Галина Полынская - Чужая звезда Бетельгейзе
Выслушивать его соображения о людях, демонах и обо всем мироздании в целом, не входило в жизненные планы Сенатора. Дождавшись первой паузы, он произнес:
– Существует ли некий универсальный ключ к взаимопониманию с людьми?
– А что, твои коридоры уже готовы?
Это очень не понравилось Апрелю, но он снова вынужден был сдержаться. Неким магическим образом вино в деревянном кубке становилось все отвратительнее.
– Я просто хотел узнать, есть ли такой ключ, – смиренно ответил Сенатор. – Хочу как можно больше узнать об этом загадочном мире.
– Ну, допустим, ничего загадочного в нем нет, а ключ есть.
Апрель выжидающе молчал. После долгой паузы, Иир положил на стол стопку каких-то черных от старости пластин, Апрель даже не заметил, откуда он их достал.
– Можно?
Иир кивнул. Пластины оказались из плотной бумаги, с трудом, но все-таки можно было разобрать рисунки на них – черные и красные.
– Это карты, игральные карты. Когда-то давно их было 78, потом 56, у меня 52. Карты, это то немногое, что остается относительно постоянным в быстро меняющемся мире Земли. С течением веков изменялись их значение и рисунки, но тот вариант, что есть у меня, существует уже очень давно и вряд ли изменится. Обращаться с ними просто…
Слушая его неторопливую речь, Апрель быстро понял, что при помощи этих невзрачных бумажек можно творить чудеса.
Угли в очаге совсем погасли, померк и без того слабый свет. Иир тяжело приподнялся со своего места, чтобы подбросить щепок, в этот момент Апрель протянул правую руку к его бокалу и ногтем большого пальца вынул из-под холеного ногтя мизинца крошечную крупинку. Она упала в вино и исчезла без следа. Когда Иир закончил с щепками и вернулся на шкуры, Сенатор рассматривал карты.
* * *Сквозь ресницы Грэма пробивалось теплое желтое сияние. Приоткрыв глаза, он узрел Кару.
– Ты долго не просыпался, – сказала она, – и был таким безжизненным.
– Все в порядке, – Грэм потер виски, отгоняя вязкое красное сновидение.
Услышав его голос, Захария открыл глаза и приподнялся на локтях.
– Тебе что-то снилось?
Порою Грэму казалось, что компаньон видит его насквозь и может заглядывать в мысли и сновидения.
– Нет, ничего, – зачем-то солгал он. – Я так и не поел.
– Прошу, я ничего не убирал.
Пока Грэм ел, Захария решил размяться. Он вынул мечи из заплечных чехлов и принялся ими размахивать. Сначала они медленно вращались, со свистом рассекая тугой неподвижный воздух, затем вращение убыстрилось, клинки мелькали с такой скоростью, что стали почти невидимыми. Захария же будто танцевал в этом остром гудящем коконе, наслаждаясь силой рук и гибкостью тела. Кара с восторгом наблюдала за этим опасным представлением, Грэм жевал мясные волокна, изредка поглядывая на компаньона без особого интереса – подобное он видел уже тысячи раз. Получив благодарного зрителя в огненном лице Кары, Захария подошел к ближайшему кусту и обрушил на него гудение обоюдоострых клинков. Во все стороны полетели куски широких толстых листьев, и вдруг раздался страшный крик, переходящий в хриплый вой, доносившийся из середины куста. Резко остановиться Захария не мог, по инерции он в мгновение изрубил куст до самого основания. Крик оборвался, будто захлебнулся.
– Что это было? – Грэм подошел к Захарии.
Тот пожал плечами. Из полых трубок срезанных стеблей, как из артерий хлестала белесая жидкость, попадая на землю, она застывала узорчатой коркой, похожей на тонкий лед.
* * *Всё было кончено быстро. Апрель наблюдал, как изо рта Иира еще шла желтая пена. «Бессмертный, – усмехнулся он про себя. – Нет ничего бессмертного». Апрель взял со стола карты, швырнул в очаг свой кубок и покинул жилище старого демона. Он выяснил всё, что ему требовалось, и теперь мог быть уверен, что этого больше никто кроме него не узнает.
* * *Захария чувствовал себя так отвратительно, будто убил нищего. Погруженный в свои мысли Грэм шел чуть впереди, Кара парила над их головами, освещая путь, а Захария пытался переключиться с неприятных мыслей, но ничего хорошего в голову не приходило. Однообразный пейзаж удручал. Еще не успел уйти с тусклого небосвода голубой Рим, как уже прорисовались розоватые очертания Бесса, – светила довольно быстро сменяли друг друга.
– Грэм, – подлетела к юноше Кара, – ты такой подавленный, у тебя плохое настроение?
