Владимир Михайлов - Люди Приземелья
– Когда-нибудь она возникнет, – сердито сказал Холодовский. – Что тогда? Нет, пусть нас охраняют в той степени, в какой мы сами этого хотим. Но не больше.
– А что думают об этом на десятом? – спросил Гур, оборачиваясь к Кедрину.
– Перестань, – сказал Дуглас. – На десятом они тем более не должны вылезать. Как будто ты не знаешь.
– Десятый есть десятый, – проговорил Холодовский. – Но мы не десятый. У нас свои законы.
– Череп, проломленный в двух местах по нашим собственным законам, – усмехнулся Дуглас. – От этого легче врачам? Или хозяину черепа?
Кедрину не хотелось принимать участие в разговоре о проломленных черепах – да и, откровенно говоря, он совершенно не представлял себе, где и почему это могло случиться. Весь этот разговор отдавал какой-то грубой стариной. А в нескольких метрах отсюда сидит Ирэн, и на нее можно хотя бы смотреть. Ну не глупо ли – терять время на разговоры с людьми, которые даже не случайные знакомые?
Кедрин стал смотреть на Ирэн, изредка переводя взгляд на ее соседа, и уверенность, что он правильно угадал имя этого человека, все крепла. Сон, сон… Как же так, Ирэн?
Кедрин смотрел на нее, стараясь заставить ее оглянуться и увидеть его: возможно, она его все-таки не заметила… И, кажется, он достиг успеха: доселе неподвижная, Ирэн вдруг выпрямилась, стала подниматься. Кедрин зажмурился. В следующую секунду он взглянул снова; стул был пуст, Ирэн быстро шла по направлению к оркестру.
Поднимаясь, Кедрин пытался мгновенно решить вопрос: идти за нею, или же подойти к человеку, который сейчас остался один? Последнее, кажется, было целесообразней: поговорив с ним, он узнает и все об Ирэн. И кто ей этот угрюмый мужчина – тоже станет ясным. Вот тогда он подойдет к ней. И скажет…
Кедрин уже шел. Эти несколько шагов оказались трудными, но их надо было преодолеть.
Угрюмое лицо придвигалось все ближе. Человек за столиком смотрел в ночную тьму, смотрел странно внимательно, словно вглядывался – или вслушивался? – во что-то, что находилось далеко, очень далеко, страшно далеко отсюда…
Глава третья
На орбите Трансцербера все спокойно. Впрочем, так ли? Во время очередного сеанса наблюдений на экранах приборов взвиваются крутые пики. Наконец-то! Если это не Трансцербер, то что же? Приверженцы Герна прирастают к экранам и окулярам. Противники тоже не отрываются от приборов. Жужжат вычислительные машины, уточняя положение Трансцербера и его орбиту, которая, видимо, все-таки существует.
Капитан Лобов советуется с инженером Риекстом. Идти ли на сближение с телом, условно именуемым «Трансцербер», или, наоборот, уходить от него, но с таким расчетом, чтобы тело постепенно догоняло корабль? С точки зрения астронавигации предпочтительнее второй способ, астрономы стоят за первый. По мнению инженера Риекста, более выгоден второй способ; инженер не любит перегружать двигатели. Капитану Лобову, в общем, все равно, но он склоняется к первому способу и поэтому выбирает второй. Капитан Лобов не всегда доверяет своему вкусу и всегда – расчету.
Часы вслух отсчитывают секунды, оставшиеся до начала маневра. Инженер слушает отсчет секунд и на всякий случай каждую цифру негромко повторяет.
Ученые утонули в противоперегрузочных устройствах подле своих приборов. Пилоты сидят по местам. Фигуры на столике тоже стоят по местам. Уже ясно вырисовывается атака на белого короля, который остался без рокировки. Пока фигурам ничто не грозит: они плотно укреплены в гнездах.
И вот возникают перегрузки. Пейзаж на экранах начинает поворачиваться, новые созвездия попадают в поле зрения. Суматошно скачут стрелки на приборах. Так проходит минута. И перегрузки исчезают, звезды успокаиваются.
Маневр совершен. Капитан Лобов с удовольствием оглядывает рубку. Хорошо работают автоматы! Скоро человеку и впрямь станет нечего делать на борту.
Но пока он здесь, надо выполнять свои обязанности. В рубке как будто все в порядке. Но…
– Эй! – говорит капитан. – Кто-то разлил свой смердящий одеколон, что ли? Какой пакостный запах! Беспорядок на борту. Это твой, Риекст?
Инженер поднял голову, досадливо морщась и с грустью констатируя, что из-за чьего-то одеколона он и на этот раз не услышал, как работает диагравионный двигатель. Приборы показывают, что двигатель, сделав свое дело, уже отключился.
И тогда инженер услышал его.
