Сергей Лукьяненко - Звёздная Тень
Но мир уже мерк. Куалькуа прекратил поддерживать копию моего тела.
А мне предстояли заботы с телом настоящим. Звезды все так же пылали в небе Ядра, равнодушные и прекрасные, и ничего в них не было — ни вызова, ни любви.
Просто звезды.
Я лежал на земле, закутанный во что-то вроде одеяла. Рядом горел костер, и три неподвижные фигуры замерли у огня.
То, что я пришел в себя, первым заметил счетчик. Подошел ко мне быстрой бесшумной походкой, заглянул в лицо.
— Все хорошо, — прошептал я то, в чем совсем не был уверен. Горло пересохло, тело казалось ватным. Лишь ладонь, в которой я намертво сжимал Зерно, закаменела. — Нормально, Карел…
Меня подхватили и помогли сесть. У всех у них взгляды были жалкие и жадные, как у рептилоида.
— Вроде бы… отбрехались, — я попытался улыбнуться. — Пока… передышка. Они еще будут решать…
Маша дала мне воды. Я глотнул, вслушиваясь в тихий шепот куалькуа.
«Зерно, Петр…»
«Что?»
«Оставь его здесь. Положи у костра. Я тоже буду решать».
«Почему ты мне так помогаешь? Куалькуа?»
«Симбиоз удачный».
Я улыбнулся. Думаю, он почувствует улыбку. Попросил:
— Саша, дед, помогите мне встать. Я устал от этого неба. Пора домой.
— Думаешь, нас там встретят с распростертыми объятьями? — Данилов мрачно усмехнулся. — Прям хоть оставайся в Тени… Нам за одну разбитую станцию присудят выплачивать за все космические неудачи… со времен горемыки-«Мира».
— Почему я не могу ужаснуться таким грандиозным масштабам? — спросил я, поднимаясь. — Ничего… у нас ведь есть корешок в Свободном. Будем с ним помидоры возить.
Эпилог
За что люблю собак — за умение прощать.
За великодушное превращение чужой вины — в собственную.
Тиран жался к моей ноге, изредка поднимая морду и тычась в ладонь. В его взгляде читалось одно: «Хозяин, я прощен? Ты больше не отдашь меня в то место?»
Не отдам, конечно же, не отдам…
Если бы люди умели вот так же притворяться! Если бы не превращали проступок — в преступление, делали первый шаг навстречу!
Хотя, наверное, тогда бы мы перестали быть людьми. У всех есть своя сила и своя слабость. У каждого — свои беда и боль. Холодный рассудок Счетчиков, пассивное равнодушие Куалькуа, безжалостность Дженьш — где взять весы, чтобы понять, что хуже?
И если бы всегда, всегда удавалось — переломить то, что заложено от природы, вколочено эволюцией, воспитанием, привычкой…
Опираясь на потрескивающий штакетник, я смотрел на соседнюю дачу. Еще и девяти не было, а там уже возились рабочие. Чуть в стороне от дома сооружалось что-то грандиозное. Я бы сказал, что это вертолетная площадка с ангаром. Работа шла быстро и абсолютно тихо, как во сне. Видимо, использовался звукозащитный полог, который с полгода назад стали ввозить с Андиана-7. Дорогая штука. Хорошо, что поставили — у деда, как ни странно, сон крепче не стал.
Интересно, а скоро ли «новые русские» примутся строить у загородных домов стартовые площадки для межзвездных яхт?
Наверное, скоро.
Пусть я никогда больше не выйду в космос. Зато смогу любоваться стартующими кораблями. Просыпаться от тихого свиста рассекаемого воздуха.
Если, конечно, домашний арест после недельных допросов не сменится уютным сибирским санаторием…
Хлопнула дверь соседней дачи, и из дома пулей вылетел взъерошенный мальчуган. В шортах и незаправленной футболке, явно боясь опоздать. Увидев меня на прежнем месте, Алешка замедлил шаг. И все же направился прямо ко мне, а не кругами, как обычно.
— Привет, — первым поздоровался я. Тиран посмотрел на меня и не стал рычать на Алешку.
— Здравствуйте… — смущенно протянул мальчик. Помедлил секунду, потом решительно сказал: — А у вас обыск был. Двое суток подряд!
— Угу, — я кивнул.
Алешка мялся, явно не решаясь расспрашивать. Потом любопытство пересилило:
— А где вы были?
— Далеко, — сказал я. — Очень далеко.
— На Цитадели? — глаза Алешки загорелись. Конечно же, он был в курсе всех космических новостей. О сборе Сильных рас Конклава твердили все — пусть никто и не знал, чем он вызван.
— Дальше, — коротко ответил я.
— Отсюда видно?
Ядро Галактики с Земли, конечно же, видно. Но я не стал расстраивать мальчика.
— Нет.
