Скотт Вестерфельд - Корабль для уничтожения миров
– К вашим услугам, сенатор.
– Вас много? Вас хватит для того, чтобы сразиться с теми, кто безоговорочно пойдет за Императором?
– Пока нет. Но все изменится. Люди узнают правду и пойдут за нами.
Масруи посмотрел вслед своим уходящим товарищам. Он понимал, что ему тоже нужно спешить, начинать революцию, совершать праведную измену, разворачивать гражданскую войну. И все же он еще раз повернулся к Наре.
– Имя Лаурента Зая поможет им сделать выбор, – сказал он.
– И смерть, – добавила Нара.
– Смерть, сенатор?
– Смерть снова стала реальной, командор. Напомните всем об этом.
Командор Масруи на миг задумался и покачал головой.
– Она всегда была реальной, сенатор, – для нас, солдат. Для погибших в космосе редко оставался шанс приживить симбиант. Но я бы сказал, что теперь смерть неизбежна, как всегда была до того, как Император заморочил нам головы своей ложью. – Тогда расскажите всем, – сказала Нара Оксам, – о том, что мы снова свободны.
РЫБАК/ПИЛОТПрошло очень много времени, и наконец солнце и луна перестали вращаться в небе. Приливы утихли.
Рыбак осмотрел себя. Он почему-то все еще находился здесь, хотя его сожрали тысячу тысяч раз. Рыбины теперь вели себя мирно. Половина из них плавала в лимане, другая половина ушла в залив.
Но нет… еще они плавали… в небе.
Небо заполнили яркие звезды. Казалось, он переместился на тысячу световых лет ближе к центру Галактики. Но на самом деле это были никакие не звезды, а все те же маленькие светящиеся рыбки, разбросанные по небу и выглядящие Галактикой, млечной рекой света. Мысли рыбака стали яснее, и он догадался, что усмирило злобных обитателей глубин. Они достигли своей цели, они только этого и желали – царствовать на ночных небесах.
Они забрались слишком высоко – острогой не достать.
Он бросил острогу на песок и стал смотреть в просторное небо…
Мастер-пилот Иоким Маркс с трудом разлепил веки и увидел перед собой женщину, лицо которой избороздили шрамы.
Ее лицо было бесстрастным. Казалось, у нее повреждены какие-то нервы, и потому черты так невыразительны. Волосы у нее на макушке обгорели. Но при этом взгляд у женщины был ярким и умным.
А глаза… Фиолетовые и светящиеся так, как цветное стекло, когда на него падает солнечный луч.
Неужели он попал в плен к риксам?!
Маркс дернулся и попытался сесть. Женщина со шрамами на лице отпрянула и по-птичьи выгнула голову. По этому движению Маркс сразу понял, что она – не человек.
– Кто ты? – выговорил Маркс и вдруг разглядел Хоббс, стоявшую позади странной женщины.
– Иоким? – произнесла старший помощник.
Она произнесла его имя так осторожно, словно опасалась, что он его забыл. Он решил порадовать ее.
– Как поживаете, Кэтри Хоббс?
Она улыбнулась.
– Вольно.
– Давно я?..
– Три месяца.
– Господи милосердный…
Марксу этот срок показался вечностью, но он все равно воспринимал реальный мир с трудом. Оглядевшись по сторонам, он понял, что находится в отдельной палате лазарета на борту «Рыси». Рикс с фиолетовыми глазами отошла и встала рядом с невысокой женщиной с землистым лицом. Одна из почтенных мертвых? Странно как-то все это выглядело.
– Что здесь делает рикс, Хоббс? Нас что, захватили?
– Нет, мастер-пилот. Она… гость. Или, вернее, союзница. – Хоббс говорила об этом так, словно сама была обескуражена не меньше Маркса. – Она помогала лечить тебя. – Вот эти слова старший помощник выговорила уверенно.
Маркс посмотрел на фиолетовоглазую женщину и моргнул.
– Ну тогда… спасибо, что ли.
Взгляд женщины остался пристальным и бездушным, словно он, Маркс, был для нее кем-то вроде жука или бабочки, наколотой на булавку и помещенной в коробочку для сбора образцов.
– Как ты себя чувствуешь, Маркс? – спросила Хоббс.
Он сел на кровати. Его мышцы явно подвергали искусственным упражнениям или массажу – слабости в них не ощущалось. Пальцы, всегда немного побаливавшие (профессиональная хворь дистанционных пилотов), словно бы ожили и помолодели после вынужденного перерыва в работе. А голова…
Голову ему словно бы другую приставили.
– Что случилось, Хоббс?
– Все.
Вот она, Хоббс, во всей своей красе. Точна и лапидарна, но ведь этого порой бывает мало.
«Наверное, я отвалялся несколько недель, вот у меня башка и освежилась», – подумал Маркс.