Нарастание шума произошло мгновенно, как взрыв, при полном бездействии приборов и автоматов. Молчали сирены контрольного блока, дозиметры и авральные сигналы. Но что-то вдруг разлетелось вдребезги. Кто-то охнул и смолк.
До сих пор не установлено, какое именно слово в этот миг бросил инженеру Риексту капитан Лобов. Он прохрипел это слово, которого никогда не было и, наверное, не будет ни в одном из языков Земли; сочетание звуков, изобретенное столь же мгновенно, как пришла беда. И инженер, может быть, не понял бы капитана, не сделай Лобов одновременно обеими руками такого жеста, словно он собирался взлететь, воспарить к потолку рубки, вопреки искусственной гравитации.
Жест этот был понятен; он был предусмотрен инструкцией. А кроме того, инженер и сам знал, что надлежит делать в таких случаях. И он, не колеблясь ни миллисекунды, упал вперед – так было быстрее всего – и, падая, ухитрился одной рукой сдвинуть предохранитель, а другой ударить по красной выпуклой шляпке в правом дальнем углу пульта, позади переключателей режима.
Катапультирование разогнавшегося реактора было произведено вовремя; он взорвался как раз на таком расстоянии, чтобы не повредить останков корабля. «Гончий пес» лишился и двигателя, и энергии – если не считать аварийных аккумуляторов, о которых всерьез говорить не приходилось, – а значит, утратил всякую надежду уйти с орбиты Трансцербера раньше, чем загадочное небесное тело захочет познакомиться с людьми совсем близко.
Это выяснилось очень скоро. Неясной оставалась разве что причина аварии; чувствовалось, что ученые уже собираются затеять по этому поводу новый спор. Стараясь немного оттянуть хоть это, капитан Лобов разрешил экипажу ужинать. Сам же он, вместе с корабельным «богом связи», прошел в рубку и стал срочно вызывать Землю. Вернее, он вызывал Луну; но на таком расстоянии Луна – это тоже Земля, разница столь ничтожна, что говорить о ней не стоит.
Попытка установить связь дорого обходится аккумуляторам. Но с Землей надо поболтать, как говорит капитан, хотя бы из простой вежливости. «Ведь Герн ухитрился все-таки установить с нами связь; неужели мы окажемся хуже?» Так ворчит капитан, поглаживая щеки с таким видом, словно собирается бриться во второй раз.
2Кедрин остановился, оперся кулаками о столик.
– Здравствуйте, – собрав всю свою решимость, произнес он. – Я хочу поговорить с вами.
– Не слышу! – мельком взглянув на Кедрина и покачав головой, громко сказал человек с каменным лицом. – Не слышу, помехи… – У него был странный голос, высокий и курлыкающий. – Возьмите канал у метеорологов.
– Что? – растерянно спросил Кедрин.
– Теперь слышу хорошо, не кричите, – перебил его сидящий. – Говорите. Да?
Кедрин обескураженно молчал; он ожидал другого приема.
– В зоне Трансцербера… – раздельно и словно бы задумчиво произнес знакомый Ирэн. – Уже вышли на орбиту? М-да.
Кедрин на всякий случай сделал шаг назад.
– Передайте: Велигай уверен, что все будет в порядке! – громко продолжал угрюмый. – Да. Вылетаю немедленно. Слышите: немедленно! – Он вынул из уха капсулу приемника, спрятал крошку-микрофон.
Кедрин почувствовал на затылке чье-то дыхание. Он оглянулся. Трое соседей по столику стояли, плечо к плечу, за его спиной, и глаза их не отрывались от каменного лица.
– Вы что-то хотели? – спросил спутник Ирэн, обращаясь к Кедрину. Взгляд его скользнул по кедринскому значку, потом по лицу. – Хорошо, я заберу и вас. – Теперь он смотрел поверх головы Кедрина, и значит – на Гура. – Еще кто-нибудь из наших здесь?
– Нет, – сказал Гур. – Что там?
– Авария.
– У нас?
– «Гончий пес». Взбесился гравигенный реактор. Причина абсолютно неясна. Автоматы спали. Катапультировали… – человек за столиком курлыкал и клекотал, и Кедрин понял, что виною тому был протез гортани. – Восемь человек. На обломках. Уточняют, сколько смогут продержаться. Хода нет и не будет. Да и энергии… Ты помнишь, Дуг, их аккумуляторы?
– Помню, – сказал Дуглас, и по тону было ясно, что он помнил их не с хорошей стороны. – Исходили ведь из тезиса, что ничего случиться не может: могучая автоматика…
– Вот, случилось.
– Отдохнули… – сказал Гур.
– Я так и знал, – сказал Холодовский. – Я тебе говорил, Велигай.
Кедрин на миг зажмурился. Сон принимал характер вещественного доказательства. Велигай. Ирэн. За одним столиком, как в одном сне…
– На старт, – приказал Велигай, поднимаясь. – Через двадцать минут приземлится «Кузнечик». Будет брать воду, здесь его соленость.