– Нет, – пожал он плечами, – все в порядке, я от природы такой скучный и угрюмый.
– Не может быть, наверняка, тебя просто что-то гнетет.
Но, не взирая на все свои попытки, она так и не смогла вызвать Грэма на откровенный разговор. Захарию болтовня Кары немного начинала раздражать, он подумал, что вдвоем им было бы гораздо проще. Вдвоем они могли разговаривать, когда хотелось и молчать, когда в словах не было никакой необходимости. Втроем было сложнее, Захария больше уставал от того, что не знал порою, о чем говорить, а не от монотонного и, как он считал, бесцельного пути.
Наконец кусты с мясистыми листьями закончились, они перестали попадаться на глаза, и Захария немного воспрянул духом.
– Ты прав, – Грэм внезапно остановился, – наш поход не имеет смысла.
– Чего вдруг? – удивился Захария.
– Так мы можем блуждать до бесконечности, нам нужен проводник.
– Кто-то четвертый? – забеспокоилась Кара, ей не особенно хотелось расширять компанию.
– Нет, «проводник» это своеобразное состояние, когда происходит единение духа с окружающей нас средой, я прощупаю, просмотрю всё здесь в считанные минуты и смогу понять, есть хоть что-то отдаленно похожее на колокола или их звучание.
– А чего же ты раньше так не сделал? – удивилась Кара.
– Сам не знаю, я будто спал, ничего толком не соображал, просто шел, словно меня гнали. А сейчас я готов попробовать вступить в контакт с сумеречной Альхеной.
– Мы, пожалуй, отойдем подальше в сторонку.
Захария всерьез опасался, что во время контакта, в округе не останется ни одной живой души, будь то человек или огонь.
* * *Вторую ночь Титрус не мог заснуть, ничего не помогало: ни застольные беседы с членами Сената, после коих он спокойно засыпал с ощущением полноценно прожитого дня, ни бокал вина, выпитый после горячей ванны, ни прогулка перед сном. Тревога за Грэма постепенно перерастала в навязчивое предчувствие какой-то всеобщей беды. В комнатах стало тесно и душно. Титрус накинул мантию, наспех застегнул крепления и вышел из покоев. Он не видел определенной цели пути, просто нечто вело его по прохладным коридорам с улетающими во тьму потолками, с редкими все еще горевшими светильниками, чьи нервные огненные отблески метались по каменным стенам. Проходя мимо покоев Апреля, Титрус решил завернуть к нему. Долго стучал, но ответа не получил. Решив, что Апрель куда-то вышел, он приоткрыл дверь – в покоях Сенаторов они не запирались, и вошел.
– Апрель! Ты не спишь?
Он спросил это на всякий случай, так как знал, что сон у первого Сенатора очень чуткий и он сразу бы проснулся, как только приоткрылась дверь. Удостоверившись, что его и вправду нет, Титрус решил подождать. Не зажигая светильников, он присел в кресло у окна и вытянул ноги. Тихо, тихо… будто за окнами ничего не бытовало, кроме бездонного ночного неба с безмолвными дорогами звезд.
* * *Захария бежал, покуда не обнаружил глубокую яму с торчащими из стен черными корнями. Деревьев не было, а корни были. Он прыгнул в яму, следом полетела Кара.
– Давай! – что было сил, крикнул Захария и упал на дно.
Буквально в следующую минуту в воздухе возникло напряжение и стало расти с каждым мгновением. Упругие волны расходились как от эпицентра взрыва, сделалось трудно, почти невозможно дышать.
– Что он делает? – прошептала Кара, борясь с желанием подняться на поверхность и посмотреть на Грэма.
– Сжигает кислород… – перед глазами Захарии поплыли разноцветные круги.
– Зачем?
– Да просто так, – рассердился юноша, – зачем он нужен? Давай я тебе всё позже объясню, если не задохнусь, конечно!
* * *Сидя в темноте и тишине, Титрус слушал прерывистое биение своего сердца – в последнее время оно что-то совсем разладилось: то гнало как безумное, то еле прослушивалось. Кроме этого рваного биения ничто не тревожило тишину. Внезапно раздался какой-то тихий щелчок, и в стене напротив стала приоткрываться дверь. Резанула полоска света. Показался высокий силуэт, в котором Титрус безошибочно признал Апреля – тот застегивал крепления мантии. Титрус почувствовал себя крайне неловко, будто тайком пробрался в чужую спальню. Ощутив присутствие постороннего, Апрель замер, вглядываясь в темноту.
– Кто здесь? Ты, Титрус?
– Да, – откашлялся он, – извини, что…
Апрель скрылся на мгновение за потайной дверью и вынес светильник. От него быстро зажег напольные подсвечники. Когда они стали вспыхивать и посветлело, никакого намека на дверь уже не было – только стена и зеркало не ней.