Йон Колфер - А вот еще...
— Иди к черту, Рэндом.
Президент кивнула.
— Вот, Ферти. Вот она какая. И ты еще удивляешься, что меня трудно читать? При тех-то укреплениях, что пришлось мне соорудить вокруг мозга?
Триллиан уже почти визжала.
— Ты разговариваешь с чертовой игрушкой!
На это Фертль, похоже, отреагировал.
Необходимое пояснение. Хотя ушей у флабузов, как известно, нет, они чрезвычайно чувствительны к вибрации и в особо экстремальных условиях способны буквально взорваться. Рекорд по количеству одновременно взорвавшихся флабузов удерживает уроженец Асгарда Тор, некогда рок-идол — это произошло при презентации его новой композиции «Ну-ка, помолотим!» на орбите Дельты Скорншеллоса. Предыдущий рекорд был поставлен интергалактической рок-группой «Зона бедствия», уронившей сабвуфер в кратер вулкана, где флабузы как раз отмечали праздник Статического Электричества.
Фертль взъерошил мех и открыл крошечную пасть, которая стала вдруг больше похожей на клюв.
— Батарейка, — произнес Фертль металлическим голосом.
— Что? — встрепенулась Триллиан. — Мне послышалось, или флабуз действительно заговорил? Вот это сенсация, да.
— Батарейка, — повторил Фертль, на этот раз настойчивее.
Бархатный занавес медленно поднялся, но никакой публики за ним не оказалось, только зал из голубого неба и две человекоподобные фигуры.
Рэндом и Триллиан вскочили и стояли, разинув рты; теперь семейное сходство стало, несмотря на все подтяжки и импланты, несомненным.
— Что происходит? — спросила президент, голос которой сделался на октаву выше. — Мама? Что происходит? Где мои журналисты?
— Не паникуй, — отозвалась Триллиан, прилагая все усилия к тому, чтобы голос ее не дрогнул. — Здесь что-то происходит.
— Что-то происходит? — взвизгнула Рэндом. — И это все? Ты столько лет провела на передовой, и все, что ты можешь сказать — это «что-то происходит»? Это попытка похищения, вот что это! Нас куда-то перенесли.
Триллиан всмотрелась в человекоподобные фигуры, которые с каждой долей секунды казались ей все более знакомыми, словно с глаз ее спадала пелена забвения.
— Похищение? Нет, не думаю. Не этими двумя. Они безвредны… в основном.
Рэндом взяла себя в руки и приняла свою любимую президентскую позу: ноги на ширине плеч, руки крест-накрест на груди.
— Вы, двое. Что вы натворили? Я хочу знать, где мы находимся.
Тот, что пониже, обратил внимание на вновь появившихся… впрочем, у него и выбора особого не было, поскольку одна из двух кричала.
— Мне кажется, разумнее было бы спросить, «когда мы», потом, возможно, «кто поместил нас сюда», ну и, наконец, «есть ли здесь тележка с напитками?».
Рэндом нахмурилась.
— Последнее, конечно, особенно актуально. Как бы вы, молодой человек, ни ерничали, я прекрасно понимаю, что в глубине души вы так же напуганы, как мы.
Молодой человек улыбнулся.
— Я с Бетельгейзе, Рэндом. У нас нет глубины души.
Рэндом открыла было рот для отповеди, но тут узнала второго мужчину, и это потрясло ее так, словно ей в лицо засветили плазменным тортом.
— Отец? Папа? Па?
— Выбирай любой вариант, — предложил уроженец Бетельгейзе. — Все легче разговаривать.
Триллиан ринулась через комнату со скоростью, какой не развивала уже много лет.
— Вот и посмотрим, что твой отец скажет насчет твоего брака.
Рэндом почему-то вдруг резко помолодела.
— Папа, — всхлипнула она. — Папа! Моя идиотка-мать не любит моего мужа!
Отец уронил голову на грудь. Ему отчаянно хотелось вернуться к чаепитию.
2
Форд Префект обследовал небесную комнату. Он дышал на стены, чтобы увидеть, не запотеет ли поверхность, он строил стенам зверские рожи в ожидании ответной реакции, а в конце концов осторожно дотронулся рукавом. Когда материал рубашки не выказал признаков возбуждения электронов от высокой температуры, Форд осмелел настолько, что ткнул в стену пальцем. Стена тут же пошла рябью, и по ней побежали, сменяя друг друга, сцены брачной церемонии флабузов, хижин на тропическом пляже и диких оргий. Рябь, а вместе с ней иллюзорные воспоминания улеглись, и стена снова не показывала ничего, кроме лазурного неба.
— Вы не возражаете? — произнес голос, исходивший, казалось, отовсюду. — Выражаясь несколько старомодно, порох в пороховницах сыроват уже… Если вы согласны посидеть неподвижно, я могла бы поддержать эту иллюзию еще немного.
