Виктор Точинов - Мёртвые звезды
Перед поездкой сюда он побеседовал наедине почти со всеми сотрудниками группы «Немезида». Пытался понять, за какую же из ниточек в запутанном клубке тянуть смертельно опасно. Понять, чтобы дернуть именно за нее.
Увы, разработка Моргулиса принесла наименьший результат. «Папика», наличие которого столь уверенно предположили Стрельцов и Лось, вычислить не удалось. Никто из офицеров бывшего КГБ после ангольской командировки не служил в Смоленске. И не работал там, выйдя в отставку. И никто из смоленских бизнесменов — крупных, разумеется, влиятельных региональных «баронов» — не пересекался в Африке с Мариной Моргулис.
Конечно, и сейчас в ФСР есть сотрудники, всю жизнь живущие под прикрытием дипломата, или военного, или чиновника совсем иного ведомства. Были таковые, разумеется, и в предшествующих структурах. Проверили эту линию — пустышка.
Иностранец? Богатый иностранец? Такая связь могла объяснить лишь карьеру госпожи Моргулис, никак не ее сына — однако большие деньги способны творить самые разные чудеса. Но нет, никто из иностранных граждан, имевших в постсоветское время деловые интересы в Смоленске, в старые годы в Анголе не светился.
Тупик. Оставалось лишь признать: успешной карьерой Марина Моргулис была обязана лишь счастливому стечению обстоятельств. Или незаурядными деловыми качествами, унаследованными так же и ее сыном. Но Стрельцов не любил признавать очевидные истины.
Последний шарик упал в воду и достался шустрой рыбине, по капризу не то природы, не то генетиков окрашенной в цвета польского флага. Моргулис с хрустом смял пустую упаковку и начал разговор. Бабахнул сразу, без подготовки, без вступительных рассусоливаний:
— Сегодня я подал заявление об отставке в совет директоров КРТ. Завтра аналогичный рапорт поступит в Управление кадров ФСР. Насколько я понимаю, его утверждение — после решения директоров — пустая формальность?
— Формальность… — кивнул Стрельцов несколько растерянно, такого он не ожидал. — По-моему, никто из ваших коллег, уйдя из корпораций, на службе в ФСР не остался.
Причины такой закономерности он называть не стал. И без того понятно: на полковничий оклад водоем со стерлядями (или с осетрами?) не заведешь…
— Что случилось? — спросил Стрельцов напрямую.
— Ничего не случилось… — медленно произнес Моргулис. — Пока что не случилось… Но случится. Обязательно. И я чувствую, что очень скоро…
Он мял и мял несчастный пакет, мял с отвратительным звуком, наверняка не замечая и не понимая, что делает, — и ясно было: несмотря на спокойное лицо, нервишки у господина полковника пошаливают.
Не темни, рассказывай всё, мысленно подбодрил его Стрельцов. Не зря ж сюда позвал? Рапорты об отставках рассматривают в ФСР совсем другие люди.
И Моргулис рассказал.
Как выяснилось, полковник-рыбовод еще несколько лет назад додумался до мысли, осенившей недавно Стрельцова и Лося: стремительный взлет его карьеры происходит не сам по себе, и не благодаря матери, — никаких тесных связей с высокопоставленными чинами силовых структур у Марины Моргулис не было.
По молодости, конечно, казалось: всего достиг сам, своим умом и талантом. С годами насмотрелся, как оно бывает, какие тайные пружины двигают карьеры в большом бизнесе; не сомневался, что и в ФСР дело обстоит схожим образом.
(У нас и за дело звезды на погоны получают, хотел возразить Стрельцов, но не стал.)
Стояла, стояла какая-то незримая, но могущественная сила за поворотами жизненной стези Станислава Моргулиса. То он получал предложение, от которого невозможно отказаться, — получал всякой логике вопреки, в обход людей, более достойных, либо имевших очевидную и сильную поддержку. То — не часто, в паре случаев — служебные проколы заканчивались ничем, спускались на тормозах. Причем не просто мелкие оплошности, за промашки подобного уровня другие навсегда расставались с бизнес-элитой.
С годами такая ситуация тревожила Моргулиса все больше и больше. Не бывает бесплатных пирожных… Но никто не спешил прийти и потребовать плату, и полковник резонно опасался, что проценты по долгам станут вовсе уж запредельными…
Предчувствия его не обманули. Вот он сидит в обнимку со своим преизрядным куском бесплатного сыра, а мышеловка захлопнулась, совсем недавно. И нет, нет выхода…
— Кто пришел и что потребовал? — спросил Стрельцов без малейшего сочувствия. Ишь, развел тут сопли в сиропе, сирота казанская…
— Не скажу, — отрезал Моргулис. — Я сейчас между двумя жерновами. Если считать ФСР — между тремя. Единственный шанс — уйти самому и молчать. Мертво молчать.
