Денис Ватутин - Легенда вулкана
Ирина тяжело вздохнула, а Дронова ободряюще стиснула ее локоть.
Мы с рыжим пошли, раскачиваясь на колеблющемся полу вагона, к хозблоку, рядом с купе убиенного Дарби.
Рыжий достал пистолет на изготовку и сказал через дверь:
— Слышь! Идет к тебе твой Странный! Ты это… без ерунды давай, а то шлепну, понял?
— Да понял я, понял… — послышался глухой голос Кадыка за дверью.
Рыжий вынул ключ и, повернув его в замке, отодвинул дверь.
В узком, забитом разным хламом отсеке на перевернутом ведре восседал Кадык, который, завидев нас, нервно сплюнул на пыльный стальной пол.
— Я только с ним разговаривать хочу, — гордо заявил он, словно хвастался какими-то глубокими моральными принципами.
Рыжий какое-то время буравил его взглядом, потом хлюпнул носом и, повернувшись ко мне, сказал:
— Я это, за дверью буду…
— Тока жало к дырке не щеми! — с пафосом произнес Кадык.
— Ты хлебало-то, это, прикрой, — вновь шмыгнул носом рыжий и вышел за дверь, с треском ее захлопнув.
Некоторое время Кадык смотрел на меня с некой горечью, будто я чем-то его обидел.
— Гляжу, в начальниках ты ходишь? — сощурясь, спросил он, наклонив голову набок.
— Да ладно, — ухмыльнулся я, скрестив руки на груди. — На Хмурого шестерю. А вообще у Охотников нет начальства, кроме главы клана: у нас, ты знаешь, все по понятиям живут…
— Ну да… ну да… — закивал он часто. — Ты мужик-то нормальный, как я погляжу… Ты скажи мне… что тут творится за хрень? Я с «Востока» потек, а тут — раз, и налип, прям сразу… Ты… Я про тебя слышал… Ты вроде как… это…
Он замялся, напомнив мне рыжего.
— Подгоняю запары? — помог ему я.
Он вскинул на меня дикий взгляд, сверкающий в забористой с проседью щетине.
— Скажи мне, как мужик: из-за тебя эта запара?
Он судорожно сглотнул, и я понял, почему его прозвали Кадыком.
— Не совсем, — ответил я, — но меня тоже задело. И интереса моего тут нет…
— Я просто хочу понять, что говорить, а что — лишком…
— Говори все, — посоветовал я.
Тот горько ухмыльнулся:
— Все скажешь — под грунт ляжешь… — Он опять сплюнул.
— Слушай, Кадык, уважаемый, — я не выдержал, — я к тебе хорошо, ты ко мне хорошо — чего ты очкуешь? Сдавать я тебя не сдавал и не сдам: знаю, что не фраер ты. Ты меня звал говорить? Говори… У меня без тебя проблем хватает…
Он недоверчиво поглядел мне в глаза.
— Ладно… — вздохнул он, глядя куда-то в пол. — Поможешь мне?
— Чем смогу, — кивнул я.
— Сможешь! — убежденно сказал тот. — Я тебе расскажу кой-чего, а ты уж постарайся, чтобы Кадыка не обмакнули…
— По-ста-ра-юсь, — по слогам сказал я, чувствуя, что желваки на лице напрягаются.
Кадык опять выдержал театральную паузу.
— В общем, так, — вздохнул он, — меня могут грохнуть… От тебя зависит…
— Слушай, хорош уже. — Я махнул рукой.
— Вошел я в поезд, — решительно начал Кадык, — схоронился в трансформаторе… Поспал, съел, что припас… А бабка? Что с нее взять? Мало ей было моих девайсов… В общем, я-то ходок тот еще. Жрать приспичило, я думал, она меня накормит, а она, жаба, ни в какую! Дескать, щас охрану позову, мы не договаривались, я тебя провела — вон иди у землюка проси… Ну я что? Я на крышу — жрать-то охота, а где вы, я не знаю… вот… пополз я к пищеблоку… ползу по крыше буфета…
— То есть на последнюю крышу ты не лазил?
— А на фиг? — удивился Кадык. — Чем меньше народу тебя видит…
— Дальше, — попросил я.
— Ну… ядрены пассатижи… Решил в задний тамбур лезть — хоть там и охрана рядом, да в переднем люди чаще курят, да и не возвращаться же? Цапанулся и поглядел…
— Как цапанулся? — поинтересовался я.
— А так! — Кадык расстегнул свой серый замызганный комбез, и я увидел на его голой груди что-то вроде портупеи.
Он снял с липучки закрепленный на ней моток какой-то ленты.
— Нанки! — сказал он.
— Что? — переспросил я.
— Ну подтяжки с нанониткой, — снисходительно пояснил он. — За вытяжку на вагоне цепляешь — глядишь в тамбур, а потом через эту вытяжку и достаешь: удобно…
Тут у меня в голове сверкнула бледная тень мысли.
— Ага, понял, — кивнул я.
