё мнение и переписывают последовательность событий.
А сейчас передо мной сидит живой участник, который был там, видел всё собственными глазами. Посещение музея растревожило его душу. Может в другое время, я бы увидел совсем другого аграфа, но сейчас, когда на него нахлынули воспоминания, а кто не любит поговорить из долго поживших на этом свете про то, что раньше трава была зеленей, вода мокрее, а девки симпатичней.
Я увидел сквозь всю внешнею скорлупу души немного ироничного, очень уставшего, во многом разочаровавшегося, но ещё полного жизни и здорового юмора аграфа. Не потерявшего ещё надежду, страстно желающего блага своему народу.
Чтоб хоть что-то сказать ему, процитировал Пушкина.
Пока свободою горим,
Пока сердца для чести живы,
Мой друг, отчизне посвятим
Души прекрасные порывы!
— Кто это сказал, такие прекрасные слова? — Оживился Гариниэль.
— Я ответил, — Один из Хуманских поэтов.
— Хуманских? — Удивился Гариниэль, — я не так часто лично сталкивался с короткоживущими, но как-то не замечал в них раньше тяги к прекрасному.
Охохохочки, сколько же мне придётся ещё работать, чтобы такое отношение у аграфов к другим расам изменилось. Если быть до конца честным, не на пустом месте сложилось такое мнение о хуманах. Не те люди у нас пролезают во власть. Не самые лучшие наши представители представляют наш народ. Вот такая тавтология получилась. Не буду складывать руки — ещё успеется изменить отношение к другим расам. Сейчас на повестке дня у меня совсем другие вопросы.
Мы проговорили в тот день до вечера, как-то незаметно перейдя на «ты» и отбросив излишний официоз. Гариниэль почувствовал во мне родственную душу, ещё бы, я столько положительных эмоций транслировал в ментальном диапазоне, что как только на лбу пот не появился от таких усилий, слабенький я ещё псионик.
Не знаю, кто ещё был записан ко мне на приём в этот день, но им пришлось подвинуться. Слуги незаметно появившись, сервировали стол, мы с аппетитом вместе поужинали. Что в культуре аграфов говорило о том, что в наших отношениях мы теперь перешагнули множество обязательных ступеней.
Чем более сложно структурировано общество, тем больше там существует ступенек для взаимного общения, у дикарей есть только два понятия — друг и враг. Недоразвитый мозг не способен оперировать более сложными понятиями. Дикарю важно выяснить друг ты ему или враг, других взаимоотношений он не знает.
У сообществ в развитии стоящих повыше уже добавляются новые ступеньки — случайный знакомый, знакомый, хороший знакомый, приятель, товарищ, друг. Так уже переход от ступеньки к следующей ступеньке, занимает определённое время. Знакомишься, общаешься, отношения либо растут, либо сходят на нет.
Сейчас совместно поужинав, мы с Гариниэлем перепрыгивали многие этапы в развитии отношений, занимающие немало времени и обязательного длительного взаимного расшаркивания, пока статус собеседника не сменится на более высокий.
Гариниэль по характеру, наверное, был как врач, в самом лучшем значении этого слова. Он тоже видел давно назревшие гнойники общества, не боялся к ним прикасаться. А также имел мнение, в меру своего понимания конечно. Что надо делать для излечения нашей богатой и сильной снаружи, но смертельно больной изнутри — империи.
