Мы снова дома (СИ) - Эльтеррус Иар

Петро застонал, ему стало дурно, он никак не думал, что имперцам есть дело до лохов, которым им с приятелем удалось обуть в прошлом.

— Именем империи! — голос искина сделался торжественным. — Сергей Иванович Мирохин и Петр Александрович Онищенко приговариваются к пожизненной ссылке на Саулу. Однако у гражданина Онищенко, поскольку его генокод соответствует запросу Демографического департамента, есть выбор. Если он добровольно согласится участвовать в генетических экспериментах, то ему позволят безопасно жить в закрытом поселении. Эксперименты безболезненны, они большей частью будут заключены в заборе спермы.

— Я согласен! — оживился Петро, любой выход был лучше Саулы, слишком пугали его репортажи с каторжной планеты.

В то же мгновение одна из стен зала осветилась, и из возникшей арки вышла… самая настоящая чертовка. Рогатая, высокая, фигуристая, с оранжевыми, горящими потусторонним огнем глазами. Причем явно беременная, хорошо видимый живот однозначно говорил об этом. Она обошла обвиняемых, затем склонилась к Петро и лизнула его за ухом. Прищурилась, кивнула и довольно заявила:

— Подходит! Практически идеальное совпадение генокода.

Затем наклонилась к перепуганному мошеннику и почти неслышно прошептала:

— Нас ждет много славных ночей, милый…

От внезапно накатившего ужаса Петро снова едва не обделался, одновременно ощущая какое-то дикое, ни разу до сих пор не испытанное возбуждение, от чего штаны в паху едва не лопнули. До него дошло, что он согласился стать игрушкой этой демоницы, причем, скорее всего, постельной. Да с кем же связались проклятые имперцы?.. С нечистой силой⁈.

— Я его забираю, — уведомила рогатая.

— Принято, — ответил искин. — Согласие приговоренного на замену приговора зафиксировано.

Повинуясь небрежному движению руки чертовки, Петро, все еще лишенный способности двигаться, всплыл в воздух и двинулся, за рогатой, танцующим шагом направившейся к порталу вместе со своей добычей. Вскоре они скрылись в туманной дымке.

— А я? — растерянно спросил Сергей.

— Вы приговорены к ссылке на Саулу, куда отправляетесь немедленно, — безразлично ответил искин. — Все необходимые принадлежности и пищевые припасы будут вам выданы.

Ну да, выданы… Только старожилы сразу по прибытии все отберут, а его еще и изобьют — там всегда так поступали с новичками. Придется вспомнить молодость и драться за место под солнцем. Ничего, справится, проклятые сволочи еще пожалеют, что сделали это с ним! Лохов они пожалели! Не нормальных людей, способных на поступок, а тупых лохов!

— Приговор вынесен и обжалованию не подлежит! — жестокие слова искина рухнули молотом на наковальню.

В то же мгновение Сергея опять подхватила невидимая сила и потащила к порталу в полу. То, что это портал, стало ясно по туману. Он пытался сопротивляться, но это ничего не дало, только запыхался. Затем мошенник оказался в каком-то из залов вокзала Снегиревска, впереди светилась двадцатиметровая арка, над которой виднелась надпись: «Бета Южной Гидры, планета Саула, материк Марат, восемьдесят четвертый ссыльный лагерь». К ней плыли по воздуху такие же, как Сергей, будущие зеки. К каждому у самого входа в портал присоединялся большой рюкзак с положенными приговоренному вещами.

В глазах на несколько мгновений потемнело, тело растянуло на миллионы километров, затем он схлопнулось в точку, и новоиспеченный ссыльный оказался на опушке мрачного леса. Низкие тучи нависли над ним, моросил мелкий, противный дождь. Сдерживающая тело сила исчезла, опустив Сергея на жухлую траву странного сиреневого цвета. Он подхватил опустившийся рядом рюкзак, поискал взглядом что-нибудь, нашел довольно толстую суковатую палку и поднял ее — хоть какое-то оружие.

— Брось палку, придурок, — посоветовал ему чей-то незнакомый голос.

— Не брошу! — ощерился Сергей. — Меня так просто не возьмете!

— Боец, что ли? — хохотнул здоровенный светловолосый детина. — Не поможет. Ты никто здесь, новичок. Слушай чего говорят, не то хреново будет.

— Да пошел ты!

— Ну, как хочешь.

Три человека с дубинами в руках двинулись к нему, и через пять минут подвывающий от боли Сергей лежал, свернувшись в клубочек, и постепенно осознавал, что попал в ад, где с его желаниями никто считаться не собирается. Долго здесь не прожить. Причем виноват во всем этом он исключительно сам. И это тоже дошло до ссыльного с пронзительной ясностью.

