Майкл Флинн - Река Джима
Арфистка поняла, что кто-то вышел следом, но не стала оборачиваться.
— Я не хочу тебя больше знать, Донован.
Человек со шрамами помолчал.
— Я мог бы не согласиться, — наконец ответил он. — Слишком много труда. В чем причина?
— Я видела, как ты ударил Билли.
— Ты о чем?
— Когда вы задержались у оружейного магазина.
— Это? Он попрекнул меня насчет моих глаз. Я отвесил ему оплеуху. Это было в шутку.
Мéарана покачала головой.
— Такое было уже не раз. Ты дурно с ним обращаешься.
— Что насчет меня? — спросил Фудир. — Меня ты знать хочешь?
Арфистка вихрем обернулась к нему и заколотила кулаками в грудь.
— Прекрати! Прекрати играть со мной в эти личности. Я собираюсь в Глушь, и мне страшно.
Вот. Она выговорилась.
— Так и должно быть. Это жестокий и опасный регион. Там есть давно заселенные планеты, но так и не воссоединенные. Человеческие миры, в которых не знают звездных перелетов, там люди сражаются порохом и мечами. Попасть в Глушь непросто, ведь туда не ходят по расписанию лайнеры, а люди склонны к предательству. Они не похожи на ли-гийцев. Они жаждут того, чем мы обладаем, но не могут этого получить, поскольку у них нет соответствующих технологий. Тебе там не выжить. Бродячий капитан может выбросить тебя в первом попавшемся примитивном мире, где недавно изобрели двигатели внутреннего сгорания, и не вернуться. Он может продать тебя в рабство какому-нибудь магарадже или королю.
— Не думаю, что я…
— Думаю, ты можешь доверять Тедди. И может, даже Билли не даст деру, когда вы попадете в передрягу. Но и у ваших способностей есть предел. Ты хочешь рискнуть всем просто ради того, чтобы найти могилу матери?
— Теперь я это знаю. Ее больше нет. Но мне нужно продолжить ее поиск.
— Зачем? Думаешь, она поблагодарит тебя? Думаешь, она хотя бы узнает?
Мéарана пожала плечами.
— Возможно. Но ты тоже планируешь идти дальше.
— Там что-то есть. Не только твоя мать. Нечто, сотворившее целый регион выжженных миров. Выжженный регион. Вот ради чего отправилась твоя мать.
— Тогда я отыщу это ради нее.
Фудир покачал головой.
— Нет. Это не твой поиск. Возвращайся на Дангчао. Сложи об этом приключении песни. Храни бан Бриджит в своем сердце. Именно там храню ее я.
— Правда? Я и не заметила. Но удержать ее было непросто. Она умела высвобождаться. Ты не можешь отправиться туда, Донован. Не важно, насколько ты презренный, я не могу отпустить тебя. — Арфистка схватила его за рубашку и трясла до тех пор, пока у него не застучали зубы. — Ты распадаешься, старик! Ты теряешь сосредоточенность и решимость. Те шесть частей, из которых ты состоишь, разделяются. И когда любая из них злится, ты теряешь себя. Ты был целее за стаканом вискбеаты в баре Иеговы!
— С этим согласны все мы.
— Послушай себя. Какая-то часть тебя хочет умереть? Какой мне с тебя прок, если ты все время будешь полупьян? Чьи навыки ты притупишь? Память Педанта? Дедуктивные способности Ищейки? Физическую мощь Силача? Если одурманивать их, от них не будет никакого толку.
— От них и так никакого толку, — ответил Донован. — Ищейка считает себя самым умным. Внутренний Ребенок боится собственной тени. Силач… да кому он нужен? Я могу назвать тебе целых шесть причин.
— Семь. Включая Донована.
Он пожал плечами.
— Есть такое понятие, как чрезмерное хладнокровие.
— Это значит, ты можешь назвать шесть веских причин, почему тебе следует остаться на Гатмандере и ждать нашего возвращения.
— Я бы ждал вечно. Но не могу. Зорба…
— Не прикрывайся дядей Зорбой! Это худшее, что ты мог сказать.
Мéарана обвела рукой дворик Дуковеров.
— Как тебе пейзаж?
— Что?
Взгляд человека со шрамами расфокусировался, пока он пытался решить, кому из них лучше ответить на вопрос. Но она не стала ждать.
— Гаты не видят в себе творцов, — сказала арфистка, — это чувствуется даже в их речи. Они подчиненные. Дела случаются. Они просто сторонние наблюдатели. Поэтому не говори мне, Донован-буиг, что ты идешь только потому, что тебя вынуждают обстоятельства!
Мéарана заметила, как у открытой двери дернулась занавеска и выглянувший Билли Чинс кивнул. Девушка взглядом показала, что поняла, и взяла Донована за руку.
— Давай вернемся и доедим порщ.
Человек со шрамами фыркнул.
