Вячеслав Шалыгин - Инстинкт гнева
— Нет, — Туманов постарался скрыть удивление. — Сынок ее папаши? Через сутки? А кто был ее отец?
— Вы еще не догадались?
— Под трамваем? Уж не… Странный ли?
— Да, Александр Храмовников.
— А внебрачный сынок это… Кощей?!
— Он самый.
— Вот ведь, «понимаешь, загогулина», — Туманов потер виски. — Жаль. И отца, и мамашу. Да и байстрюка жаль, хотя скотина был изрядная. Значит, теперь их только двое — Женя и ее брат. Понятно… то есть… все равно ничего не понятно! От какой народности остались эти двое? Последние из могикан?
— Вы сами знаете. По крайней мере — догадываетесь.
— Догадываюсь, что вы сильно их боитесь. Настолько сильно, что готовы устроить любую гадость: от охоты с помощью всех имеющихся в городе наемников до облавы с помощью подконтрольных вам бандитов и ментов, лишь бы найти и убить. — Туманова начинал бесить этот надменный взгляд и холодный тон мастера. Кем он себя мнит? Хозяином мира? Виктор постарался взять себя в руки. — Почему вы их так боитесь? Ответ связан с тем, что девица сумела оказать достойное сопротивление Островскому?
— Связан, вы правы. Ведь или она, или ее отец и братья сумели убить больше десятка наших людей, что почти невозможно, поскольку…
— Стоп! — Туманова будто ударило током. — Если вы закончите фразу, я влип. Так?
— Вы уже влипли, Виктор Алексеевич, — Чесноков снисходительно усмехнулся и махнул рукой. — И гораздо глубже, чем думаете.
— Это… — сыщик с трудом подобрал слова. — Это относится к тому, чего я о себе не знаю?
— Да, господин Туманов, и я намерен открыть вам глаза, — мастер придал лицу оттенок торжественности. — Вы — один из нас. Мы не тревожили вас, поскольку всегда полезно иметь «горячий резерв», особенно на войне, но пришло ваше время, и вот вы здесь. Вы человек Цеха, нравится вам это или нет. Вы наш боец, мобилизованный по законам военного времени.
— Идет война? — Туманов был ошарашен и соображал с трудом. — Какая еще война? В стране почти спокойно, даже на юге чаще семи раз в неделю не стреляют. О чем вы?!
— Тайная война. Невидимая и широкой общественности неизвестная.
— Между добром и злом? — Виктор растерянно усмехнулся.
— Не совсем, — мастер был предельно серьезен. — Вы напрасно иронизируете, господин Туманов. Добро и Зло тут ни при чем, наша с вами Реальность мыслит другими категориями, а уж Вечность и подавно. Но одно вам следует понять сразу — выживем или мы, или враги. Не буду убеждать вас, что мы хорошие, а наши враги плохие. У обеих сторон всего поровну. Но это не имеет значения. Гораздо важнее то, что проигравшие исчезнут, как вид.
— Как вид? — за спиной послышались шаги, и одновременно с продолжением своей возмущенной реплики Виктор обернулся. — Да какой, черт возьми, вид?!
— А вот и я! — пробасил с порога Павел. — Привет, Витек! Мое почтение, мастер. О чем дискуссия?
Туманов поморщился и неопределенно помахал рукой: «Обо всем сразу». Мастер тоже не ответил на вопрос, он лишь жестом предложил гостю сесть за стол. Когда Павел освободил дверной проем, выяснилось, что пришел он в сопровождении Островского. Просто Всеволода Семеновича заслоняла широкая спина полковника. Логично было предположить, что вернется и Мартов, но его в эскорте у Павла не оказалось. Видимо, Мартову «дискуссия» не казалась интересной, или он занялся какими-нибудь неотложными адвокатскими делами.
Калинин и Островский уселись за круглый стол справа и слева от Виктора и с интересом уставились на мастера. Туманов вернулся в исходную позицию — лицом к лицу с Чесноковым — и обмер. Мастер держал в руке древний, но внушительный «кольт» калибра этак сорок пятого. И направлено это чудо-оружие было точно в сердце несговорчивому гостю.
— Это аргумент, согласен, но зачем же так сразу? — дрогнувшим голосом произнес Туманов. — Давайте поговорим еще, я постараюсь понять.
Он покосился на Павла. Гигант сохранял невозмутимое выражение лица, будто не происходило ничего криминального. Островский смотрел на Виктора тоже почти равнодушно, разве что с каким-то скрытым интересом, будто пытался угадать: выстрел размажет сыщика по стенке или, проломив ее, вынесет Туманова в соседнюю комнату?
— Нельзя передать словами незнакомый вкус, музыкой — цвет или нарисовать Вечность, — мастер взвел курок. — Вам придется попробовать, увидеть и понять все самостоятельно.
