Георгий Мартынов - Каллисто
— Наши гости, — сказал он, — просят вас приехать к ним.
— С огромным удовольствием.
— Вы знаете, где они поселились?
— Конечно.
— Ну, так мы вас ждем, — и с этими словами Синьг выключил экран, вероятно к полному недоумению Бьесьи.
— В чем дело? — спросил он, повернувшись к Широкову. — Кровь бросилась вам в лицо. Отчего?
На такой прямой вопрос можно было ответить только так же прямо. Но не сочтет ли Синьг гостей Каллисто дикарями?
«Но ведь он знает жизнь на Земле, — подумал Широков. — К тому же он врач».
Синяев, как всегда, оказался решительнее своего друга. Он просто и откровенно объяснил Синьгу причину их смущения.
— Хорошо! — сказал каллистянин. — Это понятно, и мы должны были сами догадаться. Больше этого не повторится.
— Что вы хотите делать? — встревожившись, спросил Широков.
Очевидно, Синьг понял его мысль.
— Не волнуйтесь, — сказал он. — Каллистяне поймут как надо. Вы нас еще плохо знаете. Прошу вас выйти из комнаты на две минуты.
Широков и Синяев переглянулись. Одна и та же мысль возникла у обоих: не слишком ли многого они требуют от каллистян? Но ничего другого, как только исполнить просьбу Синьга, у них не оставалось.
— Получилось не совсем хорошо, — сказал Синяев, когда они оба прошли в соседнюю комнату. — Но я доволен, что так вышло. Если бы она явилась к нам в таком виде, было бы неприятно находиться в ее обществе.
Широков промолчал.
С кем говорил Синьг и что именно он сказал, осталось неизвестным, но такого костюма, какой был на Бьесьи, они больше никогда и ни на ком не видели.
Молодые супруги прилетели очень скоро. Широков и Синяев были рады увидеть Гесьяня, которого искренне полюбили за это время. Они сумели скрыть невольное смущение при виде Бьесьи, одетой на этот раз не в прозрачный, хотя и очень легкий, костюм. Что касается молодой каллистянки, то она, казалось, и не поняла, в чем заключался ее «промах».
Олити Гесьяня, так же как раньше Синьга, опустилась на террасу, а не осталась висеть в воздухе, хотя сразу было видно, что она совсем другой конструкции. Синяев сейчас же спросил о причине.
— О, это просто из экономии, — ответила Бьесьи. — Я выключила поле. Мы собираемся провести с вами долгое время, если вы не возражаете. Как ни мало тратится энергии, но все же тратится. И потом может быть ветер… я не помню точно.
Эти слова напомнили обоим людям, что на Каллисто погода действует по расписанию. Бьесьи не помнила, назначен на сегодня ветер или его не будет.
— А чем помешает вам ветер? — спросил Синяев.
— Если оставить олити висеть в воздухе без присмотра, ветер может угнать ее, — смеясь ответила Бьесьи. — Такой случай со мной был однажды.
— Был, как же! — подхватил Гесьянь. — И мне пришлось долго искать нашу олити. Мы с Бьесьи были в лесу. Выходим на опушку — нет! Исчезла. Что такое! Спрашиваю: «Не забыли выключить поле?» — «Кажется, нет». Как вам это нравится? Олити нашлась на расстоянии трех километров. Спасибо, пролетал кто-то. Снизился и спрашивает: «Это не ваша олити летает без управления вон там?» Дело в том, что с включенным полем олити весит ровно столько, чтобы не подниматься под давлением воздуха. Практически она ничего не весит. Ветер погнал ее, как пушинку.
Синьг смеялся. Широков и Синяев слушали серьезно. Этот шутливый рассказ многое говорил им о повседневной, будничной жизни каллистян. Как не похожа была эта жизнь на земную!
— Позавтракайте с нами, — предложил Широков.
— С удовольствием, — одновременно ответил Гесьянь и Бьесьи.
— Нельзя ли как-нибудь сделать, чтобы нам доставили наши вещи? — попросил Синяев. — Я хочу переодеться.
— Это очень легко, — сказал Синьг.
Он подошел к экрану. Вскоре появилась комната, не имевшая ничего общего с теми, которые они видели до сих нор. На ее стенах было много экранов, гораздо меньших размеров, чем их экран. Посредине стоял стол с наклонной верхней доской, а перед ним кресло. Больше ничего в комнате не было. В кресле сидел молодой каллистянин.
— Я еще не давал сигнала вызова, — сказал Синьг — Он нас не видит.
— Кто он такой?