Он снова заметил, что старший помощник – ослепительно красивая женщина, а ведь за последние два года он к ней так привык, что перестал замечать ее красоту. Как будто он этот месяц провел в отпуске, а не в… коме?
– Ты попал, что называется, под раздачу, Иоким, – сказала ему Хоббс. – Александр – в смысле, гигантский разум с Легиса – совершал собственный перенос с планеты к объекту. И ты оказался на его пути.
Ага, объект. От этого словечка Маркса зазнобило. В голове у него завертелись образы: под ним находится какое-то желеобразное существо, оно вытягивает свои псевдоподии, как щупальца со стрекательными клетками, с помощью которых морские создания приканчивают своих жертв. Марксу стало не по себе, и он понял, что возвращается к своим последним воспоминаниям перед тем, как он впал в кому. Его захватили как добычу.
– Датчики твоих субдронов закачивали в твое синестезическое пространство все, что только могли, – продолжала Хоббс. – Ты перегрузился информацией. И может быть, отчасти я тоже виновата, Иоким. Мне пришлось выдернуть тебя из гиперсна посередине цикла, а меньше чем через час после этого ты получил удар от гигантского разума. И твое сознание не выдержало.
Маркс посмотрел на Хоббс. Он взглядом умолял ее говорить помедленнее.
– От кого, говоришь, я получил удар?
– От Александра. От гигантского разума с Легиса. К тебе в мозг попала целая планета.
Маркс кивнул и потер виски. Голова у него начала разбаливаться. Насчет целой планеты – это Хоббс здорово завернула. Красиво сформулировала, нечего сказать. Но тут Маркс оторопело моргнул. Он очень надеялся, что это была всего лишь образная фраза.
– Давай еще разок, Хоббс, – взмолился он. – Почему по нашему кораблю без привязи бегает рикс?
– А… – Хоббс немного растерялась. – Она – боевик, из тех, что напали на Легис.
– Ага, боевик, значит. Ну тогда ей самое место здесь, в лазарете.
Маркс смутно догадывался, что ему следует испугаться, как испугался бы человек, которому на колени бросили ядовитую змею. Но его организм пока упорно отказывался вырабатывать адреналин.
– Все изменилось, Маркс. И не только здесь, у нас, но и во всей Империи. Нам пришлось заключить союз – или, по крайней мере, договориться о сотрудничестве – с объектом. С риксами.
– Империя и риксы заключили союз?
Маркс вдруг почувствовал, что не прочь поспать еще месяца три.
– Нет, только мы, Маркс. «Рысь» – сама по себе.
– Погоди! – не выдержал мастер-пилот. – А кто кораблем командует?
Он сжал кулаки. Неужели опять вспыхнул бунт?
– Капитан Зай, конечно.
У Маркса закружилась голова. Ваданец совершил государственную измену?
– Послушай, Маркс, – обратилась к нему Хоббс. – Положение у Императора на данный момент шаткое. Мертвые созвали кворум. Со всей Империи к Родине летят паломнические корабли. Очень может случиться так, что монарха свергнут.
Кворум мертвых? Нет, такое в состоянии измыслить только десятилетние сосунки. Вероятность этого сборища всегда существовала только теоретически. На протяжении шестнадцати столетий Император правил, не слыша ни единого голоса возражения со стороны миллиардов почтенных мертвых. Мертвые никогда не спорили, никогда не выражали несогласие. Для них самая мысль о свержении монарха должна была казаться невероятной.
– Хоббс, – едва выговорил Маркс и замахал рукой, умоляя ее замолчать. Он в ужасе пытался сформулировать вопросы, благодаря которым можно было бы навести порядок в этом странном новом мире. – Какого черта тут у вас… – Вот и все, что у него получилось.
Кэтри Хоббс только рот раскрыла, намереваясь ответить, и Маркс зажмурился.
Старший помощник покачала головой и рассмеялась.
– Мастер-пилот, я думаю, вам пора передохнуть.
Она наклонилась, положила руки ему на плечи. Она прикоснулась к нему. Вот уж перемены, так перемены.
– Мы потеряли очень многих, Иоким. Я так рада, что ты вернулся, – прошептала Хоббс.
Маркс тупо кивнул и откинулся на подушки. Он вдруг снова жутко устал.
Старший помощник вышла, и в палате погас свет.
Маркс лежал и думал. В мозгу у него вертелось множество вопросов, к ним примешивалась обескураженность и, как ни странно, энергия в чистом виде. Маркс чувствовал себя так, словно выпил полный кофейник крепчайшего кофе после того, как день напролет заседал на каких-то совещаниях. То есть его разум устал, но не затуманился. Глубокие вдохи успокаивали мало. Он стал сжимать и разжимать пальцы и заставил себя думать о том, как это здорово, что он снова сможет пилотировать дистанционный флот.
