Пьер Бордаж - Воители безмолвия. Мать-Земля
Филп почувствовал сожаление и злобу в голосе помощника. Слух о присутствии женщины в монастыре разнесся со скоростью взрыва световой бомбы. Этот слух подогревал воображение учеников, воинов и рыцарей, чьи сны были наполнены фантазиями, ведь все они были здоровыми мужчинами, в которых бродили неиспользованные соки. Филп понял, что нет никакого смысла возбуждать помощника. И спокойным добродушным голосом спросил:
— Могу ли я видеть рыцаря Нобера Оана?
Рыжий уже освободился от большей части своего яда.
— Идите туда. Он готовит новое питье… для девушки, конечно!
Помощник с недовольством отошел в сторону, освободив проход воину, который через низкий сводчатый коридор проник в слабо освещенную комнату, где огромные реторты, стоящие на огне, источали резкие запахи трав и минералов. Сидя у центрального стола, Нобер Оан изучал древнюю книгу-фильм. Рядом с этим донафлинским гримуаром, по голографическим страницам которого скользил палец врачевателя, лежало несколько засушенных растений. Мерцающие отсветы от страниц подчеркивали суровые черты лица Оана, словно вырубленные топором. Он походил на чудовищную химеру из ксеренских храмов Четвертого Кольца Сбарао: казалось, что он вот-вот извергнет изо рта поток черной воды, его раздутые ноздри выплеснут огненные струи, а из торчащих ушей повалит сернистый дым. Серые волосы, закрывавшие почти весь лоб, и черная сутана врачевателя дополняли его неприятный облик.
Несколько помощников в просторных белых блузах добавляли щепотки размолотых минералов и сухих трав в кипящие реторты, стоящие на металлических полках. Никто не обратил на него внимания. Филп откашлялся и позвал Нобера.
Разъяренный врачеватель метнул на него уничтожающий взгляд и проворчал:
— Опять вы! Вы же видите, я занят!
Отсутствующий вид и угрюмый тон Оана были профилактическими мерами удивительной эффективности: человек, который был им однажды поставлен на ноги, старался больше не попадать ему в руки. Встревоженные помощники разом повернули головы в сторону гостя.
— Я зашел узнать, как чувствует себя Афикит Алексу, — сказал Филп. — Мудрецы директории дали мне разрешение… Обещаю, что потом перестану злоупотреблять вашей благосклонностью: утром я начинаю трехдневную медитацию перед посвящением в рыцари…
Уродливое лицо врачевателя вдруг расплылось в широкую улыбку.
— Итак, вы становитесь рыцарем! Прекрасно, прекрасно! Я счастлив за вас и за вашего крестного отца, моего старого приятеля Шуда Аль Баха.
Удивление на лицах помощников свидетельствовало, что доброжелательные слова и комплименты редко слетали с уст Нобера Оана.
— Ваша протеже доставляет мне немало забот… Она является дополнительной нагрузкой, без которой я бы с удовольствием обошелся. — Тон его был добродушным, почти веселым. Помощники не верили своим ушам. — Вирус, который ей ввели, обладает высоким сопротивлением, и я бы сказал, извращенным действием. Стоит мне найти новое лекарство, он тут же меняется! Мне удалось стабилизировать продолжительные периоды спокойствия и прозрения, но я не могу справиться с сильнейшими кризисами, которые ослабляют иммунную систему… Проблема в том, что этот вирус был неизвестен нашим предшественникам и учителям…
— Но вы полагаете, что шанс излечить ее есть?.. Хочу сказать, истинный шанс?
Филп понял, что его вопрос больше походил на мольбу и выдавал его волнение, а потому сразу покраснел до корней волос.
— Если Бог пожелает… — уклончиво ответил Оан, от которого не ускользнуло смущение воина. — Одна из пословиц моей родины говорит, что нет проблем, а есть только решения… И к этому я хочу добавить: пока есть шанс натолкнуться на решение! Во всяком случае, во время бесед с мудрецами директории и почтенным Плейсом Хартигом она выглядела здравомыслящей, последовательной… Сейчас я могу только замедлить воздействие вируса, но мне не удается окончательно нейтрализовать его. Пойдемте, сейчас как раз время моего утреннего визита.
Помощники были так поражены, что забыли возобновить работу. Нобер встал и в сопровождении Филпа Асмусса тяжелым шагом двинулся к каменной лестнице, которая вела в подвал лечебного блока. Перед тем как ступить на первую ступеньку, врачеватель с гневным взглядом повернулся к ученикам и рявкнул так, что задрожали реторты:
— За работу, моллюски! Я не разрешал вам бросать дело!
Келью, в которую поместили Афикит, заливал розовый свет, проходивший через три шестиугольных витража в потолке. Перегородки были затянуты древними водотканями с изношенной основой, но они создавали в комнате определенный уют по сравнению с аскетическим убранством остальных помещений монастыря.