— Так ты говоришь, эта, заарктурь твою медь, комната — иллюзия? — возмутился Форд, снова ткнув в стену пальцем.
— Вы не… Разве я не говорила… Ну да, да, иллюзия. Этот вестибюль существует исключительно у вас в головах. У вас у всех. Эта комната виртуальна. Или вам хотелось бы, чтобы я донесла эту информацию до вас иным способом?
Форд почесал подбородок и не без огорчения заметил, что он не столь скульптурен, каким был на Хэй-Виляй.
— А как насчет видео?
Небо разом исчезло, сменившись несколькими изображениями птицы-робота, нетерпеливо щелкавшей клювом.
— А, — кивнул Форд. — Путеводитель «Автостопом по Галактике, мод. II». Так я и думал. Я тебя не видел с… — Форд порылся в воспоминаниях (которые с каждой секундой делались все отчетливее), — с тех пор, как ты пыталась разнести Землю к чертям собачьим.
— Вовсе нет, — возразила птица. — Совсем не с тех пор. Подумай хорошенько.
— Я вижу, ты апгрейдилась. Перья, там, золотые…
— Это иллюзия, бетельгейзианин. Я выгляжу так, как хочу выглядеть. Как делал ты — там, на курорте. Помнишь подбородок?
Форд мечтательно вздохнул.
— Еще бы. Это было круто. Особенно тень — профиль прямо-таки божественный.
— Я видела нескольких богов, — заметила птица. — У некоторых с подбородком так себе. Как по-твоему, зачем Локи так культивировал свою бороду?
Форд немного подумал.
— Возвращаясь к моему вопросу… так как насчет видео?
H2G2-2 нахмурилась, что, поверьте, не так просто сделать с клювом вместо носа.
— Ты что, не слышал? Порох в пороховницах заканчивается. Я не смогу долго удерживать этот вестибюль.
— Да тут ничего сложного. Всего-то двухмерная анимация, древняя такая хреновина. Я знаю, ты сможешь, если захочешь как следует.
Птица драматически закатила глаза и исчезла с одной из стен, а на ее месте возник черный экран с четырьмя схематическими, почти проволочными фигурами. У одной имелись в наличии немного неестественные выпуклости на груди, у другого — ущербный подбородок.
— Ха-ха, — хмыкнул Форд, обращаясь к небу. — Очень смешно.
На экране возникла мультяшная птица, парящая над головами четырех проволочных человечков.
— Добро пожаловать, — объявила птица, — на видеопрезентацию, которую мне хотелось бы назвать «Иллюзии для идиотов».
Форд предупреждающе помахал в воздухе пальцем.
— Значит ли это, что все люди в построенной тобой иллюзии идиоты, или это просто идиотское объяснение?
Птица не обратила на него ни малейшего внимания.
— Как многомерный, суперсовременный, всезнающий путеводитель, оснащенный лучшей моделью мордоорганического мозга, способной производить более десяти триллионов операций в наносекунду…
— Поближе к делу! — рявкнул Форд экрану. — И быстрее, а то я задницей чувствую приближение плохих новостей, и мне хотелось бы побыстрее понять, в чем их суть. Кое-кто в этом помещении неважно справляется с плохими новостями, и мне стоило бы предварительно обработать истину, прежде чем выкладывать ее.
— Что ж, если ты кончишь ныть…
— Я кончил. Будь добра, продолжай.
Птица неспешно откашлялась, наслаждаясь драматическим эффектом.
— Как я говорила уже… Будучи столь совершенным биогибридным организмом, я без труда воткнула пучок нейронов в центры сна каждого из ваших мозгов — кстати, бетельгейзианец, твой найти оказалось сложнее — ну, а потом замкнула вашу нейронную сеть на мою.
Форд нахмурился.
— А ну покажи мультики, — потребовал он.
Голубые лучи протянулись от кончиков крыльев нарисованной на экране птички; они воткнулись в уши нарисованных человекоподобных фигур, выскочили у каждой из другого уха и, вернувшись к H2G2-2, уперлись ей в лоб.
— То есть ты нас усыпила и спроецировала сновидение?
— Я продлила вам жизнь, и довольно надолго.
— Но эта жизнь чисто виртуальна, так что на деле мы нигде не были?
— Совершенно верно. Нигде и никогда.
— Значит, мордоорганический, говоришь?
— Я старалась объяснить по возможности сжато.
Форд снова потыкал в стену, на этот раз двумя пальцами, наблюдая за причудливым взаимодействием нескольких разных изображений.
— Значит, все это сон. И не только эта комната?
— Нет, — холодно ответила эта птица. — Не только эта комната.
