Галина Полынская - Чужая звезда Бетельгейзе
На смену зеленому Медиуму пришел голубой Рим и заполонил собою почти все беззвездное небо. Гигантский плоский диск завис в такой опасной близости от земли, казалось – протяни руку и можно постучать по нему костяшками пальцев, как по старинному тонкому блюду. Сухая почва с глубокими трещинами сменилась более влажной вязкой почвой, окаменевшие скелеты деревьев – толстыми темными листьями, росшими пучками. Порой такие «розетки» доходили юношам до пояса, источали листья сладковатый приторный запах.
– Предлагаю передохнуть, – сказал Захария.
– Да, – кивнул Грэм, – не мешает перекусить.
Они расположились подальше от листвяного пучка, избегая дышать его удушливо гиблым ароматом. Захария положил на землю мешок, развязал его, вынул сложенную вчетверо белую тряпицу, расстелил и принялся доставать кушанья. Грэм сначала сел на землю, а потом лег на спину, вытягиваясь. Теперь он был лицом к лицу с безмятежным голубым Римом. Отчего-то душа проникалась уважением к этим потаенным светилам, хотелось узнать их судьбу и историю… но Грэм знал, понимал, как язык чудного старика с белыми глазами, – все три звезды сумеречной Альхены кому-то дали обет молчания и никогда его не нарушат.
* * *Апрель спускался вниз по тайной лестнице, она вела прямиком в стойла каргонов. Его каргон не имел ничего общего с ленивыми скотинами, запряженными в повозки. Холеное, поджарое животное с темно-серой, будто посеребренной шкурой, издало тягучий мяукающий звук, увидав хозяина, что означало радостное приветствие. Апрель потрепал его по морде, и, игнорируя снаряжение для удобства езды на каргонах, ловко запрыгнул ему на спину и взялся за два кожаных уса, торчавших из ноздрей животного – природа будто специально создала этих тварей для удобной езды, даже позаботилась о естественной узде. Пригнувшись к сильной жилистой шее каргона, Апрель выехал из стойла и пустил зверя мягким шагом. Обточенные аккуратные копыта цвета старого янтаря мягко ступали по земле. Впереди виднелся оградительный ров, но пересекать его и попадаться на глаза охране Дома не входило в планы Сенатора. Он знал, где ров немного сужается, в этом месте каргон мог его перепрыгнуть.
Тьма сгущалась, она напоминала клубы дыма от близкого пожарища. Миновав гордость Дома – ряды уродливо-корявых низкорослых деревцев, чьи узловатые ветки сплошь покрывали непомерно крупные красные цветы, напоминавшие наскоро сшитые лоскутья, Апрель выехал к оградительному рву. В этом месте его высокие отвесные берега никем не охранялись. Взглянув на днем и ночью бурлящую от ядовитых рыб пенистую воду, Апрель отвел каргона назад и хорошенько дернул за усы. Животное сорвалось с места и помчалось вперед. Хозяин еще плотнее прижался к нему, словно желая слиться воедино со зверем. Каргон перемахнул через ров, но не совсем удачно, – задние копыта заскользили вниз по отвесной стене. Апрель, что было сил, дергал его за усы, пока влажные ноздри каргона не обагрились кровью.
– Давай, давай, – повторял Апрель, – давай же!
Животное хрипело и сползало вниз. Тогда Апрель ударил пятками в чувствительные места под ребрами. Каргон взвился и выскочил на поверхность. Апрель перевел дух, потрепал его по вспотевшей шее и направил животное к темнеющей вдали прибрежной полосе океана.
* * *Разглядывая чистый лик Рима, Грэм и не заметил, как уснул – с ним такое иногда случалось, он вдруг проваливался в сон, больше похожий на обморок, и мог не подавать признаков жизни довольно долго. Казалось – он даже не дышит в такие моменты.
– Что с ним? – забеспокоилась Кара, подлетая к неподвижному лицу юноши.
– Не беспокойся, такое бывает, ничего страшного.
Захария отломил кусок лепешки, узким тонким лезвием маленького стилета, извлеченного из незаметного кармашка на голенище сапога, нарезал копченое мясо и принялся за еду.
– Ты давно его знаешь?
– Грэма?
– Да.
– Всю жизнь, мы выросли вместе.
– Кто он? Какой он? – Кара не сводила глаз с четко выточенного лица юноши.
– Ну… – Захария разрывал жесткие мясные волокна ровными белыми зубами, – он демон.
– А что это?
– Похоже, он и сам не знает, а если не знает он, откуда же знать мне.
– Все-таки интересно, – не унималась Кара, – далеко не каждому с наземного мира удается достучаться в Тарт, тем более, призвать к себе живой огонь. Юноша обладает большой силой.
