Анна Варенберг - Последний владыка
— Правильно, — тут же поддержал его мужчина, назвавшийся врачом. — Неплохо, когда кто‑то способен сохранять здравый смысл и приводить в чувство всех остальных. Кстати, позвольте представиться — я Джереми Стайн, — продолжая приветливо улыбаться, он увлек Тревера за собой и сделал знак своим товарищам по несчастью следовать за ними обоими. А может быть, никакого знака, как такового, не было, Тревер просто не обратил на это внимания. Он пытался сообразить, как станет строить разговор с этими людьми, и еще прикидывал, что здесь опять далеко не все. Где могут находиться остальные? Возможно, Джереми согласится помочь в поисках, пока еще вполне адекватен… о том, что произойдет с ним позже, Тревер пока старался не думать.
И только очутившись в помещении одного из номеров отеля, он ощутил новую вспышку тревоги. Замечательный парень Джереми Стайн больше не улыбался. То есть его лицо все еще сохраняло маску доброжелательности, но в глазах словно что‑то погасло, и они сделались совершенно пустыми и черными. Разительно напоминающими те, какими взирали на Тревера «термиты». А его рука, дружески обнимавшая плечо Тревера, явно не собиралась разжимать захват. Голос, мгновенно ставший механически — безжизненным, произнес:
— Тебе очень повезло — станешь одним из нас. Это большая удача и большая честь для тебя, потому что сыворотки пока еще не слишком много, чтобы тратить ее на кого попало. Минувшей ночью нам удалось забрать ее запасы из лаборатории Центра. Теперь мы можем увеличивать наше количество.
Тревер ничего не успел — на нем разом повисли пятеро монстров, не давая двинуться. Значит, Фрэнк и здесь не ошибся, сказав, что уничтожена не вся первая контрольная группа. Ситуация в точности повторяла ту, в которой он оказался, когда Шеннеч велел коринам превратить его в подобную им марионетку. Лучше умереть, чем самому превратиться в монстра! Кажется, он выкрикнул эти слова вслух, потому что Джереми покачал головой.
— Кто же тебе позволит умереть? И зачем? Скоро нам будет принадлежать весь Меркурий, а несколько позже и другие планеты Галактики.
Жизнь каждой отдельной особи не имеет значения. Через несколько дней ты сам поймешь это, став частью великого целого.
Длинная игла глубоко вонзилась в вену на его руке, и Треверу вдруг стало совершенно безразлично, что будет потом. Предел ужаса и отчаяния был перейден. Фрэнк все‑таки достал его руками своих созданий. Больше того, сам мертвый Шеннеч дотянулся до него из небытия. Говорят, от судьбы не уйдешь. Тревер никогда не был фаталистом, наоборот, он всегда старался повернуть обстоятельства в свою пользу, а не плыть по течению. Но сейчас он готов был поверить, что судьба, определенная человеку свыше, существует, и сопротивляться ей бесполезно, да, наверное, и незачем.
Ему было пятнадцать лет. Он шел домой, прекрасно зная, что его ожидает — презрительный взгляд донельзя уставшей матери. Родители много лет жили как кошка с собакой, и единственное, в чем они были всегда заодно, — это недовольство своим отпрыском — неудачником, которого оба ненавидели больше, чем друг друга. Нелепое уродливое слабое создание!
Год назад отец умер, и раздражение матери стало еще более откровенным. Она тянула семью, изо всех сил стараясь заработать на кусок хлеба, а проклятому мальчишке было на это наплевать. Вместо того, чтобы попытаться помочь ей, он дни и ночи не поднимает головы от своих книг, как будто в этом есть какой‑то смысл, и бредит тем, чтобы получить солидное образование — интересно, на какие шиши он рассчитывает? Сколько раз она говорила ему — послушай, Фридрих, не нами сказано, по одежке протягивай ножки! В школе ему внушили, будто у него светлая голова, и он чуть ли не гений, вот парень и свихнулся. Он твердит, что она должна отдать ему деньги, полученные по страховке за смерть его отца — да, верно, сумма там немалая, да только никак не на то, чтобы заниматься ерундой. Подумаешь, курсы при каком‑то университете, причем вторые или третьи по счету! Нет, пусть даже не мечтает. Что из него выйдет, еще большой вопрос, а ей необходимо как‑то обеспечить свою старость — не полагаться же на то, что Фридрих станет ее содержать! Ему никто не нужен. Он такой же лунатик что днем, что ночью — живет в каком‑то нереальном мире, это чувствуют все, в том числе и его сверстники — потому и достается ему постоянно, белых ворон стая не потерпит.
