Олег Мелехов - Звездная бирема «Аквила». Рубеж
Застигнутые нестандартным приказом врасплох манипуларии попросту остолбенели, а Квинту Марцию потребовались дополнительные пять секунд и удар прикладом по локтю, чтобы выронить оружие и сдаться. Хвала республиканским генным инженерам!
Справедливости ради, Гаю Ацилию тоже изрядно досталось от разъяренного галийского спецназа. Рыжие варвары били больно, но меру знали и серьезно навредить уважаемому владельцу банковского счета не собирались.
А когда обездвиженных, но вполне живых лацийцев начали аккуратно паковать в силовые ленты, то стало понятно, что пленников собираются использовать как разменную валюту в торге с лютой Ливией Терцией.
Слова наварха слышали все, а потому особо не дергался даже бешеный Публий Силий, главный обитатель гауптвахты. Что же до дерзкой Марции Септимии, то она сладко посапывала и во сне очень трогательно пускала слюни. Она сделала всё, от неё зависящее, они все очень старались, пусть же теперь Гай Ацилий позаботится о своих соратниках, неспешно думалось Квинту Марцию. Ему оставалось лишь наблюдать за паникой в стане врага. Эк, Ливия шороху им навела! Забегали-то как!
Префекту было даже пальцем не шевельнуть, зато он мог спокойно обдумать ситуацию, не отвлекаясь на боль. Силовые ленты — самое гуманное средство фиксации, они не мешают кровообращению и специально придуманы, чтобы пленник оставался жив-здоров и невредим.
Если их не убили, значит, будут торговаться, и тут у галиек есть отличный козырь — Гай Ацилий Курион. Пока госпожа Кассия у них в руках, то патрицием можно крутить как угодно. По крайней мере, пока та жива. В теории. А что получится на практике — неведомо даже ларам.
Не то, чтобы Публий Клодий не любил женщин, наоборот, он их любил, иногда даже слишком. Печаль в том, что и они его любили. Всегда и везде. А еще они млели, боготворили, таяли во всех местах, обожали и восхищались. Редкое сочетание идеальной внешности и высокого статуса делали Публия Клодия лакомым кусочком в глазах и плебеек, и патрицианок. А уж как ценил эту фантастическую привлекательность хитроумный дед — Гай Клавдий! Ценил и регулярно пользовался к своей выгоде. Что греха таить, народный трибун тоже порой не гнушался добиться нужной цели при помощи синих глаз, белокурых локонов и рельефной мускулатуры. Зря, что ли, драгоценная бабушка трудилась над его геномом? Правда, с галийками этот метод не работал. Восхищаться-то они восхищались, но издали и как произведением искусства. Ничего страшного, ведь, кроме смазливой физиономии у Клодия имелись мозги, деньги и власть. Галийки же традиционно благоволили к кругленькой сумме на счету, а не к сколь угодно подтянутым ягодицам. Так даже проще, но, так или иначе, женщины, на которых делалась ставка, никогда Публия не подводили. До момента, пока в открытом противостоянии не сошлись наварх Аквилина и матриарх Эпонима. Как там говорится в древней поговорке: «Нашла коса на камень»? Галийская «коса» со всего маху напоролась на твердый лацийский «камушек» — только звон на всю звездную систему пошел. Каждая гнула свою линию, и никто позиций сдавать не собирался.
«Какой из спутников Бренны тебе менее всего симпатичен?» — спокойно спросила Ливия Терция вместо ответа на вопрос госпожи Эпонимы: «Кто из пленных лацийцев тебе больше не пригодится?»
Прямо на глазах Публия Клодия рушился его идеальный план. Какой-то неполный час, и годы деятельного, но терпеливого ожидания, кровь невинных жертв, тончайшая паутина интриг — отправились псу под хвост из-за амбиций двух упертых баб. Каждое их слово — словно стук от падения очередной костяшки домино, когда только чудо способно остановить эту стремительную цепную реакцию.
Не так всё должно было сложиться, совсем не так! Для начала, имплант в мозгах у лигарии никак не мог быть отключен. Ведь это полностью исключено, учитывая, что мятежная эскадра благополучно прошла сквозь нестабильную червоточину.
Вопрос: «Какого хрена?» стал самым деликатным из всех, которые задали Клодию галийские спецы по коннекции. Именно тогда госпожа Эпонима впервые поглядела на народного трибуна косо. Не помог даже очаровательнейший из богатого арсенала взглядов. Хитрая стерва криво ухмыльнулась и посоветовала впредь сначала соблазнять женщину, а потом уже пытаться ею манипулировать. Благо, что неприятный разговор велся на приличном расстоянии.
Дальше — хуже. Теплой компании экскурсантов во главе с дорогим другом — Гаем Ацилием, после похищения Кассии полагалось сидеть тихо-тихо и ждать, когда по их душу явится челнок с «Аквилы». А они что учинили? Нападение, угон спас-бота и взятие заложников за каких-то неполных полчаса! Куриону при отключении импланта мозг повредили, что ли? Как он вообще додумался до такого?