— Ну так вот, — продолжил Кадык, — цепляю я нанки, ветер в морду, свешиваюсь к окошку… а там…
— Что? — спросил я, стиснув зубы, пытаясь не выказать волнения.
— Что… — повторил Кадык, — мужик мужика душит… да еще так жутко… двумя пальцами… тот дергается и на меня… прям мне в глаза… выпучил, блин, вот лопнут… — представь, как я очканул?!!
Он сам тяжело дышал, вспоминая кошмарные впечатления.
— В общем, кто душил, я не видел, — продолжил он глухо, — но вот того разглядел… лучше бы не смотрел я… Усы торчком… рожа… что твоя сигарета — красная, жуткая… Концы отдавал… Ну я от мокрухи стараюсь подальше лежать… Напугался от неожиданности я, понимаешь? Рванул нанки кверху… да за поребрик сапогом зацепился… грохнул немного. Вот, думаю, слышал он, мокрушник, значит, что кто-то по крыше шарится… А дальше сплоховал — полез к последнему вагону, где турель, думал, там схоронюсь на время… а тут… зарница сверкнула — вижу: сидит кто-то… в темноте не разобрл… На шухере, наверно, в другом вагоне кто-то был… тут уж я совсем переконил, чуть не побежал назад, к локомотиву… Вот… Есть перехотелось… А пока бежал, дверь в последнем тамбуре буфетного вагона лязгнула — видать, жмура выкинули… А мож, еще чего… Так я топал, что в трансформаторе меня и замели обратно… Вот…
— А кто душил, ты не видел? — спросил я, стараясь быть спокойным.
— Не… — покачал тот головой, — мужик какой-то или баба, но крупная… приземистая…
— А ножа в зубах у тебя не было? — вдруг спросил я.
— Какого ножа?! — Кадык вытаращил глаза. — Я с притыкой не дружу! Понял? Я — вор…
— Ладно, — успокоил я его, — понятно… А с чего ты решил, что тебя грохнут-то, если ты убийцу не видел?
— Так эти… — Кадык досадливо крякнул. — Машинисты, итить их в душу, через весь состав меня с браслетами провели — уж то-то мокрушник заметил, небось смекнул, что я по крыше лазил-то. Ну… А откуда он знает, что я его аватарку не срисовал?
— Да… — протянул я… — Волосы длинные были у убийцы? Почему про бабу подумал?
— Я ж секунды смотрел… силуэт покатый… такой… Ну не знаю — на улице ночь, а в тамбуре тусклый свет, я тени только видал, просто этот… ну… кого решали… К стеклу лицом привалился… тому через плечо…
— А тот, кого душили, как выглядел? — спросил я.
— Ну… — кивнул Кадык, — ворот комбеза серый, с нашивками, типа машинистский, в усах еще… щекастый такой…
— А время можешь сказать? — спросил я.
— Ну… — протянул Кадык… — я только потом глянул — четыре было примерно…
— На последний вагон точно не лазил?
— Зачем! — Он выпучил глаза. — Я от таких джипегов здорово очканул — и назад, в трансформатор… Дык я что толкую-то… — Он как-то сник, опустив плечи. — Замочить меня могут, боюсь…
Я вспомнил Дронову, которая тоже опасалась за свою жизнь.
— Не переживай, Кадык, — сказал я, усмехнувшись. — Там, в турели, сидела наша туристка, которая сама тебя до смерти перепугалась, а убийца тебя не видел, разве что догадался, да и то — вряд ли…
В дверь деликатно постучали.
— Да! — громко сказал я.
Дверь отъехала вбок, и на пороге появился Хмурый, рыжий и доктор, который осматривал труп.
Рядом топтался неопределенного возраста мужчина с розовыми веками и лихорадочным блеском желтых глаз. Волосы на голове его напоминали картину неизвестного художника «Взрыв на макаронной фабрике».
— Ну что? — с порога гаркнул Хмурый. — Признался наш сирота? Он тут шухер устроил?
— Все нормально, — сказал я, — пока помогает человек.
— Да! — крикнул Кадык. — Ворье не мочит!
— Тихо ты! — хлюпнул носом рыжий.
— Пошептаться бы, Странный, — сказал Хмурый на полтона ниже.
— Пошли…
— Значится, так, — сказал Хмурый, когда мы уселись в купе покойных (именно «покойных», так как я уже отчетливо понимал, что бригадир поезда Джеймс убит, и даже свидетель этого есть), — Серый, — он кивнул на доктора, — со жмурами мало дела имел, но мужик он башковитый оказался…
Серый благодарно кивнул:
— Я просто подумал, узнав про газовую гранату…
Хмурый остановил его жестом.
— Так вот, — продолжил Хмурый, — он, то есть Серый, время убийства определил примерно — от двух с небольшим до трех…
— От двух до трех утра, — вставил Серый.
— Я и говорю… — вновь нахмурился Хмурый. — Но мужик-то он башковитый, это я говорил: нашел он химика с шахты.
Тут невзрачный человек с выброшенными к небу космами серо-желтых волос кивнул и часто замигал красноватыми веками — губы его слегка невралгически задергались…
