Джерри Пурнель - Наемник
– Мне надоело – слышишь! – надоело, когда меня держат за идиота! Хоть бы воровали умело… распоясались, дальше ехать некуда! Вор на воре! Друг друга покрывают! Видишь, что делается? Давно пора прижать их к ногтю!
Я не торопился ответить. Принять предложение означало нажить себе очень много врагов. Которые, возможно, не так опасны, как ублюдок с поясом, полным взрывчатки и гаек, но в совокупности способны сделать жизнь невыносимой. В высшем свете несколько другая мораль. Министры, чиновники содержат балерин, дам полусвета, иногда и светских дам – и все считается нормальным, задавать вопрос о происхождении денег считается верхом бестактности. А мне как раз и придется его задавать.
Проблема еще и в том, что я не припомню случая, когда Первый отдел возглавлял бы столь высокородный дворянин, как я. Туда всегда назначали простолюдинов: Его Величество понимал, что дворянину половина Дворянского собрания перестанет подавать руку.
Но и отказываться… не с руки, нельзя даже. Потому что я понимал Николая: улыбаться придворным и думать, а сколько они украли из твоего кармана, очень тягостно. И ситуация, наверное, и в самом деле не лучшая: не просто же так Его Величество лично выговаривал министру финансов и правлению.
– У нас не самая лучшая ситуация с поступлениями, – словно читая мои мысли, сказал Николай, – слишком много в последнее время пришлось всего восстанавливать. Недопустимо много. И эта проклятая война… без конца и без края. А поднять налоги, отнять льготы я не могу. Это ударит по промышленности и ослабит нас перед немцами. Чего допустить тоже нельзя. Ты моряк, знаешь, что делать.
– Если помпы не справляются – лезь и ставь заплатки.
– Вот именно! Намечается серьезное перевооружение, один истребитель сейчас стоит столько, за сколько мой дед строил целое палубное крыло! Космос отнимает не меньше. Для нас вопрос стоит так: мы вышли на финишную прямую. Мы и Германия. Двадцать первый век не будет британским, не будет американским. Он будет или нашим, или германским. Другого не дано. Либо мы ускоримся сейчас – либо проиграем весь новый век. Все, точка!
Николай не сказал еще кое-что. Италия, мы шли в Италию. В сицилийских портах уже организовывались базы для наших кораблей. Вопрос о принадлежности колоний и правах по колониям слушала Гаага. Затянется на пару-тройку лет, но результат обязательно будет. И какой – зависит от нас, не столько даже от военной мощи, сколько от экономики. Потому что Берлинский мирный договор гласит: каждая страна имеет право владеть любой территорией только до тех пор, пока ведет ее к должному порядку и благопроцветанию, согласно Законам Божьим.
– И нужен кто-то, кто даст по рукам…
– Ты не понял. Найти честного человека, хвала Господу, не так уж и сложно. Для того чтобы давать жуликам по рукам, существует полиция, существует прокуратура. В конце концов – я могу нанять хорошую аудиторскую компанию для любого казенного предприятия. Вопрос в другом. Любая бюрократическая система стремится к тому, чтобы разрастись, приобрести больше власти, влияния. Все это достигается через увеличение штатной численности, расширение полномочий, выполнение никому не нужных и даже вредящих экономике функций. Чем больше денег в экономике – тем это опаснее, потому что чем больше денег, тем больше приз. Посмотри!
Николай обвел рукой стены.
– Ты видишь? Они красят стены корабельным суриком, потому что закупают его большими оптовыми партиями, и это выходит дешевле. Теперь зайди в любое министерство, в любое присутственное учреждение и посмотри, что творится там! Хорошо, если не увидишь венецианскую штукатурку на стенах! Металл, кожа, стекло, хром. И все это за казенные деньги![62] Мои деньги! Еще и откат попросят, паразиты! Поэтому я убежден, что такими вот методами – жалованьем, льготами, поездками за счет казны, ремонтами – воруют не меньше, а еще больше, чем на этих кораблях. А есть еще другое. Ты знаешь, сколько германских станков экспортируется к нам сюда? Нет? А я скажу. На семьсот миллионов золотых рублей. В месяц! Я уверен, что как аналоги как минимум половина из них производится у нас, качеством ничуть не хуже. С этим что прикажете делать?
Николай рубанул рукой.