Она спала — белое лицо в обрамлении рассыпавшихся по подушке золотистых волос. Подвесная кровать — верх комфорта для Филпа, привыкшего к лежанке в своей келье и давно забывшего о роскоши апартаментов во дворце в Рахабезане, — плавала в метре над полом. Тело девушки было укрыто зеленым одеялом. Болезнь делала ее красоту призрачной, почти нереальной. Афикит выглядела такой хрупкой и беззащитной, что казалось, малейшее дыхание воздуха может навсегда загасить ее жизнь.
— Я установил кровать на такой высоте, метр два сантиметра, поскольку считаю, что она наилучшим образом соответствует звездам, времени года и приливам, — прошептал Оан, чье лицо казалось грубым и почти животным рядом с лицом Афикит.
Каждый раз, когда Филп входил в эту келью, врачеватель обращал внимание Филпа на высоту кровати. И каждый раз она менялась на несколько сантиметров в зависимости от приливов, времени года и расположения звезд.
— Она будет спать долго? — спросил Филп, которого не располагала к терпению перспектива провести трое суток, не видя молодую женщину.
— Не знаю, — признался Нобер Оан. — Циклы ее сна и бодрствования полностью нарушились. Этот вирус — поганая штука! Счастье, что он не передается воздушным путем… Представьте себе эпидемию этой гадости!
Афикит медленно подняла веки. Ее глаза вначале остановились на врачевателе, потом на Филпе. Она слабо улыбнулась.
— Воин Асмусса пришел навестить вас, — прошептал Оан. Пульс Филпа ускорился. Он подошел к кровати и склонился над молодой женщиной:
— Я не смогу вас навещать в течение трех дней… Утром я начинаю дорыцарскую медитацию. Поэтому не беспокойтесь по поводу моего отсутствия… Я не хотел бы… Не думайте, что я утерял интерес к вашему здоровью… Вы меня понимаете?
Афикит опустила и подняла веки в знак согласия. Она явно предпринимала невероятные усилия, чтобы сохранить ясность мышления. Она открыла рот, чтобы заговорить, но из-за слабости не смогла произнести ни звука. Дыхание ее стало прерывистым, свистящим, а на лбу появились капельки пота.
— Вскоре начнется новый приступ, — сказал Нобер Оан. — Вам надо уходить. Я испробую новое питье, которое может вызвать мощную неконтролируемую реакцию…
В черных глазах Филпа разгоралось жгучее пламя. Врачеватель наблюдал за растерянностью воина с отрешенностью старого мудреца, для которого эмоциональные взрывы, нарушающие спокойствие Кси, были смутными и безопасными воспоминаниями далекого, почти умершего прошлого. Он избрал путь безбрачия и воздержания, чтобы телом и душой отдать себя искусству врачевания. И если вначале, когда был в расцвете сил, его решение вызывало некоторые сожалений и боль в сердце и требовало воли, чтобы не сойти с избранного пути, то теперь, в преддверии старости, в его душе воцарился мир — так свинец чудесным путем превращается в золото в легендах, которые дошли до нас из донафлинских времен. Его счастье было бы полным, не будь он хранителем отягчающих совесть секретов, погребенных под фундаментом монастыря. Он никогда никому не сообщил о том, что случайно открыл в мрачных подземельях и склепах, устроенных в фундаментах зданий. Он постарался забыть об ужасных видениях, но они постоянно мучили его. Лоншу Па, его сверстник, человек замечательный, был изгнан, ибо слишком близко подобрался к истине.
Он, Нобер Оан, к истине не приблизился, он столкнулся с ней лицом к лицу, и она так устрашила его, что он предпочел замкнуться в молчании. С этого момента он стал прятаться за броней своего дурного характера, и шипы, которыми топорщился, были самым верным средством сохранить нетронутым свое святилище. Но знал, что не сможет полностью погрузиться в озеро Кси, пока не взломает стены собственной тюрьмы…
— Мне пора уходить, — прошептал Филп. — От всего сердца надеюсь вскоре увидеть вас… Эти трое суток покажутся мне слишком долгими…
Он бросил на Афикит последний горящий взгляд, подавив желание подольше остаться рядом с девушкой, и покинул комнату.
— Я сейчас вернусь, — сказал Оан, вышел и закрыл за собой дверь.
В затуманенном мозгу Афикит возникли неясные мысли. Ежедневные посещения воина трогали ее, и она не пыталась противиться своим чувствам. Мужественные и благородные черты Филпа, темные кудрявые волосы, широкие плечи, могучие руки и низкий голос рождали в ней необоримое желание раскрыться навстречу любви, как волшебный цветок, ибо того требовала ее женская натура. Ей хотелось сгорать в огне его черных глаз, которые ласкали и обжигали. Она впервые ощутила подобное влечение к мужчине, заполонившее ее душу властно и безраздельно, безжалостно вытесняя образ другого мужчины — ее отца.
