Последний контакт 3 (СИ) - Ильичев Евгений
Постепенно разрозненные данные начали составляться в голове ученого в единую картину. Сейчас он уже понимал, что был под чьим-то ментальным контролем, и даже догадывался, под чьим именно. Его взгляд остановился на Соболеве, так и лежавшем без чувств на полу. Возле него суетились медики, то и дело бросая на Реджи недобрые взгляды.
«Очень надеюсь, что это я его так приложил», — ехидно подумал Синак и тут же сделал пару шагов назад, испугавшись собственных мыслей. Почему-то в эту секунду он испытал давно забытый страх детства. Он боялся, что Соболев сейчас очнется, поймет, кто виноват в его конфузном поражении, и непременно побьет своего обидчика. Реджи всегда боялся ответственности за насилие, даже если силу он применял в отношении тех, кто обижал его. Но то были детские страхи, условные рефлексы, вбитые родителями с пеленок. Нельзя бить людей! Нельзя причинять живым существам вред! Нельзя отвечать злом на зло, болью на боль, силой на силу! Повзрослев же, Синак сделал несколько собственных выводов относительно текущего мироустройства, но так и не научился давать сдачи своим обидчикам. Впрочем, состояние громилы и озабоченность медиков явно намекали, что в данный момент Реджи нечего было опасаться.
Ошеломленный Синак перевел испуганный взгляд на Васильева — именно с ним он общался по рации, когда думал, что терпит бедствие. Каперанг же, уловив ход мыслей ученого, скромно пожал плечами, как бы говоря: «На меня не смотри, я действовал, как мог, во благо миссии». А затем отвел глаза и занялся своими делами.
Реджи вновь перевел взгляд на Касаткина, которого до этой секунды считал покойником, и уставился теперь на него. Адмирал все понял — спросить с этого дохлика уже ничего не выйдет. Собрав в кулак всю свою волю, он обратился к ученому:
— Значит так, доктор, если вам сейчас нечего мне доложить, — Касаткин говорил сквозь зубы, даже не пытаясь скрыть своей неприязни к Синаку, — потрудитесь не мешаться под ногами.
Синак растеряно пожал плечами. Адмирал был прав, сейчас он действительно ничем помочь экипажу не мог, поскольку сам ничего не помнил. Он даже не имел понятия, как оказался на мостике и что тут, собственно, происходило в последние несколько минут (а может, и часов).
Касаткин скрипнул зубами и отвернулся от Реджи. Какие бы между мужчинами ни сложились отношения, он сейчас не отказался бы от информации, способной пролить хоть каплю света на происходящее. Однако по всему было видно, что Синак в этом вопросе вообще не помощник, скорее, даже обуза.
«Будет лучше, — подумал адмирал, — если этот недотыка забьется в какой-нибудь угол и до конца полета не будет оттуда вылезать».
Для Синака же картина окружающей действительности была сейчас предельно очевидна — сам того не желая, он оказался проводником чужой воли в этом мире. За последние несколько лет разве что ленивый не пытался им воспользоваться. Одни использовали Реджи в шпионаже, а после продавали, не моргнув и глазом, словно вещь, утратившую свой лоск и функциональность. Другие связывались с ним по дальней связи с корабля, считавшегося утраченным, и настоятельно рекомендовали выполнить именно их распоряжения. Причем просьба их больше походила на ультиматум. Там, на Земле, в капсуле номер три Синак не общался с пропавшим «Осирисом» — он лишь получил от него руководство к действию. Он даже не был уверен в том, что правильно все понял, поскольку связь была односторонней, и переспрашивать было попросту не у кого. Характер же сообщения был не чем иным, как четкой инструкцией к действию. Вышедший на связь человек представился капитаном третьего ранга Павленко с «Прорыва». Он рассказал о том, что им — ему, научному сотруднику Касаткиной, некоему репликанту по имени Роман и нескольким офицерам-бунтовщикам (тут Реджи не понял, что за бунтовщики такие и против кого был бунт?) — удалось изучить и обуздать технологию ваэрров, некий амальгит. При помощи этой технологии они смогли восстановить «Осирис-3». На это ушло больше пятидесяти лет их жизни. В тот момент у Реджи вообще все координаты сбились. Что значит пятьдесят лет, если «Прорыв» покинул Землю лишь шесть лет назад?