— К чему спешить? Его уже подали холодным.
Но все равно поплелся следом за ней в дом Дуковеров.
Он успел съесть всего три ложки, когда понял, что с ним сделали. Он обратил неуверенный взгляд на арфистку, попытался что-то сказать.
— Ты…
— Спи, — нежно сказала она. — Дуковеры присмотрят за тобой до нашего возвращения. Отдыхай. Обрети покой. Нам велено любить других так же, как самих себя. Начни с этого.
Когда человек со шрамами засопел, Мéарана повернулась к Билли.
— Мы готовы?
Билли глянул на бывшего хозяина.
— «Одеяла и бусы», он отчаливать с высокой орбиты гата завтра. Бот идти гилди, две оры, затем грузовой челн рано утром.
Арфистка кивнула и повернулась к Сефру Дуковеру, мужу:
— Присмотрите, чтобы наш багаж доставили на грузовой челн?
— Что касается меня, есть оказия согласиться.
Мéарана взмолилась о заступничестве небес.
— Хотя бы раз вы можете сказать: «Я сделаю это»?
Гат скривился от отвращения.
— Что касается иномирян, есть оказия к терпению, но нет оказии к оскорблениям.
Из гостиной, застегивая кобуру на поясе, вышел Теодорк.
— Кеб уже здесь, детка. — Он бросил взгляд на человека со шрамами. — Мне это все равно не нравится.
— Кто будет петь о славе Нагараяна, мой дорогой пахари? — поинтересовался Билли. — Госпожа арфистка или старик? Старый-друг, он сильно больной. Не долго умереть в Глуши.
Нагараян перекинул меч за спину и попробовал, как он вынимается.
— Я не сказал, что ты не права, а только что мне это не нравится. Дурной знак начинать путешествие с такого. Стоило бы принести в жертву козла.
Дойдя до бота, зависшего на посадочной площадке, Теодорк придержал Мéарану за руку, и Билли забрался внутрь первым.
— Что за «пахари»?
Арфистка взглянула на Билли, затем на Дикаря.
— Горец, наверное.
Теодорк фыркнул:
— Не очень-то он умный. Я из прерий.
И, потянувшись за плечо, он поправил ремешок ножен, чтобы не дать упасть мечу.
X
ЧЕЛОВЕК ЧАСТЕЙ
Шелковистый Голос падает в бесконечность, но, как будто бросая вызов богу Ньютону, скорость ее полета остается постоянной, кажется, будто она парит. Со своего трона высоко в гипоталамусе она чувствует дыхание, сердцебиение, кровоток, прилив эндорфинов через протоки желез. И все же она падает. Дна нет. Нет такого понятия, как дно. С тем же успехом она может падать вверх, или в сторону, или даже сама в себя.
Силача охватывает безмерная усталость, его неусыпная готовность ослабевает, мышцы расслабляются. Он оседает на мягкую поверхность, чтобы передохнуть.
«Нас накачали наркотиками», — заключает Ищейка.
— Отлично, — отвечает Фудир. — Никогда не перестаю удивляться скорости нашего разума.
В белесом тумане, который теперь заполняет гостиную Дуковеров, скрадывая очертания и цвета, эхом разносится детский голосок:
«Кто сделал это с нами! Кто это сделал!»
В поле зрения появляется Мéарана.
— Ты… — хрипит Внутренний Ребенок голосом Донована. Ни одно слово не может объять всю невероятность такого предательства.
— Спи, — не без нежности в голосе произносит арфистка. — Дуковеры присмотрят за тобой до нашего возвращения. Отдыхай. Обрети покой. Нам велено любить других так же, как самих себя. Начни с этого.
Веки смыкаются, и его окутывает тьма. Издалека доносится еще один голос:
— «Одеяла и бусы», он отчаливать с высокой орбиты гата завтра. Бот идти гилди, две оры, затем грузовой челн рано утром.
Больше он ничего не слышит, погружаясь из внешнего мира во внутренний.
Вокруг даже не туман, ибо дымчатые щупальца тумана имеют очертания, а эта тьма лишена всяческих контуров. Строго говоря, это и не тьма. Но она вещественна. Парадокс! Разве может быть вещество без формы? Может ли быть геометрическая фигура без геометрии? Может ли быть история без слов?
Из хаоса возникает форма. В неопределенной субстанции появляются кварки. Кварки ловят друг друга и становятся барионами, а те соединяются и превращаются в ядра. Вокруг них весело пляшут фотоны, незаметно становясь электронами. Атомы делятся между собой электронами, молекулы объединяются, создавая некую упорядоченность. Целое складывается из частей. А форма порождает функцию.
Форму Донована целенаправленно сломали. В своих трудах Названные допустили древнее заблуждение, будто целое составляет сумму его частей и что, оттачивая эти части до совершенства, целое развивается. Но если кирпич разбить на молекулы, то какая из них окажется красной и прямоугольной?
