Йэнна Кристиана - Эмигрант с Анзоры
Я улыбнулся. Какая же она все-таки глупенькая...
Мне-то было очевидно, что слова тут ни при чем. Как и высокопарная чушь... Но что – при чем? Как объяснить ей все это? Я помнил детей на Эль-Касри, и знал, что моя работа нужна хотя бы для того, чтобы вот это – не росло, как раковая опухоль. Я помнил счастливую улыбку спасенного пилота. И легкое ощущение треска в подушечках пальцев, когда касаешься панели управления. И шершавую поверхность приклада лучевика. Я помнил, наконец, Звезды... настоящие звезды, немигающие. Поначалу они кажутся нарисованными... а потом к ним привыкаешь так, что сквозь атмосферу звезды воспринимать становится уже трудно.
Это нельзя объяснить. Это нужно просто прожить...
– Ты не понимаешь, – сказал я и начал ласкать ее снова.
– Ничего, – ответил я, с трудом очнувшись, – Так что там? Они думают, что мы мазохисты?
– Да, – грустно сказала Оливия, – ну и еще... понимаешь, у эстетов есть такая теория, что самое главное в мире – это создавать красоту. Они творцы, понимаешь? И поэтому они ничему не подсудны, никому не принадлежат, и сами устанавливают для себя правила игры – во всем. Проблема только в том, что нам недоступно понимание их красоты, а им недоступно понимание нашей... все наше творчество они считают не заслуживающим внимания... любительским. У нас эстетические критерии разные. И потом, их бесит то, что мы служим... ну, в космических службах работаем. Что у нас есть Родина, что мы заводим семьи, что мы вообще считаем себя кому-то обязанными...
– Знаешь что? Давай еще выпьем, – я разлил вино, – да, вообще на то похоже... мне, похоже, действительно недоступна такая красота. Я слишком пошлый и приземленный человек. Хоть и летаю в Космос.
– Хватит! – Оливия подняла бокал, в котором было чуть-чуть – на донышке, – ладно, давай за твою удачу! Чтобы у тебя все сложилось.
Мы выпили. Я уже и сам не знал – за что.
Вчера еще я совершенно искренне готов был положить свою жизнь на алтарь мягкого и теплого смуглого живота Ады. Я готов был отказаться – попроси она только – от работы ско, от космоса... навсегда! Не скажу, что это было бы легко, но я бы отказался, уверен.
А вот теперь – не из-за слов Оливии, конечно, просто как-то само собой мне начинало казаться, что может быть, я приобрел больше, чем потерял.
Может, было бы хуже, если бы Ада не оставила меня. Я чувствовал – это уже навсегда. Я вспоминал эти наши последние фразы. Ведь она сказала «Прощай, ско!» (а она внимательно относилась к словам, и не сказала бы «прощай», имея в виду «пока») – именно после того, как я пообещал посвятить ей всю мою жизнь, все отдать... она испугалась? Да, конечно, она испугалась. Теперь я это понимал.
Ей вовсе не нужна была вся моя жизнь. К тому же она боялась, не потребую ли я ее жизнь взамен...
Но что было бы, если бы она приняла мое служение? Нет, я еще не верил, что было бы хуже... утрата была слишком горькой. Но трезвый разум начал уже нашептывать мне: оставь.
Она не дала своего адреса и даже, возможно, настоящего имени – ну и оставь, она поступила мудро. Она не для тебя создана, красивая дикая кошка. А ты – всего лишь полицейский пес, готовый броситься в бой за своего хозяина. Как ты жил бы с ней?
Я вспомнил чувство, возникшее в звездолете, после того ужасного испытания, когда мне самому пришлось вести корабль.. внезапное понимание, что ничего хорошего, интересного, романтического на самом деле в нашей работе нет – но что я больше не смогу жить без этого риска и без этих приключений...
– Я птица большая, сильная... но на голову дурная.
Оливия рассмеялась. Она, видно, знала этот анекдот.
В порыве чувств легко наобещать человеку... а как потом жить с ним будешь? Нет, может быть, и лучше так, как вышло.
Странно, но мне вдруг стало легко. Как будто вытащили занозу. Может быть, это потому, что Оливия сформулировала словами разницу между мной и Адой. То, чего я в Аде не понимал...
Я вдруг увидел ее как на ладони. Никакой особенной тайны в ней нет. Во мне, и то больше тайн. Она просто избалованная кошечка, выросшая в уютных, стерильных квиринских условиях... возможно, были в ее жизни беды (я вспомнил нарисованный образ бедной сиротки), но их близко не сравнить, например, с моими проблемами – я рос тоже без родителей, но я-то знаю еще, что такое голод, и что настоящая боль, и холод, и страх. А скорее всего, и душевных бед никаких у нее не было. Выросшая в сытости, не желающая никому послужить, никому помочь, живущая для себя и возведшая это в принцип. Не просто трусливая, а считающая, что трусость – высшее достоинство человека. Не просто эгоистичная, а считающая это высшей добродетелью.