Он много лет старательно лепил из себя крутого, подумал Стрельцов. Эта его пулевая стрельба, дайвинг, черный пояс… Лепил, лепил, а как дошло до дела, до серьезного дела, где ставкой жизнь — не чужая, своя, такая благоустроенная — сломался. Задрожал коленками, белокурая бестия… Ну что же, каждый сам выбирает свой путь. Кто-то водоем с осетрами, а кто-то… Стрельцов не слишком-то благовоспитанно сплюнул в воду, пара рыб тут же бросилась к плевку, приняв за корм.
— Не хочешь — не говори, — сказал капитан полковнику, демонстративно переходя на «ты». Не заслужил другого обращения засранец, наложивший полные штаны.
— Сами разберемся, не маленькие, — продолжал Стрельцов. — И так ясно: вся возня вокруг «Наших звезд». И что потребовали, тоже ясно: дать кроту, что сидит в КРТ давно, может, с самого основания, сделать свое дело. Он сейчас зашевелился, активизировался, — и стал уязвим. И надо его не трогать, а может даже и помочь… Угадал?
Моргулис приподнял и опустил плечи, и синхронно приподнялись и опустились брови на полковничьем лице: дескать, это ты сказал.
— Никак не могу прокомментировать ваши догадки.
Стрельцов заставил себя отвести взгляд от рук, по-прежнему мнущих пакет… Вернее, мяла теперь одна рука, а другая быстро выводила какие-то буквы коротеньким восковым мелком. Буквы сложились в имя, напоминающее прозвище.
Камера с мощным объективом? Направленный микрофон? То и другое разом? Ладно, господин полковник, можно считать, что от третьего жернова ты избавился. Но первые два — твоя личная проблема.
— Где семья? — спросил Стрельцов, только сейчас сообразив: никого здесь нет, полковник один в громадном доме, хотя жена у него домохозяйка, а девчонкам уже пора бы вернуться с учебы. И прислуги нет, хотя должна быть — но Моргулис сам встретил у ворот, сам проводил в дом, а затем сюда.
— Они далеко. Отыскать, конечно, можно, но…
Но ты надеешься, что никто не станет заморачиваться, коли уж ты такой молчаливый, — мысленно закончил фразу Стрельцов. И высказал предположение, в реальность которого сам не верил:
— В Смоленске, наверное?
Моргулис повторил свою манипуляцию бровями и плечами.
— Бывал я там когда-то, — соврал Стрельцов, словно бы ностальгируя. — Красивый город, и девушки красивые.
Полковник подыграл:
— Да уж… Помню, в молодости приезжал на каникулы, — ух и отрывался по студенческим общагам: педагогини, медички, журналистки… В Оксфорде-то не забалуешь.
— И куда всё ушло? — вздохнул Стрельцов.
— Уж и не знаю… — ответно вздохнул Моргулис.
В переводе на нормальный язык их обмен репликами прозвучал бы так: «Илона Модзалевич была в игре?» — «Да» — «Кто ее убрал?» — «Не знаю…»
…Полковник проводил его до машины, и, когда Стрельцов уже уселся за руль и завел двигатель, нагнулся к опущенному стеклу:
— Знаете, что сказала моя мать за десять минут до смерти? Она умирала у меня на руках, но после первого инсульта часто говорила странные вещи, я многое пропускал мимо ушей…
— И что же она сказала? — Стрельцов понял, что сейчас под видом последних слов умирающей прозвучит нечто важное, и притопил педаль газа — пусть направленный микрофон запишет лишь шум работающего без нагрузки двигателя.
Моргулис произнес три слова.
— Хм… — сказал Стрельцов и тронул БМВ с места. Похоже, он перемудрил, а полковник и в самом деле процитировал покойную Марину…
«Карпы коа, — наконец вспомнил он название рыб, выруливая на шоссе. — Скучно им, наверное, жить у Моргулиса…»
Внеземелье, ДОС «Немезида-17», 16 июня 2028 годаБарби появилась в медицинском блоке неожиданно, в последнее время она гораздо меньше времени проводила с Игорем, но наведывалась регулярно, пять раз в сутки, в определенное время.
Появилась и застала врасплох — он как раз покинул изолятор и обосновался в операционной, с любопытством изучая медицинскую аппаратуру — эта часть оборудования «Немезиды» ему знакома не была. Удивлялся отсутствию операционного стола — главной, по скромному разумению Игоря, детали в подобном помещении. Здоровенный, со множеством ламп, светильник наверху висит, — а стола под ним нет как нет. Понятное дело, мало-мальски серьезных операций от них не ожидали, но даже самую простенькую — прокол абсцесса, например — не стоит проводить, когда пациент лежит на полу, а хирург стоит над ним на коленках. Значит, стол есть, просто убран, чтобы не загромождать небольшой отсек… Игорь так и не понял, откуда тот при нужде выкатится или выдвинется.
