Ольга Чигиринская - Спасенный
Сагара не знал, что ответить. Старик обошел его и начал спускаться по лестнице. Сагара перепрыгнул через поручни и снова заступил ему дорогу.
— Ну-ну, — усмехнулся господин Ито. — Разве прилично священнику так скакать?
— Но мы же не закончили разговор, — Сагара сморщился от боли в пятках. — Господин Ито, у нас достаточно работы. Без вас мы не справимся. Вы знаете город лучше всех. Вы знаете своих людей. Вы не можете бросить меня так просто. Вернитесь, прошу вас.
— Я устал, — вздохнул старик — но повернулся и начал подниматься.
* * *Сестра Сильвия нашла в подвалах архива планы канализации. Немного устаревшие, но Сагара надеялся, что в целом ничего не изменилось.
Он хотел в тот же день отправить ребят на поиски малыша, который жил под землёй, но это случилось то, чего не ждали. Точнее, окончание работ на расчистке школы никакой неожиданностью не было. Неожиданность случилась, когда открыли подвал — и оттуда хлынул такой страшный смрад, что Сагара не мог вдохнуть, пока не включил фильтр шлема, и то же самое сделали все остальные синдэновцы — взвод Коннора. А люди Ягдбергов, у которых не было на себе костюмов с фильтрами, рванули что было сил в наветренную сторону, побросав технику.
Сагаре казалось, что он и сквозь фильтр чувствует этот смрад. Не горелой — а гнилой плоти.
— Я не хочу туда лезть, — чуть ли не со слезами сказал Коннор.
— Я тоже, — признался Сагара — и сделал шаг в подвал.
… В подвале школы прятались дети и учителя — около шестисот человек.
— Что тут произошло? — прохрипел Коннор, оглядываясь вокруг при свете фонаря. — Боже правый, Пресвятая Дева, почему они умерли — сюда же не дошёл огонь?
— Не дошёл — но высосал отсюда кислород, — ответил Сагара. — Они задохнулись.
Те самые вентиляционные отверстия, через которые пламя задушило людей, пропустили сюда воду вчерашнего и сегодняшнего дождей. С потолка капало, оба сохэя стояли по щиколотки в воде. Сделать хотя бы один шаг вперёд ни один не мог — это означало наступить…
— Это же дети, — Коннор начал давиться чем-то. — Одни только дети.
Сагара понимал его чувства. Чаще всего они находили останки в таком состоянии, что нельзя было уверенно сказать, принадлежат они детям или взрослым. А тут…
— Как мы их вынесем? — спросил Коннор. — Они же…
— Мы не станем их выносить, — решил Сагара. — Не стоит распространять трупный яд по всему городу. Я отслужу по ним прямо тут — и мы сожжём тела термоминой.
— Доделаем то, что не доделали Рива, мать их в душу за ногу туда-сюда?
— Поверьте, сержант, детям уже всё равно.
— А идентификация?
— Как? Мы можем взять пробы у тех, кто сверху и с краю. А дальше… Нарушим эту плёнку — и… вы видели, как взрывается консервная банка?
— Хватит, отче, — Коннор застонал, сдерживая рвоту. Они вышли на свет. Сагара увидел, как Коннор бледен.
— Вы не назначили мне епитимью.
— Излишне. Вы и так сегодня не будете есть, сержант.
За ограждением с наветренного бока уже столпились местные. Сагара узнал кое-кого — в частности, госпожу Янаги.
— Там дети? — спросила она. — Вы нашли детей? Можно забрать тела?
— Нельзя, — Он видел, как меняется её лицо, как отступили назад люди Минато. Он знал, что от него смердит, что он принёс тот смрад с собой, пропитался им. — Нельзя. Там… фактически нет отдельных тел. Здесь… есть родственники?
Женщина закивала. Кто-то из горожан сделал шаг вперёд и тоже кивнул.
— Назовите мне имена, — Он включил блок памяти сантора. — Я буду служить прямо здесь. Потом мы выдадим вам прах.
— Вы их… сожжете? — с ужасом спросил пожилой человек.
— Я не могу допустить даже малейшей возможности эпидемии, — как можно твёрже сказал Сагара.
— Нет! — закричала вдруг госпожа Янаги. — Нет, не смейте! Нелюди! Выродки! Палачи! Отдайте нам их! Отдайте, мы похороним их сами! Не смейте сжигать!
Она кинулась вперёд, но техники их команды Гельтермана и городские мужчины перехватили её и повели прочь. Она кричала и билась у них в руках. Те, кто остался, смотрели на Сагару с неприкрытым отвращением.
— Имена, — напомнил он. — Столько, сколько сможете.