Но представление это мелькнуло на какой-то миг и заменилось болью... я все равно хотел ее видеть. Какой бы она ни была. Какая разница? Это Ада. Моя Ада. Я должен быть с ней.
– Тебе было бы с ней тяжело, – утешающе сказала Оливия, – О! Смотри! Карен, иди сюда! – крикнула она.
Карен оказался очень симпатичным, высоким, правильно сложенным мужчиной, явно старше Оливии лет на восемь. Вместе они выглядели замечательно. Я даже залюбовался. Только странно немного было... неужели Оливии хорошо – вот с таким человеком?
Уж очень он напоминал манекен из отдела мужской одежды. Волосы тщательно причесаны и продуманно взлохмачены надо лбом. Смуглая в меру кожа гладко выбритого лица, черты которого математически правильны и точны. Строгий изящный костюм прекрасно гармонирует с ореховым цветом глаз, модная бледно-желтая бабочка расположена с выверенной точностью посередине горловины(эта бабочка меня просто доконала). Карен протянул мне холеную мягкую кисть.
– Ландзо, – представился я. Оливия подсела ближе к мужу. Она вся так и сияла.
– Милый, я еще ничего не ела, – заворковала она, – я тебя ждала... зашла, а тут Ландзо сидит. Это мой знакомый, он ско. Мы в прошлый раз работали вместе. Ну, что ты хочешь кушать?
– Ну... пожалуй... вот курочку можно, – он водил пальцем по меню. Оливия так и норовила к нему прижаться. Он что – воспринимает это ее поведение всерьез? Он не понимает, что она фальшивит, что она совершенно не такая, что у нее даже выражение лица изменилось?
А может, это я чего-то не понимаю? Может, это как раз нормальное состояние Оливии? А то, что мне знакомо – это какая-то игра, фальшь? Да нет. Под пулями не станешь фальшивить. И сейчас, разговаривая со мной, она была сама собой, так же, как на Эль-Касри.
Оливия с мужем всерьез и очень обстоятельно обсуждали меню.
– Нет, этот соус я тебе ни в коем случае не посоветую, – озабоченно говорила Оливия, – там слишком много сои, а соя с мясом не рекомендуется, и потом, это просто невкусно. Нет, ты возьми зеленый, и к нему немного лимонного сока.
– Ты уверена? – муж посмотрел на нее так, как будто речь шла по меньшей мере о замене крыльевого сплетения. Оливия так же серьезно кивнула.
– Да, да, милый, послушайся меня, и ты увидишь, как это вкусно!
– Ну ладно, я верю тебе на слово. А теперь нам нужно проработать стратегию в отношении вин...
Милая семейная сценка. Оливия говорила, что пробовала силы в любительском театре. Этюд на тему «Посмотрите-как-мы-счастливы-друг-с-другом».
– Извините, – сказал я, – кажется, я перепил...
Мне просто стало тошно сидеть с ними за столом. Я тихонько выбрался... м-да, «Жемчужница» и вправду – ничего себе. Все же я дошел до уборной, не опираясь на стенки.
А зачем мне сюда, собственно? И есть ли смысл возвращаться? Оливия, наверное, не обидится. Ведь я просто хотел оставить их наедине. Она так оправдывалась, что встретила меня... а может, он ревнует!
Я выбрался на улицу, взял флаер на стоянке неподалеку и отправился домой, запустив автопилот.
Очень умная, добрая, все понимающая... как она может? Почему она ведет себя с ним – так?
Я усмехнулся про себя. А как я вел бы себя с Аделаидой, если бы она согласилась со мной остаться? Да она вила бы веревки из меня. Она бы сделала из меня то, что ей хочется.
Вот так и Карен с Оливией. Он просто пользуется тем, что она любит его... и то придерживая на цепочке, то выпуская ее из рук, добивается, чтобы Оливия вела себя так. Так, как он считает правильным и красивым.
И все же я чувствовал себя предателем. Ведь я готов был все отдать ради любви... а теперь у меня уже такие мысли. Я даже как бы радуюсь освобождению. Да, это правда... я думаю, что завтра со спокойным сердцем пойду на тренировку. Я эстарг. Я не просто так – я эстарг и квиринец. Ско. Именно в этом качестве я хочу жить. Я уверен в этом. Больше у меня не будет никакого разлада между ночью и днем, мое сердце хочет только одного.. я не буду больше мучиться. Ада поступила мудро...
Только бы ее еще раз увидеть... пусть это мучение. Просто увидеть. Побыть с ней еще только раз... больше ничего не надо. Плевать, не нужно мне все это, и летать не нужно, только бы с ней еще раз побыть...
Надо ли говорить о том, что Ада больше не появилась?