– Ты жил за границей. Ты создал работающее дело практически из ничего. Ты смог превратить свои навыки в деньги, нанять людей и делать дело. В моем окружении нет ни одного человека с подобными навыками. Одни бюрократы. Поэтому я хочу, чтобы ты не просто возглавил Первый отдел. Я хочу, чтобы ты полностью перестроил его работу. За взяточниками пусть охотятся другие люди. Мне надо знать, где в моем государстве на стенах венецианская штукатурка вместо корабельного сурика! Задача ясна?
Это сколько же я так врагов-то наживу? Бог мой… да тут не половина дворян – тут все дворяне со мной здороваться перестанут! За исключением тех, кто служит в армии и на флоте. Им-то как раз к стенам, крашенным корабельным суриком, не привыкать.
– Практически всех, кто сейчас работает в Первом отделе, придется увольнять, – продолжил Николай, словно и не ожидая моего ответа, – чтобы они не пропали, я отдам распоряжение Мясищеву, чтобы он создал еще один отдел в Генеральной Прокуратуре с функциями бывшего Первого отдела. Людей будешь переводить туда. Кого планируешь набирать?
– Если вопрос ставится так, то нужно набирать людей, которые до этого и не думали работать на госслужбе. Что-то вроде банковских кредитных инспекторов – людей, которым не привыкать проверять и видеть, что где неладно. Людей довольно высокого уровня, низкого просто купят. Обязательно молодых, но кто уже успел продвинуться и хочет продвинуться еще выше, людей с аппетитом к изменениям. Жалованье им следует предложить такое, чтобы их никто не смог перекупить. Нужно и другое…
– Что именно?
– Возможность роста. Очень быстрого роста.
– Если они будут делать дело, то будут расти в табели так быстро, как еще никто никогда не рос.
– Не только это. На казенных заводах… да вообще на всех заводах есть товарищ управляющего по экономике, но нет товарища[63] по экономии. А если боевого поста нет – значит, и задача не выполняется. Во многих случаях, особенно на крупных заводах, для экономии потребуется постоянный надзор. С очень широкими правами. Постоянное контрассигнование документов, проверка обоснованности расходов. Товарищ по экономии…
Николай кивнул:
– Возможно. Возможно все, что не противоречит физическим законам. Ты принят. После церемонии я продиктую Высочайший указ, вечером его зарегистрирует Канцелярия. Присматривай людей и начинай подбирать помещение.
– Со стенами, крашенными корабельным суриком?
Николай усмехнулся той самой усмешкой, которая предвещала многие беды людям. В данном случае – дармоедам и казнокрадам.
– Вот именно, дружище! Вот именно.
Не иначе как нашу аудиенцию подслушали – потому что, когда вышел Государь, а за ним вышел я, от меня просто отшатнулись. Возможно, что и предположили что-то, догадались, если Его Величество изволили гневаться на воров и откатчиков, а сейчас вышли в прекраснейшем настроении – значит, решение проблемы каким-то образом найдено. А меня знали, как и мою репутацию, так что сомневаться, кто будет проводить принятые меры в жизнь, не стоило.
Николай сделал удивительное: выйдя в коридор, он остановился, провел ладонью по не слишком хорошо окрашенной стене, улыбнулся и подмигнул охране и свитским. Те ничего не поняли, но сделали важные и понимающие лица, выражающие готовность к немедленным действиям. А ведь если так рассудить – сама СЕИВК девятиэтажный особняк на окраине не так давно отгрохала, да и стены там явно не суриком крашены…
Вышли на улицу. Снег перестал, зато полил дождь. Мелкий, моросящий. Николай быстро шел вперед, к сухим докам и к сдерживаемой заводской охраной и полицейскими исправниками толпе рабочих верфи. Небо будто плакало…
Выстрел раздался как хлопушка, негромкий треск, точно игрушечного пистона. Один – и тут же еще три, один за другим, в темпе пулеметной очереди. Затем еще два. Только когда один из преображенцев – два метра, косая сажень в плечах – споткнулся и растянулся во весь рост на бетоне, все как из оцепенения вышли. Было сыро, холодно, мерзко, все продрогли, промочили ноги и думали только об этом…
– Справа вверху! – крикнул кто-то.
И мы побежали вперед…
Я шел слева от Государя, отставая на несколько шагов, сразу за двумя казаками Императорского конвоя, охраняющими Николая. Стрелка я не видел и, к стыду своему, не понял, что происходит, пока казаки не бросились на Царя, чтобы прикрыть собой. Но так получилось, что путь вперед был свободен, и я побежал вперед, а за мной еще кто-то. Оружия у меня не было, но мне на это было плевать…
Исправники и заводская охрана просто растерялись, не зная, что делать, они не сдержали толпу, и люди бросились к своему Государю. Навстречу нам.