— Дежурный по сектору. Вы видите перед собой оперативный пост. Отсюда осуществляется координация всех работ, ведущихся в данном секторе. Таких секторов в Атилли восемь. Есть еще центральный городской пост, объединяющий работу секторных. Там несколько дежурных. Центральные посты городов согласовывают свою деятельность с постами урьить. Это приблизительно то же, что ваши «области». А посты урьить, в свою очередь, постоянно связаны с постом «Каллисто», который является центральным для всей планете.
Так у нас достигается необходимый порядок в работе.
— Эта система устарела, — вмешался Гесьянь. — Необходима ее замена на какую-то другую. Пост «Каллисто» когда-то находился в прямом подчинении совету планеты, и такая система имела смысл. Теперь совета фактически не существует. Но, как видите, старая система существует. Консервативность мышления, — прибавил он, пожав плечами.
Широков улыбнулся. Все на свете относительно, и Гесьянь, конечно, прав. Но странно было слышать слово «консерватизм» в применении к каллистянам. Все, что Широков и Синяев знали о них, не позволяло допустить наличие косности и приверженности к старому, отжившему.
— Кто же мешает ввести новую систему? — спросил Синяев.
— Привычка, — ответил Гесьянь. — Многие считают, что и старая система вполне отвечает своему назначению.
— Вы сказали, что совета планеты больше не существует. Кто же должен сказать решающее слово?
— Кто угодно, хотя бы я. Но ведь не скажешь, если знаешь, что не все согласны.
— А как это узнать?
— Каждый десятый день проводится обсуждение. Каждый может предложить свое, новое. Если возражений нет, предложение проводится в жизнь.
— Кем?
— То есть как это «кем»? Теми, которых это касается.
— Неясно, — сказал Синяев. — Предположим, я внесу предложение выстроить башню. Мне кажется, что она украсит город. Предположим, никто возражать не будет. А что дальше? Кто составит технический проект, кто даст материал и рабочую силу? К кому обращаться?
Трое каллистян переглянулись. Казалось, они не знали, что ответить на неожиданный для них вопрос Синяева. Широков с интересом ждал ответа.
— Теперь я могу повторить за вами, — сказал Гесьянь, — неясно! Предложение внесено, возражений нет. Значит, оно понравилось. Теперь не вы один хотите построить эту башню. Одинаково с вами думают многие. На Каллисто много архитекторов, машин, строительных материалов. В чем же дело? Башня будет строиться.
— Кем? — настойчиво спросил Синяев.
Широков видел, что Гесьянь просто не понимает его друга.
— Георгий спрашивает, — сказал он, — кто внесет работу в текущий план. Кто объявит о начале работ? Определит место постройки и, наконец, кто именно будет составлять проект? Ведь может случиться, что работать над проектом башни начнут сразу несколько человек.
— Это постоянно случается. Редко бывает один проект.
— Кто решит, который лучше всех?
— Сами архитекторы. Они покажут друг другу свои работы и выберут.
— И не будет споров?
— Почему? Всегда бывают. Но то, что лучше, говорит само за себя. Если я сделал лучше, чем вы, то не можете же вы этого не признать.
Синяев посмотрел на Широкова.
— Бесполезный разговор, — сказал он по-русски.
— Когда проект готов, — продолжал Гесьянь, — его внесут в план работ сектора, если работа мелкая, урьить, если она крупнее, или поста «Каллисто», если она имеет общепланетный характер. Остальное идет обычным путем.
— Кто может работать дежурным на посту? — спросил Широков, меняя тему. — Это, вероятно, очень сложный труд?
— Не такой уж сложный. К нему надо просто привыкнуть. Дежурным может быть каждый, у кого имеется склонность к такого рода работе. Например, я не согласился бы работать дежурным, это не в моем характере. Но многие любят и даже увлекаются. Случается, что дежурный отказывается уступить свое место другому, когда кончается его срок. Желающий занять его место, а таких всегда больше, чем нужно, вынужден иногда обратиться к дежурному центрального поста за помощью. — Гесьянь засмеялся. — Впрочем, такие случаи не только у дежурных, а всюду.
— Какой срок работы?
— Обычный. Четыре часа. Этого мало, чтобы удовлетворить человека, когда он хочет работать. Но здесь уже ничего не поделаешь. В вопросах продолжительности рабочего дня решающее слово принадлежит медицине. А мы, медики, считаем, что четыре часа вполне достаточно. Потребность труда удовлетворена, а организм не испытывает вредной усталости. Очень часто вносятся предложения об увеличении рабочего дня, но мы не сдаемся.
