Наталья Бульба - Космический маршал. Очень грязная история
Да, Стасу оставалось только посочувствовать. Эта барышня…
Мысль была несвоевременной, пусть и отдавала некоторым удовлетворением. Хотела я того или нет, но поддалась тлетворному влиянию противостояния. Дружба – дружбой, но служба – службой.
Уже за одно за это Шторма следовало прибить.
– Хочу, – выдохнула она и спросила настолько по-детски, что у меня внутри колыхнулось реальной злостью; – Он меня хотел изнасиловать?
Крис дернулся, отшатнувшись, а Матюшин процедил сквозь зубы; «Сука!»
Я знала, к кому это относилось, но заострять внимания не стала. Ему предстояло заплатить за все сполна.
Отреагировав на угрозу полковника, Эми вновь отпрянула, попав прямо ко мне в объятия. Присев на краешек кровати, я прижала девушку к себе, продолжая шептать невпопад; «Хорошая моя… Тихо, не бойся…»
Оставалось надеяться, что Ромшез выполнит свое обещание и сделает запись этого представления.
Для Шторма…
Когда диагност пискнул, выдав сообщение, что программа отработана, я осторожно отстранила Эми от себя, сняла браслет с ее руки. Взглянув мельком, передала Крису, вновь притянув девушку к себе.
– Лучше бы я была права…
Что значила моя фраза, стало понятно уже через мгновение.
– Господин Ивлев, вы понимаете… – хрипло от гнева начал Дарош, но не закончил, словно не в силах больше ничего произнести.
Полковник пока еще ничего не понимал…
– Крокос, – произнесла я, принимая эстафету от Дароша. – Афродизиак.
По документам Эми было уже восемнадцать – барышня самостоятельная, в том числе и в вопросах знакомств, так что пришлось… извращаться. Поминая недобрым словом Славу, научившего бить так, чтобы не пришлось больше беспокоиться за то, что творится за спиной.
Для афродизиаков в Союзе был установлен высокий возрастной ценз – двадцать пять лет. Программа: здоровье нации. Считалось, что препараты этой группы очень негативно сказывались на неокрепшей психике.
Нарушения карались не менее жестко, чем совращение малолетних.
Если кто и хотел высказаться по этому поводу, уже не успел. В комнату, буквально отбросив пытавшихся его остановить охранников, влетел Стас.
– Эми!
Реакция девушки была неожиданной. Вцепившись в меня, она закричала, забившись, как от судорог.
– Нет! Он меня не трогал! Я – чистая!
И пусть только кто-нибудь скажет, что я стала жестокой.
Да – стала, но другого выхода мне не оставили. Или мои ребята, или… он.
– Эми, Эми… – обхватила я ее двумя руками, пытаясь загородить собой от Стаса. Сидя на кровати сделать это было очень нелегко.
Первым среагировал капитан. Перехватив надвигающегося на нас парня, крепко прижал к стене.
Я бы на его месте еще и приковала.
Актерские способности оказались на высоте не только у нее, но и у него. Такой ярости, как в исполнении Радова, я еще не видела.
– Вы кто? – жестко спросил Дарош, кинув на меня быстрый взгляд.
Я только тяжело вздохнула, пытаясь удержать бьющуюся в истерике девушку.
– Я?! – выкрикнул Стас. – Ее брат! – Его возглас отдавал паникой. – Что же я теперь скажу тетушке?!
– Тетушке? – переспросила я, делая вид, будто о чем-то серьезно задумалась.
– Еще и тетушка, – самонадеянно хмыкнул Матюшин. – Вам это так просто с рук не сойдет.
Если я не ошиблась с сутью его реплики, правильно сделала, что не остановилась на афродизиаке, как настаивал Ромшез.
Обвинение серьезное, но… доказать не так уж просто. Да и не нужно мне было подводить его под статью – враг, ставший явным, был уже не столь и страшен. Все, чего я хотела, на время избавиться от полковника.
– Вы ведь Станислав Суаре? – неожиданно для всех уточнил Дарош, просматривая что-то на дисплее планшета.
– Да! – прорычал Стас. Но броситься к сестре уже не пытался. Просто стоял у стены и злобно смотрел на Матюшина.
– А ваша тетушка – Энабель эль Ахран?
– Да! – теперь уже приглушенно выдохнул Стас и как-то сразу поник, словно короткое слово отобрало все его силы.
Впрочем, будь «тетушка» настоящей, я бы на его месте пошла и застрелилась. Не уберечь сестру… серьезный проступок.
– Энабель эль Ахран? – повторил за Дарошем капитан и качнул головой. Как если бы предполагал большие неприятности.
– Эль Ахран? – переспросил Матюшин, кажется, лишь теперь сообразив, во что мы ткнули его мордой.