В общем, вопросов было гораздо больше, чем ответов. И задавать эти вопросы, по сути, было некому. Ученому оставалось лишь слушать и запоминать информацию. Информацию, проверить которую было решительно невозможно.
Помимо краткого пересказа истории, в сообщении с «Осириса-3» было и четкое руководство к действию. По какой-то причине говоривший с ним капитан знал, что сообщение будет принимать именно Синак. Кстати, это уже ни в какие ворота не лезло. По факту сообщение мог принять кто угодно, включая самого Касаткина. И даже этот вариант, по мнению Синака, был бы для экипажа «Осириса-3» более приемлемым. Однако вышло так, что на связь с дальним космосом вышел именно Реджи. И, что самое главное, Павленко намекнул, что это обстоятельство было не столько случайностью, сколько их первой победой в освоении измерения пространства-времени. Синаку было трудно в это поверить, но, судя по всему, речь шла чуть ли не о путешествии во времени и возможности выбора той вероятности, которая будет для исследователя наиболее предпочтительна. Вдаваться в подробности Павленко не стал, объяснив это явление тем, что у них в руках теперь есть особая технология гравитационно-временного сдвига.
Со стороны ученого поверить в подобное на слово было бы слишком опрометчивым шагом. Более вероятным Синаку тогда казался вариант с захватом «Осириса-3» ваэррами и передачей ими дезинформации на Землю. Проще говоря, Синак тогда решил, что ему попросту «ссут в уши». Однако Павленко удалось убедить скептически настроенного доктора наук в обратном. Он переслал ему формулы расчетов всех своих научных изысканий, и даже беглого взгляда на полученную информацию хватило, чтобы усомниться в своих первоначальных выводах. Все, что рассказал ему Павленко, могло оказаться правдой. Более того, это должно было быть правдой, а иначе землянам было просто не совладать с расой, обладающей такими технологиями. Даже при том, что люди, предположительно, смогли постичь некоторые из достижений ваэрров, противостояние между двумя расами грозило быть крайне ожесточенным. А если учесть, что для обеих рас этот конфликт принимал некий экзистенциальный характер (одни спасали свою расу от вымирания, другие — от порабощения), то этот контакт мог стать и для людей, и для самих ваэрров последним.
Обо всем этом Реджи думал, сидя в капсуле номер три и уже ознакомившись с прорывными внеземными технологиями. Однако на том его общение с «Осирисом-3» не закончилось. Как раз из вышесказанного капитаном Павленко следовало, что именно Синак должен будет подтолкнуть адмирала Касаткина к единственно верному шагу в самый ответственный момент противостояния. А для решения этой задачи он должен был навязаться к нему в экипаж. И что-то подсказывало Реджи, что этот «правильный» путь Касаткину не понравится — именно поэтому на связь вышли не с адмиралом, а именно с Синаком. Они боялись (и, видимо, небезосновательно), что Касаткин не сможет сделать то, что должно. С другой стороны, они почему-то были уверены в том, что, зная всю правду, на это согласится Реджи.
Одному богу известно, через что пришлось пройти Синаку, чтобы принять решение лететь с Касаткиным. После сеанса связи с «Осирисом-3» он в спешном порядке связался с Дарьей Мирской и передал ей послание, которое она должна была получить еще два года назад. «Ключ не в нас, сестренка. Ключ в твоей борьбе», — гласило оно. Синак так и не понял, в чем суть этой фразы и почему было так важно донести ее до сознания Мирской. Судя по содержанию, обращалась к девушке ее сестра, Валерия Мирская — медик с «Марка-10». Это было ее последним осознанным посланием на Землю, сообщил Павленко и на этом завершил сеанс связи, оставив Реджи Синака перед самоубийственным выбором.
Знать, чем все закончится, и тем не менее пойти на все это — для этого нужно быть либо отчаянным идиотом, либо храбрейшим человеком на планете.