Он продолжал стоять, ковыряя носком незашнурованных кроссовок землю. Я терпеливо ждал.
— Петр… а вы мне камешек не подарите?
Если бы он сказал «не привезли?», я покачал бы головой. А так… Я нагнулся, подобрал из-под ног обломок щебенки. Серый, пыльный, неотличимый от миллиона собратьев.
— Держи.
Мальчишка растерянно взял камешек. Повертел в руке, посмотрел на меня. У него подозрительно заблестели глаза. Не ожидал он такого издевательства от кумира… Ну должен же я хоть для кого-то быть кумиром!
— Это кусочек планеты, Алешка, — сказал я. — Маленький обломок маленькой планеты, на которой живут люди.
Он молчал.
— Самая обычная планета, парень, — терпеливо продолжал я. — Ничего особенного. Много воды, да и суши немало. Облака плывут, как хотят. Дождь идет именно тогда, когда тебе не хочется. Грязи навалом, а леса чахнут…
Его взгляд вдруг стал тверже. И губы чуть дрогнули, но не в полудетском плаче, а в робкой улыбке.
— Самая заурядная планета, — повторил я. — Но у нас пока другой нет. Верно?
Мальчик кивнул.
— А самое главное, — переходя на шепот, сказал я, и Алешка приблизился на шаг, — мы не обязаны всех любить. И вовсе не должны всех ненавидеть.
— Я понял, — сказал Алешка, поднимая на ладони камешек. Разглядывая его так пристально, словно это был переливчатый топаз с Аттасси или призрачная обманка с Халдуина-12.
— Это самый главный камешек в твоей коллекции, — сказал я. — Самый-самый.
— Знаю, — согласился мальчик. Посмотрел мне в глаза: — Петр Данилович, скажите, а меня возьмут в летное училище?
— Не знаю, — честно сказал я.
— А вы меня порекомендуете? Ну… когда вырасту, конечно.
— Разве это чем-то поможет?
Алешка явно удивился.
— Еще как!
— Тогда порекомендую.
Он кивнул и спросил:
— Можно идти?
Я едва сдержал улыбку.
— Иди.
Глядя на торопливо убегающего пацана, я думал о том, что вряд ли придется исполнять обещание. Никому не поможет мое поручительство. Особенно, если дело касается космоса. Скорее, навредит.
И все же приятно, когда тебя считают героем.
В кармане затрещал телефон. Я достал трубку, сказал:
— Алло.
— Петр, ты? — поинтересовался Данилов.
Надо же. И его отпустили? Я боялся, что бывшего сотрудника ФСБ будут допрашивать еще месяц-другой.
— А кто еще?
— Не спишь?
— Нет.
— Машина прибудет через пятнадцать минут. Приводи себя в порядок. Переоденешься в Звездном, сейчас готовят тебе костюм.
Я молчал, ничего не понимая.
— К Земле приближается церемониальный корабль Конклава! — рявкнул Данилов. — В окружении пяти Торпп!
— И? — чувствуя, как все холодеет внутри, спросил я.
— Ты что, телевизор не смотрел? — заорал Данилов.
— Я — нет, — глядя на нырнувшего в дом Алешку, сказал я.
— Они прибыли на церемонию принятия Земли в Сильные расы! — голос Данилова взвился — и вдруг упал до шепота. — Ты… ты и впрямь не знаешь?
Я покачал головой, словно держал в руках видеофон, а не дешевую сотовую трубку.
— Представитель Конклава заявил, что хочет вести переговоры по процедуре с Петром Даниловичем Хрумовым, — сказал Данилов голосом, мгновенно ставшим торжественным и казенным. — Сегодня собирается ассамблея ООН… ради подтверждения твоих полномочий.
С минуту мы оба молчали, словно пробуя нервы друг друга на износ.
— Петр, у тебя четверть часа на сборы! — не выдержал первым Данилов.
— Полчаса, — сказал я.
— Что? — закричал Данилов.
— Мне еще надо выгулять собаку, Саша, — объяснил я. — Понимаешь?
Его голос сел до шепота, когда он ответил:
— Да…
— Вот и хорошо, — закрывая трубку, сказал я. — Правда, Тиран?
Пес коротко и одобрительно взвизгнул.
— Подождут, в конце концов, — решил я, ведя Тирана обычным маршрутом. Вдоль забора, мимо клумб с чахлыми астрами, мимо самого главного дерева, которое обязательно надо пометить. — Подождут ведь, верно?
Пес, конечно, не ответил. Но явно был со мной согласен.
И когда он деловито задирал лапу у дерева, меня охватил смех.
На сотни километров вокруг собак, способных конкурировать с Тираном, не существовало. И все же он упрямо метил территорию.
Может быть, и впрямь это точно так же важно, как торжественная церемония принятия человечества в ряды Сильных рас?
Деду аналогия понравится. Несмотря на всю фальшивость. Уверен.