И последний удар по Клодиевой вере в человечество нанесла сумасшедшая Аквилина. Нет, то, что все Ливии в той или иной степени психи, Публий знал, но не подозревал, что наварх проигнорирует присутствие в прямой досягаемости народного трибуна Республики.
Прирожденные плебеи попросту не способны самостоятельно разрешать проблемы такого масштаба. Широты взглядов не хватит. Это — аксиома. У Ливии Терции обязано было появиться неудержимое желание обратиться за помощью к члену Сената, к патрицию, к живорожденному. Хотя в случае с Клодием вопрос с живорожденностью оставался открытым. Пусть так!
Три фатальных ошибки в самый ответственный момент! Три катастрофических упущения, и скорее всего, всё придется начинать заново.
Клодия захлестнуло уже знакомое черное отчаяние. Чувство абсолютной неспособности что-то изменить, которое самое разрушительное для духа.
— Ну и как еще мы можем заработать на лигарии? — спросила госпожа Эпонима, воспользовавшись кратким перерывом в переговорах с навархом биремы. — Поторговаться и продать парфам как военную преступницу? Что думаешь, умник?
Клодий вскинулся, будто от удара. И вдруг почувствовал, как ослепительная улыбка пробивается через панцирь застывших мимических мышц, словно травинка, взламывающая бетонную плиту. Трижды проклятое совершенство, заставляющее самых властных и суровых женщин прерывать смертельную ссору на полуслове! Обычно заставляющее, если быть точным.
— Если хорошенько подумать, то есть и другие варианты, моя прекрасная госпожа.
Губы сами разомкнулись, а многолетняя привычка незамедлительно извлекла из голосовых связок нужную тональность — чуть хрипловатый, ласкающий слух баритон.
А еще это искреннее, невозможное, лучистое сияние синих, как небеса Лация, глаз, осененных длинными темными ресницами. Телесная красота не панацея, но идеальное успокоительное средство.
«С эдаким личиком ты можешь любую бабу заставить дерьмо ложками жрать и причмокивать», — просто обожал повторять «любимый» дедушка.
— Серьезно? — женщина изогнула бровь. — И какие же это варианты?
— Например, вернуть лигарию Гаю Ацилию, но не бесплатно, разумеется.
— О как! Значит, взять и просто вернуть? И почему же, позволь узнать?
Народный трибун улыбнулся, совсем чуть-чуть снисходительно, ровно в той степени, чтобы его не сочли фамильярным.
— У тебя сложное положение, моя госпожа. Следи за моими рассуждениями. Продать Кассию парфам на деле означает её убить. Гай Ацилий тебе этого не простит никогда. Если его убить, то Аквилина устроит тебе внеплановый конец света, если оставить в живых, то Курион обязательно вернется и… Ты ведь учила историю, моя прекрасная госпожа?
Вообще-то, матриарх Бренны имела ученую степень в области общественных наук, а всегалактическая история была её любимым коньком.
— Ты хочешь сказать, что твой бывший друг способен последовать примеру своего знаменитого прадеда?
— Нууу… — задумчиво протянул Клодий, вовсю наслаждаясь тревожными нотками в голосе матриарха. — Не зря же он носит то же самое имя. Гай Ацилий Курион — человек весьма решительный и невероятно целеустремленный.
Рассказывать галийке, что с самого начала ставка делалась именно на эти черты характера опального патриция, Публий не стал. Впрочем, госпожа Эпонима и сама уже догадалась.
— Это ты втравил Бренну в неприятности, народный трибун, — поморщилась та. — Может быть, стоит продать парфам и тебя самого, а?
Клодий рассмеялся и одарил галийку еще одной обольстительной улыбкой. Он балансировал на краю пропасти.
— Пока жив мой дед и моя бабка, ты этого не сделаешь. Кто же в здравом уме станет связываться с благородной Семпронией?
Эпонима досадливо фыркнула. С такой бабкой этот смазливый гаденыш неуязвим, как бы подло он не нашкодил.
— Хорошо. Я подумаю над твоими словами, Публий Клодий.
Времени на раздумья оставалось мало, но матриарх на то и матриарх, чтобы соображать быстро.
Клодий отключил прямой канал и стал ждать, чем кончится противостояние Ливии Терции и госпожи Эпонимы. На борту собственной яхты это делать всегда полезнее для здоровья. Либо лютая Аквилина учинит расправу над наглыми варварами в истинно лацийском стиле, либо униженная матриарх изольет свой гнев на ловкого трибуна, который не только подкинул опасную идею, но еще и генмодифицированный недочеловек, презренный биоконструкт. В любом случае, придется быстро уносить ноги. Все-таки идеальное чувство нужного момента было еще одним из качеств, которыми щедро наградила репликаторного внука всемогущая бабка Семпрония. Впрочем, чем старше становился Публий, тем реже предавался самокопаниям. Если Гай Ацилий назвал его «Сукой», стало быть, так оно и есть, кто же спорит.
