Скотт Вестерфельд - Корабль для уничтожения миров
Кэтри Хоббс очнулась. Она задыхалась. Ее волосы разметались по подушке, несколько прядей легли на щеки, попали в рот. Кэтри принялась судорожно поправлять волосы.
Сон. Всего лишь сон. Бунтовщиков казнили больше месяца назад. И ничего столь жуткого не произошло. Во время реальной казни весь ритуал совершился с восхитительной военной четкостью.
Хоббс закашлялась, утерла пот с лица. У пота был солоноватый привкус, как у крови. Она подтянула колени к груди и постаралась дышать глубоко и ровно, чтобы успокоиться.
И тут она поняла: впервые за несколько месяцев ей приснился настоящий сон.
Кэтри Хоббс совсем недавно стала спать нормально. Циклов гиперсна она получила столько, что перекрыла допустимую норму ровно в два раза. Новый корабельный врач, серьезный гражданский человек с экваториального архипелага, почти целиком уничтоженного штормом, выдавал Хоббс лекарства, чтобы облегчить ей переход от гиперсна к обычному. Но Кэтри к лекарствам не притрагивалась. Она рассчитывала на то, что будет засыпать от усталости.
Очень скоро она поняла, как была не права. Хоббс успела привыкнуть к мгновенному погружению в гиперсны, к знакомым символическим сновидениям-повествованиям, на фоне которых так наделено восстанавливался утомленный головной мозг. Перед тем как уснуть нормально, она целый час металась и ворочалась. А когда наконец погрузилась в беспокойное забытье, увидела вот этот, давно притаившийся в подсознании кошмар.
Буквально через минуту после того, как она очнулась после сна, в котором ей привиделась казнь бунтовщиков, в дверь ее каюты кто-то позвонил, и надо сказать, довольно настойчиво. Кэтри проснулась окончательно и увидела в поле вторичного зрения значок: ярко-красные буквы, допуск Политического Аппарата.
Не дожидаясь ее ответа, трое аппаратчиков вошли в каюту. Двое почтенных мертвых и живая женщина.
– Кэтри Хоббс.
Даже в темноте Хоббс узнала плоский, невыразительный голос адепта Харпер Тревим.
«Что-то серьезное», – догадалась Кэтри. Спросонья она мыслила не слишком проворно. Тревим считалась старшим из тех аппаратчиков, которые находились на борту «Рыси». Что могло произойти? Хоббс села на кровати и быстро пробежалась взглядом по системам диагностики корабля в поле вторичного зрения. Похоже, все было в полном порядке.
– Слушаю вас, Почтенная Мать, – выдавила Хоббс осипшим голосом.
– Мы должны поговорить с вами.
Она кивнула и дрожа поднялась с кровати и встала по стойке «смирно». Она очень надеялась, что аппаратчики не обратят внимания на ее постельное белье. Простыни из натурального шелка – преступное удовольствие, вывезенное с родной планеты. Днем Кэтри старательно накрывала их флотским шерстяным одеялом. Однако смотрели аппаратчики исключительно на ее тело. Живая женщина, похоже, была несколько смущена. Хоббс, выросшая на утопианской планете, нисколько не стеснялась наготы и полагала, что мертвые к наготе тоже должны быть равнодушны.
– Да, адепт. Служу Императору, – проговорила Хоббс.
– Мы должны побеседовать о вашем капитане.
Естественно. Они по-прежнему охотились за Лаурентом. Они никогда не оставят его в покое.
– Да, Почтенная Мать?
– К нам поступили новые сведения относительно того, как и почему он отверг «клинок ошибки».
Хоббс с большим трудом скрыла возмущение.
– Его помиловал Император, адепт.
Мертвая женщина кивнула. Это четкое и бесстрастное движение напомнило Хоббс о том инструкторе по протокольным вопросам, который наставлял ее во время службы в штабе. От этого человека она узнала о языке жестов десятков разных народов, но сам он почему-то казался ей не совсем человеком. Вот и в адепте Тревим тоже было нечто такое нейтральное и отстраненное, словно сейчас происходил некий странный ритуал. На самом деле вся сцена носила настолько сюрреалистический характер, что Хоббс даже на миг задумалась, а не снится ли ей все это.
– Да, вышло удачно – в том смысле, что он не успел применить «клинок ошибки» до помилования, – сказала Тревим. – Но нас интересует то, какие мотивы заставили его отложить исполнение ритуала.
Хоббс не понимала, к чему клонит адепт. Она заморгала и попыталась прогнать последние остатки сонливости.
– Почтенная Мать?
– Какова истинная природа ваших отношений с Лаурентом Заем?
Кэтри не смогла ответить. Она молчала. Пауза затянулась. Ей самой казалось, будто кто-то зажал ей рукой рот.
– Что вы имеете в виду? – наконец сумела выдавить она.
– До нас дошли тревожные слухи.