* * *… Вечером госпожу Янаги принесли в лазарет «Льва». Она вешалась — но это успели вовремя заметить. Брат Аарон, старший корабельный врач, как мог, поправил ей позвоночник, однако, выйдя из операционной, предупредил Сагару и господина Ито:
— Ей нужна серьёзная психиатрическая помощь — иначе она повторит попытку. Я не могу держать её на транквилизаторах до конца жизни. Пускай этот вертопрах из Шезааров привезет хотя бы одного головогрыза, что ли. Я ведь хирург. Мне тут довелось уже побывать и акушером, и педиатром, и санитарным врачом — ещё одной специальности я не потяну, у меня только одна голова.
— Но очень хорошая, брат Аарон. Пока нам не прислали психиатра — нужно как-то выкручиваться.
— А как же, — хмыкнул брат Аарон. — Почти полтысячи людей с тяжелой формой ПТСР — и я.
— Пэтээсэр — это что? — спросил господин Ито.
— Посттравматическое стрессовое расстройство, — пояснил брат Аарон. — Чрезмерная тяжесть страдания, которое не прошло бесследно. К слову, отче, когда мы здесь закончим — половина ребят тоже будет нуждаться в терапии.
— Половина? — усмехнулся Сагара. — Это было бы хорошо. Я боюсь худшего.
— Нужно что-то делать. Вы неплохо сработались с теми инквизиторшами — а они же всё-таки не последние люди в империи. Надавите на какие-нибудь рычаги. Нам нужен головогрыз, потому что иначе я сам тут свихнусь.
Это была очень хорошая идея, и Сагара пометил себе в санторе: встретиться завтра с сестрой Еленой по поводу психиатрической помощи потерпевшим.
— А почему не сегодня? — спросил брат Аарон с какими-то вредными интонациями.
— Потому что сейчас у меня исповедь, а потом я беру добровольцев и мы отправляемся в канализацию — искать ребёнка.
Господин Ито вздохнул.
— Я же говорил вам, отче, что это привидение. Это душа одного из тех, кого вы сегодня похоронили — и я благодарен вам от всего сердца. Она успокоится теперь, и…
— Но моя душа не успокоится, пока я не буду убеждён, что это привидение, — ответил Сагара.
* * *— Отче, я теряю веру.
— Я тоже.
Брат новиций Хаас раскрыл рот и захлопал глазами.
— Вы серьёзно?
— Куда серьёзнее. Как можно не утратить веры со дня, когда люди сотворили людям пекло собственноручно — а Господь их не остановил.
— Но ведь… — Брат Хаас запнулся. — Ну, я думаю, это… так было, наверное, всегда, вот что я скажу. Бог позволяет свершиться злу, потому что может это… превратить его в добро.
— Вот видишь, сын мой, ты уже сам знаешь, что я хочу тебе сказать. Но, получается, всё же теряешь веру. Стало быть, словами ничему не поможешь. Так?
— Выходит, так, — Брат Хаас опустил голову. — И что мне теперь делать?
— Попробуй делать как я: держи в голове альтернативу.
— Держать… что?
— Альтернативу. Иную возможность.
— Какую?
— Всё то же самое. Люди творят людям пекло своими руками — и на этом конец. Ни вознаграждения и утешения для тех, кто страдал. Ни кары для тех, кто причинил страдание. Ни Бога.
— Скверно.
— Вавилоняне живут с этим. Если могут они — сможешь и ты.
— А вы?
— А я не хочу.
— Так и я не хочу, отче!
— Тогда слушай. Я был бы величайшим на целом свете дураком и мерзавцем, если бы сейчас сказал тебе, что Бог допустил эти страдания жителям Сунагиси за их грехи. Я был бы просто дураком, если бы начал тебе объяснять, что это Божий план, из которого вышло какое-то большее благо для тех, кто погиб. Когда Бог пришёл к нам, ты сам знаешь, что Он сделал с людскими страданиями — Он разделил эту муку. Он не болтал на темы теодицеи, тем более не искал Себе оправданий. Мы с тобой тут сейчас можем лишь молчать перед лицом страдания. Молчать и действовать. Помнишь, когда Господу сказали про галилеян, убитых Пилатом?
— Да… разве они были грешнее всех Галилеян, что так пострадали?
Сагара кивнул.
— Это великое искушение, Хаас — пытаться дать ответ для кого-то другого. Найти какое-то рацио. Меня сейчас охватывает великое искушение найти для тебя какие-то очень правильные слова — но на наше общее счастье я знаю, что мои слова не вернут твоей веры. Если ты хочешь кричать Богу, как Иов — то кричи. Хочешь проклинать — проклинай. Об одном прошу — от своего, а не чьего-то ещё имени. И другая просьба — действуй. Что-нибудь ещё?
Хаас стиснул пальцы. Его курносое лицо было задумчиво и мрачно. Наконец он проговорил:
— Женщина.
— Ты полюбил какую-то женщину? — удивился Сагара.
— Нет. Та женщина, что вешалась. Она у меня из головы не идёт. Я знаю, что там были её дети, но не могла же она думать, что за два месяца они останутся живы?