— Я не готов к таким…
Фразу Туманова оборвал громкий хлопок выстрела. Пуля ударила в грудь и повалила Виктора на пол вместе с дубовым троном. Перед глазами сыщика на секунду будто бы вспыхнули тысячи мощных софитов, которые затем погасли, но не сразу, а медленно, как театральные люстры.
«Весь мир — театр», — почему-то вспомнилось напоследок. — «Спектакль окончен»…
«…Судьба часто что-то дает человеку — талант или удачу, но редко делает это безвозмездно. И дело не в ее прижимистости. Природа не терпит пустоты ни в чем, даже в таких тонких материях, как подарки судьбы. Если что-то дано, чем-то за это надо платить. Иногда получается, что платить приходится не сразу, отсрочка позволяет подготовиться к расчету, и накопленные дивиденды с лихвой покрывают выплаты по долгу. Иногда судьба требует возвращения долгов раньше, чем человек успевает реализовать подаренный талант или приумножить удачу, тогда он остается ни с чем либо вообще платит жизнью. Но чаще все происходит вовремя, и мы заранее знаем, когда нам придется расплачиваться, только не всегда находим мужество в этом себе признаться.
Как и временные рамки, форма подарка судьбы тоже может колебаться от умения шевелить ушами до таланта править миром и от найденного в грязи червонца — чтобы вы не умерли с голоду, до удачной идеи, которая принесет миллиардные прибыли.
И снова — не забывайте, что получили вы это не просто так!
Вы можете стать крупным бизнесменом и обеспечить рабочими местами тысячи людей, а можете стать тем, кто заморит миллионы людей голодом. Вам может быть уготовано создать великий шедевр искусства или просто вырыть яму: в нужном месте и в нужное время. Что ж, такова ваша доля в этом предприятии!
И не пытайтесь заранее угадать, что вы можете предложить провидению в обмен на его благосклонность. Не пытайтесь купить себе билет в рай. Платит и заказывает музыку только судьба. Вы пляшете и поете. Наоборот не бывает.
И последнее. У каждого своя сверхзадача в этом мире, но только тот, кто выполнит ее правильно и в срок, может рассчитывать на получение нового задания. То есть, на то, что в его новой жизни по-прежнему будет смысл».
«Смысл сверхзадачи? Что это за бред? Подарок судьбы… а если я откажусь? Если увижу цель, но найду мужество признаться себе, что не потяну, что тогда? Судьба накажет, не отходя от кассы?»
«Никто не волен отказываться. Это выше человеческих возможностей. Мы способны лишь выполнять предназначение. Те, у кого это получается, идут дальше, остальные уступают место новым претендентам, чаще всего даже не подозревая, что наказаны за свою внутреннюю слепоту и небрежность в выполнении миссии, данной им Провидением. Так что, можно только умереть, а отказаться невозможно, как нельзя полностью отказаться от воды и пищи».
«Но ведь нельзя наказывать за то, чего человек не осознает. Это все равно что бить младенца за то, что он плачет! Это несправедливо!»
«Да, младенец не способен понять, за что его наказывают. Кстати, он тоже может погибнуть, но это не будет расплатой за невыполненное предначертание. Это будет кара его родителям. В отличие от ребенка взрослые обязаны не только смотреть, но и видеть. Не только идти, но и стремиться. Не только брать, но и давать. Человек не имеет будущего, если не задумывается над тем, что происходит вокруг, или задумывается, но ничего не делает. Чем глубже прячешь голову в песок, тем вернее ее потеряешь».
«Пропагандируешь активную жизненную позицию? Понятно. Агитация спорная, но может сработать. Все зависит от истинных целей агитатора. С кем я говорю?!»
«Ни с кем. Это твои собственные мысли. Ты осознал, что на самом деле обладаешь бульшим количеством скрытых талантов, чем тебе казалось раньше, поэтому и родились эти мысли. Признайся, ведь ты подозревал об этом и подспудно искал ответ на этот вопрос».
«Какой вопрос, что еще за „это“? Ничего я не искал!»
«Ты искал ответ на вопрос, в чем твое предназначение, ты чувствовал, что оно у тебя есть, но никак не мог понять, в чем же его суть. Вот ты его и нашел».
«Нашел? И в чем мое предназначение? Я и теперь не понимаю!»
«Открой глаза. Сейчас ты все поймешь».
Перед внутренним взором зажглись ослепительно белые софиты, но, чтобы избавиться от их света, хотелось не зажмуриться, а, наоборот, распахнуть глаза насколько это возможно.
Туманов так и сделал. Он открыл глаза и резко сел на полу. Руки были прижаты к груди, а по пальцам стекали капли крови. Виктор вдруг вспомнил, что произошло, и похолодел. Его даже замутило от таких воспоминаний. Он осторожно отнял руки от груди и заглянул под сложенные ладони. В рубашке зияла аккуратная дырочка, вокруг которой потихоньку подсыхала кровь. Виктор расстегнул пару пуговиц. На груди тоже была кровь, но откуда она взялась, достоверно сказать было нельзя. Никакой раны в проекции дырочки не оказалось.