Захария кивнул, он жевал, отстраненно глядя, как движется тень ближайшего куста. Рим стоял неподвижно, однако тени двигались по кругу каким-то непостижимым образом.
– Он красивый, – Кара снова подлетела к лицу Грэма. – Такая спокойная красота присуща только правителям. Он правитель?
– Да, правитель Шенегрева, но он еще не вступил во власть.
– Шенегрев прекрасный город, один из самых больших на Альхене, такой же красивый, как и его правитель.
– Кара, – Захария развязал ремни кожаной фляги с тягучим крепким вином, – он человек, по крайней мере, по внешнему виду, а ты огонь.
– Да я просто…
– Ну да.
Сделав пару глотков, Захария завязал флягу, положил ее на тряпицу, лег на землю и через мгновение уже спал.
* * *Упругий ветер, наполненный дыханием океана бил в лицо всадника. Копыта каргона разбрасывали мокрый песок, он мчался по самой водяной кромке и во все стороны веером летели брызги. Тьма сгущалась, черными клубами заволокло небо, ленивые, гладкие волны забеспокоились и принялись кидать на берег густую пену. Она шипела, пропадая в песке, оставляя после себя белесый налёт. Вскоре показались острые скалы, бледные и ломкие, они казались причудливо застывшей пеной, сумевшей преодолеть влажную прибрежную полосу. Жилище отшельника выглядело частью скальной гряды, оно было столь незаметно, что Апрель едва не проскочил мимо. Дернув за усы, он развернул каргона, остановил его и спешился. Вход в жилище прикрывала дверь, сколоченная из выброшенных водой разнокалиберных досок. Апрель стукнул пару раз и, не дожидаясь, пока ему ответят, зашел внутрь.
* * *Погружаясь в сны-обмороки, Грэм никогда ничего не видел, будто некто брал плотную черную ткань и оборачивал его лицо – было тепло и душно, и абсолютно темно. Но на этот раз черная ткань где-то затерялась. Грэма ослепило густое алое сияние, оно менялось, переливалось всеми оттенками красного, надувалось, подрагивало, будто вот-вот собиралось лопнуть. Грэм ощущал себя беспомощным, тело исчезло, осталось лишь ничем не защищенное сознание, – в нем объединились и обострились всё чувства. Алое сияние постепенно превращалось в нечто живое, дрожащее, сквозь эту зыбкую субстанцию проступили черты чьего-то лица с необычным разрезом глаз, какого Грэм никогда не видел ни у людей, ни у животных. Понять мужское это лицо или женское тоже не представлялось возможным. Оно неотрывно рассматривало беспокойное сознание Грэма с его обострившимися чувствами, и в диковинных разрезах клубилась розоватая дымка, заслоняя тонкие зрачки.
* * *В очаге мерцали оранжевые угли, на низком трехногом столике стояли деревянные кубки, наполненные слишком сладким самодельным вином. На полу, на мягких шкурах, истрепанных временем сидел Апрель, напротив Иир – старейший демон Альхены, о котором ходили легенды, будто он бессмертен. Черную гриву жестких волос прореживала голубоватая седина, цепкие черные глаза практически не моргая смотрели из-под широких черных бровей, резкие морщины, будто глубокие шрамы, испещряли безбородое лицо. Апрель цедил вино, изредка посматривая на Иира, разговор едва клеился, старый демон не спешил выкладывать первому Сенатору свои бесценные в данном случае знания о Земле, мире, породившем их обоих. Апрелю приходилось буквально вытаскивать из него каждое слово.
– Какая она? Какова Земля?
– Она быстро меняется, – голос Иира никак не вязался с его угрюмой внешностью, это был чистый голос юноши. – Разве я могу знать, какой она стала теперь?
– А тогда Земля какой была?
– Какая теперь разница, все равно такой уже не будет.
Апрель глотнул гадкое вино, едва удерживаясь, чтобы не поморщиться.
– Я долгое время пытаюсь сделать коридор туда, но ничего не получается, что я делаю неправильно?
– Откуда же мне знать.
– Ты против того, чтобы кто-то из нас вернулся на родину?
– Мне все равно, – чуть помедлив, ответил он. – Я всегда стремился к тому, что имею сейчас – уединение с видом на океанский берег. Человеческая жизнь непроста, а наша и подавно, мы должны быть очень осторожны, ведь наши силы могут наносить непоправимый урон мирозданию. Человеческие ошибки можно исправить, наши могут повлечь за собой необратимые последствия.
Выслушивать его соображения о людях, демонах и обо всем мироздании в целом, не входило в жизненные планы Сенатора. Дождавшись первой паузы, он произнес:
– Существует ли некий универсальный ключ к взаимопониманию с людьми?
![Андрей Мартьянов - Вестники времен [= Знамя над Тауэром]](/uploads/posts/books/111039/111039.jpg)