– Советник императора Индарса, – подобравшись, произнес Дарош и, развернувшись к полковнику, продолжил; – Господин Ивлев. До выяснения всех обстоятельств дела я вынужден взять вас под арест. Господин капитан?
Тот перевел взгляд со Стаса на Эми, затем на полковника и… кивнул.
– Я визирую ваше решение, господин Звачек.
Только теперь я позволила себе слегка расслабиться; Матюшин выбыл из игры.
До выхода лайнера на дальнюю орбиту оставалось чуть более часа.
* * *– Извините, – Дарош вежливо склонил голову, когда Анна Вихрева открыла ему дверь своей каюты, – я – начальник службы охраны Дарош Звачек. Я могу просить вас о помощи?
Мы с Эми, которая продолжала плакать и прижиматься ко мне, стояли у него за спиной.
Несмотря на то что Эмилии до сих пор не было известно, какую именно роль я играю во всем этом представлении, свою она вела безукоризненно.
– Да, конечно, – несколько растерянно отозвалась Анна, переводя взгляд с Дароша на Эми, которую хорошо знала благодаря дочери. – Что-то случилось? Со Стасом?
Дарош тяжело вздохнул, потом чуть слышно произнес;
– Попытка изнасилования. Девушка отказалась остаться с медиками, а с братом…
– Что?! – В глазах Анны появилось искреннее негодование.
Мне бы испытать облегчение – в ней еще осталось что-то… человеческое, но я не торопилась. Впрочем, судить ее я тоже не бралась. Жизнь – сложная штука. На чем ее «поймал» Матюшин, мне, возможно, так и не придется никогда узнать.
– Опоили афродизиаком. Антидот мы госпоже Эмилии ввели, но за ней бы присмотреть…
– Да, конечно! – воскликнула Анна, отступая. Крикнула: – Лаура! – Пояснила для Дароша: – Моя дочь. Они с Эми подружились…
Тот на ее заявление никак не отреагировал, просто сдвинулся в сторону, пропуская меня и Эми.
– Я зайду к вам перед стыковкой. Госпожа Суаре должна будет дать официальные показания.
– Да, мама! – холодно отозвалась вышедшая из спальни Лаура, но стоило ей заметить Эми, как она тут же кинулась к нам. – Эми?!
Здесь тоже была искренность, но совсем другая. Заботливая, сочувствующая, переживающая… В ее взгляде, метнувшемся на меня, было столько эмоций, что на мгновение пронзило стыдом.
Эта девочка стала невольным участником чужих игр…
Увы, другого способа вывести ее из-под удара я не нашла.
Отстранившись, позволила Лауре потянуть Эми за собой, еще раз восхитившись работой своего маршала. Солк сейчас выглядела не старше, чем дочь Шаевского.
– Благодарю вас за содействие, госпожа Вихрева. – Он подал ей визитку, которую та машинально взяла, активировав находившуюся в спящем режиме систему слежения. – Здесь номер моего комма. Если вдруг что…
Что именно «что», он пояснять не стал, просто вышел из каюты. Я, на мгновение оглянувшись, чтобы заметить, с какой настойчивостью Лаура уводит Эми в свою комнату, последовала за ним.
Я хотела увидеть все своими глазами… я увидела, избавившись от последних сомнений. Между матерью и дочерью не было теплоты.
Вроде и не доказательство, но как еще один кусочек в мозаику вполне подходил. Если я была права в своем первом впечатлении от Лауры, то единственным камнем преткновения между нею и Анной могла быть лишь ее любовь к отцу.
– Довольна? – игриво поинтересовался Дарош, когда мы отошли достаточно далеко от сектора, в котором находилась каюта Вихревой. – Матюшину придется постараться, чтобы выпутаться.
Я его оптимизма не разделяла. Сейчас полковник слегка придет в себя и начнется новый спектакль. Правда, продлится недолго. Звачеку станет некогда им заниматься.
– Сколько до смены карт?
Дарош остановился, посмотрел на комм.
– Уже.
– Так чего мы ждем? – хмыкнула я и через полевой вызвала Ромшеза. Тот ответил мгновенно. Ждал. – Запускай Валева. Работаем.
– А казалась такой милой, – улыбнулся Дарош, когда я повернулась к нему.
Пришлось пожать плечами, намекая, что мы – женщины, не всегда таковы, какими кажемся.
Твою вселенную! Воспоминание о Шторме, который эту истину знал гораздо лучше других мужчин, было несвоевременным, но актуальным. Оно подводило к весьма закономерному вопросу: что именно из прошлого Анны заставило Славу перевести ее из категории защищаемых, в подозреваемые?
Продолжения шутки не получилось. И не только перемена в моем настроении, не оставшаяся незамеченной, стала тому причиной. Словно подтверждая мои предположения, его комм отозвался вибрацией.
Тот прочитал сообщение, с усмешкой взглянул на меня.
– Вызывают. Матюшин жаждет поговорить.