Он с трудом встал, утер кровь с глаз и босиком, поскольку ботинки с него тоже сняли, поковылял к виднеющимся вдали баракам лагеря. Навстречу новой жизни, если этот кошмар можно назвать жизнью.

— Что-то случилось, Ангелина? — Василиса Петровна удивилась позднему визиту подруги, да и выглядела та так, что краше в гроб кладут. Видно было, что недавно плакала.

— Сашенька… ушел… — с трудом ответила та.

— Как ушел? — удивилась бывшая директриса школы. — Куда ушел? Ну так вернется, куда в нашем городишке особо ходить-то?

— Он совсем ушел! — провыла когда-то возглавлявшая районный отдел образования женщина. — К ним ушел! К имперцам, чтоб они передохли! В какой-то научный центр на Пандору! Все мои уговоры ничего не дали! Отвечал, что не хочет больше быть никем и ничем, это не жизнь. А чего не жизнь, когда всего и так хватает⁈ Найди себе хобби и живи в свое удовольствие! Девочку хорошую, с правильными взглядами я бы ему нашла! Так нет же…

Она зарыдала. Василиса Петровна тяжело вздохнула, объяснить что-либо старой подруге было совершенно невозможно, если уж она что-то вбивала себе в голову. Да о чем речь, убежденная феминистка терпеть не могла мужчин и даже сына родила, использовав искусственное оплодотворение, причем через банк спермы, не желая даже знать имя донора. Директриса, впрочем, и сама была феминисткой, потому и угодила в имперский серый список после прибытия «Снегиря». Как оказалось, активный феминизм в империи тоже почему-то считался преступлением. Но по сравнению с подругой Василиса была крайне умеренной — Ангелина ни с чьим мнением никогда не считалась и полагала правой только себя. Всегда и в любой ситуации.

— Пойдем, тебе надо немного выпить, — повела хозяйка квартиры бывшую чиновницу в гостиную. — Постарайся успокоиться. Ты ничего не изменишь, нам, сама знаешь, с Земли ходу нет, так что отправиться за Сашей ты не сможешь. Да и не надо. Я тебе не раз говорила, что своей удушающей заботой ты парня когда-нибудь доведешь до ручки. Но ты меня не слушала…

— Да я же добра ему хотела… — всхлипнула Ангелина Михайловна, залпом выпив налитый ей старой подругой ликер. — С хорошими, правильными девочками знакомила, так Сашенька от них буквально шарахался. Клубы нормальные нашла, где нормальные люди общаются, а не эти сумасшедшие. Нет, все ему не так было…

— Что я слышу? — вышла в гостиную Вероника, дочь хозяйки квартиры, высокая серьезная, хоть и не слишком красивая девушка с толстой черной косой. — Неужели наш маменькин сыночек против мамочки пошел? Вот это да! Молодец какой!

— Ты тоже уйдешь? — хмуро спросила Василиса Петровна, уже почти смирившаяся с этим.

— Уйду, мама, — подтвердила девушка.

— Чего вам не хватает⁈ — простонала Ангелина Михайловна. — Ну чего?

— А то вы не понимаете? — криво усмехнулась Вероника. — Жизни! Здесь не жизнь, а прозябание! Вся жизнь там! — она ткнула пальцем в потолок. — Там строят, любят, летают! А здесь что? Жри, спи и развлекайся? Я два года терпела это после школы, больше не могу и не хочу. Хватит! Сашка вон тоже не выдержал. Не понимаю, как вы сами можете так жить! Чего вы ждете⁈

— Что все вернется на круги своя, — вздохнула ее мать. — Не должно так быть! Эти прилетели и все изгадили!

— Что изгадили? — презрительно спросила девушка. — Всеобщую продажность? Аппаратные игры? Всевластие подонков?

Василиса Петровна с тоской смотрела на дочь и понимала, что упустила ее. Имперские школа, фильмы, книги и игры сыграли свою роль, внушив большинству молодых чуждые идеалы. До них почему-то не доходило, что борьба каждого с каждым, стремление идти вперед пусть даже по головам и ценой чужих жизней — правильны. Именно так дается развитие. Именно так наверху оказываются сильные, имеющие на это право. А сейчас даже ничтожные неужачники имеют все, что душе угодно, не прикладывая к этому никаких усилий. Слабые, которые должны находиться внизу, на дне, преуспевают. Так не должно быть! Но дети этого не понимают, им вдолбили в головы идиотские понятия чести, взаимопомощи, доброты, сочувствия и прочей не существующей чуши. И поделать с этим, похоже, ничего нельзя — имперские сволочи прекрасно отдают себе отчет в том, что делают, они растят из молодых свое подобие. И это по-настоящему страшно. Особенно если вспомнить выросших в их интернатах. Это не люди, а что-то жуткое и неестественное. Ни один не желает идти по головам ради своего преуспевания, как должен поступать любой нормальный человек.