У Хоббс стало горячо в груди, запылали щеки. Разгневанная, униженная, она злилась на себя за то, что не может подобающим образом ответить на это оскорбление. Нет, наверное, это очередной страшный сон: она стоит голая, полусонная, и ее допрашивают представители Императора.
– Я не понимаю, о чем вы говорите, адепт.
– В каких именно отношениях вы состоите с Лаурентом Заем?
– Я – его старший помощник.
– И это все?
Хоббс усилием воли прогнала охватившие ее чувства и постаралась покориться правилам беседы с «серыми» – короче говоря, она решила вести себя так, будто отчитывается по-военному. Надо только говорить правду. Все прочее, что было у них на уме, и у нее когда-то было лишь на уме, не более.
– Я чрезвычайно уважаю капитана. В нашей дружбе с ним нет ничего выходящего за рамки профессиональных отношений.
– В дружбе?
– В дружбе.
– Вам известно, почему он отверг «клинок ошибки»?
– Я не… – Хоббс не стала договаривать. Вспомнила, что знает почему. – У капитана Зая нет причины умирать. И его помиловали.
– Он так поступил из-за связи с вами?
– Между мной и Лаурентом нет никакой связи, – ответила Кэтри.
Почему-то правду оказалось говорить труднее, чем было бы солгать.
– Лаурентом? Вы зовете капитана по имени? – прицепилась адепт.
Хоббс сделала глубокий вдох и закрыла глаза. Ее обнаженное тело снова словно огнем обожгло. Она понимала, что если ее сейчас возьмутся проверять на детекторе лжи, то выведают все, что пожелают. Голая, измученная, беззащитная – что она могла?
Но как бы то ни было, она говорила правду.
– Вы с Заем были любовниками?
– Нет.
– Лаурент Зай выбрал жизнь ради вас, Кэтри?
– Нет, адепт. Ради кого-то другого.
Лица аппаратчиков не выразили ни тени изумления, но Хоббс выиграла немного времени и почувствовала себя в некотором роде победительницей из-за того, что заставила мертвую умолкнуть.
– Ради кого, Кэтри? – в конце концов осведомилась адепт.
– Не знаю.
– Это кто-то из членов экипажа?
– Нет. Капитан Зай ни за что бы не… – Она сглотнула подступивший к горлу ком. – Я понятия не имею о том, кто это.
– Значит, это все же может быть кто-то из членов экипажа.
– Нет! Это кто-то с Родины, кажется.
Адепт качнулась вперед и уставилась на Хоббс так, словно та была каким-то несимпатичным образцом под стеклом микроскопа.
– Он просто хотел жить, Почтенная Мать. Ради какой-то возлюбленной, ради какого-то воображаемого будущего. Почему в это так трудно поверить?
Мертвая медленно моргнула и опять кивнула – ровно и плавно, будто робот. Хоббс показалось, что лицо адепта приобрело выражение – черты Тревим отразили что-то вроде удовлетворения.
– Я верю вам, старший помощник, – проговорила мертвая женщина.
Незваные гости покинули Хоббс, она легла в кровать и свернулась калачиком. Но ей было неудобно лежать даже на шелковых простынях. В ее каюту ворвались без спроса, выпытали у нее самую заветную тайну. Они все поняли, они увидели, чего она хочет, на что позволила себе надеяться. И оно вернулось – прежнее унижение, и усмешка мертвой женщины только усилила его.
Пытаясь успокоиться, Кэтри улеглась поудобнее и условным жестом включила ласковую музыку, которую так любила в детстве. В конце концов она осознала, что, вероятно, совершила ужасную ошибку. Аппаратчики по-прежнему жаждали крови капитана Зая, они страстно хотели отомстить ему за то, что тот отверг традицию. Они были готовы использовать против Зая все на свете. А она рассказала им о тайной возлюбленной капитана, которая ждала его на Родине.
Выходит, она предала своего капитана?
РЯДОВОЙБассириц наблюдал за превращением.
Пленница легла на пол и прижалась щекой к стене камеры. Уже целых две недели каждый час она на несколько минут ложилась вот так.
Бассириц проверял по часам много раз, и всякий раз промежуток оказывался чуть продолжительнее часа. Во время своих дежурств возле камеры, где содержалась рикс, Бассириц никогда не видел, чтобы она нарушила этот ритуал. Ее действия были абсолютно регулярными, как будто у нее в мозгу нет ничего, кроме чисел, как будто она снова и снова отсчитывала десять тысяч секунд. Казалось, она больше машина, чем человек.
Бассириц так восхищался пленницей, что стал читать еще и еще и узнал, что у риксов тела больше чем наполовину искусственные. Головной мозг, мышцы, клеточная система – ни один из аспектов их физиологии не оставался незатронутым, и эта работа начиналась еще во внутриутробном периоде. Правду сказать, имперские познания о физиологии риксов ограничивались исследованиями трупов, поднятых после сражений, а за живыми представительницами культа удавалось наблюдать только во время боев, а тогда риксы производили впечатление скорее демонов, нежели роботов.