Любой парень из бедной семьи знает, что человеку нужно иметь дело в руках и физическую силу, чтобы себя защитить, а у этого лентяя руки не из того места растут, гвоздя толком вбить не сумеет. Дохляк дохляком, в чем душа держится. Не то что драться, он ноги‑то еле таскает. Стыдно смотреть. Нужно ведь было уродиться таким недотепой.
Ну вот, дождалась — явился. Она даже не повернула в его сторону головы, продолжая шить. Когда работы полно, не до пустой болтовни.
— Я получил вызов в университет.
Она сделала вид, что не слышит. Вызов. Как же! На дорогу денег нужно больше, чем она зарабатывает за месяц. — Мама, мне непременно нужно ехать, понимаешь, от этого зависит все мое будущее! Моя работа признана лучшей, профессор Эвидж написал, что она может претендовать на научное открытие!.. Ну послушай же. У нас ведь есть деньги от отца. Я тебе верну. Клянусь, очень скоро я добьюсь того, чтобы получить гранд за открытие в области квантовой физики, мне заплатят, и я все отдам! Мне только надо туда попасть… профессор Эвидж…
— Вот пусть твой профессор сам за тебя и платит, — не выдерживает она, — а не я! Почему ты отказался работать в магазине, когда я подыскала тебе подходящее место?! Потому что ты бездельник, и тебе палец о палец лень ударить, чтобы помочь матери! Думаешь, можешь всю жизнь сидеть у меня на шее и кормить обещаниями?!..
— Я тебя ненавижу, поняла? Да, если понадобится, я пешком туда пойду, но ты… ты просто настоящая гадина.
— Вот и убирайся с глаз ко всем чертям. Ты даже не представляешь, каким это будет для меня облегчением!..
… — Вот, — сказала Одо, — теперь ты сам все видел. Фридрих просто украл у матери деньги и сбежал — учиться. А она подала заявление в полицию… и вместо университета он попал в тюрьму на несколько месяцев. Когда он оттуда вышел…
— Значит, ты все это тоже видела вместе с ним, — вздохнул Чеон. — И пыталась изменить его прошлое. Девочка моя, но отдаешь ли ты себе отчет в том, что тебе подобный опыт не по силам? Ты слишком мала… и, к сожалению, слишком неопытна и наивна, чтобы проделывать такие вещи. Кроме того, вынужден тебе сообщить: считается преступлением стереть воспоминания и заменить их другими. И я только рад, что тебе ничего не удалось. Мы не имеем права вмешиваться в сознание других людей. И кстати, проникать в чужие сновидения без их согласия — тоже.
— Но ты же проник, — вздохнула Одо. — И ничего. И ты можешь сделать то, что не вышло у меня, потому что иначе Фридрих навсегда останется таким, каким те люди его сделали. Они же проникли в его сознание и живут там до сих пор. А он из‑за этого страдает сам и делает несчастными всех вокруг. Чеон… я не знаю, как мне убедить тебя помочь ему, но это просто необходимо!.. Он создал этих ужасных уродов, потому что его самого не считали человеком. Если ты не вмешаешься, тогда я сама попробую еще раз. Может, теперь у меня получится.
— Да я скорее возьмусь стереть этот бред из твоей собственной головы, — повысил голос Чеон.
— Не выйдет, — Одо рассмеялась. — Ты, конечно, очень сильный, но я не дам тебе сломать мою защиту, а если ты полезешь в мои мысли без спросу, то только разрушишь их все. Я упрямая, так и мой дед говорит, — с гордостью произнесла она.
— Да уж, в нашем роду женщины — настоящее наказание, — проворчал Чеон. — Ну что мне с тобой делать?
Маг еще пытался сопротивляться, но чувствовал, что готов сдаться. Конечно, недолгое прекрасное наваждение, когда он принял Одо за Гарсуэлу, быстро прошло, однако Чеон был совершенно очарован своей маленькой родственницей, так разительно напоминавшей его умершую дочь, и отказать ей было выше его сил, тем более что внутренне он был согласен с девочкой. Эта маленькая звездочка была так настойчива, так ждала, что он совершит по ее просьбе чудо… обмануть ее ожидания и веру просто невозможно.
— Ну, хорошо. Я попробую, — вздохнул Чеон. — Оставь меня наедине с этим человеком, Одо. Я посмотрю, что здесь можно исправить. Предупреждаю — работа предстоит очень большая, менять придется слишком многое, и ты ни во что не должна вмешиваться, пока я не закончу — это во — первых. Во — вторых, потом тебе придется забыть обо всем, чем я тут занимался, и никогда никому не рассказывать.
— Даже деду? — тут же уточнила Одо. — Я ничего не скрываю от него.
— С Хесвуром я буду говорить сам, — кивнул Чеон. — Нам с ним давно пора примириться. А теперь иди, тебе не нужно здесь находиться.
