Айзек Азимов - СООБЩЕСТВО И ЗЕМЛЯ
— Известны случаи, когда люди жертвовали жизнью ради других.
— Это редкое явление. Гораздо больше случаев, когда люди жертвовали важнейшими потребностями других ради своих глупых прихотей.
— И причем здесь Солярия?
— На Солярии мы увидели, чем могут стать изоляты, или, если хотите, личности. Солярийцы с трудом смогли разделить между собой целую планету. Жизнь в полной изоляции они считают свободой. Даже своих детей они не любят и убивают лишних. Они окружили себя рабами-роботами, снабжают их энергией, и если соляриец умирает, его имение как бы тоже умирает. Можно ли восхищаться такой жизнью, Голан? Можно ли сравнить Солярию с благородной, доброй и заботливой Геей? Блисс не обсуждала этого со мной, это мое собственное ощущение.
— Такое ощущение характерно для вас, Янов. Я его разделяю. Мне тоже солярийское общество кажется ужасным. Но не всегда же оно было таким. Они происходят от землян. Вернее, от космитов, у которых общество было более нормальным. По неизвестной нам причине солярийцы пошли по пути, который привел к крайности. Но нельзя же обо всем судить по крайностям. Разве найдется среди миллионов обитаемых миров Галактики хоть один с подобным обществом? Да и Солярия вряд ли смогла бы создать такое общество, если бы не была переполнена роботами. Мыслимо ли, чтобы общество индивидуумов смогло дойти до такого ужаса без роботов?
Пелорат слегка скривил рот.
— Вы во всем находите прорехи, Голан… Вы как будто не способны признать поражение, защищая путь развития Галактики, против которого сами же проголосовали.
— Я не отрицаю всего. Должны найтись разумные доводы в пользу Галаксии. Когда я их найду и признаю, я смирюсь. Точнее, если найду.
— Вы считаете, что можете не найти?
Тревиц пожал плечами.
— Откуда мне знать? — пробормотал он. — Знаете, почему я медлю с Прыжком?
— Вы сказали, что безопаснее подождать.
— Да, сказал. Но мы и сейчас в безопасности. На самом деле я боюсь, что все планеты космитов нас подведут. У нас координаты только трех, две мы уже испытали и чуть не погибли. При этом мы ничего не узнали о Земле. Осталась третья и последняя. Что, если и она подведет?
Пелорат вздохнул.
— Знаете, в старых народных сказках — одну из таких я как раз дал Фоллому для упражнения — разрешается загадать три желания. Только три. Похоже, это важное число в таких делах. Может быть, оттого, что это минимальное число для принятия решений голосованием. В этих сказках содержится мораль: от желаний нет прока, никому не удается загадать правильные желания. Я всегда подозревал, что народная мудрость заключается в том, что удовлетворение желания должно быть заслуженным, а не…
Он неожиданно смутился и прервал себя.
— Простите, старина, я отнимаю у вас время. Стоит мне оседлать своего конька, и я не могу остановиться.
— Мне всегда интересно слушать вас, Янов. Мне хочется рассмотреть аналогию. Нам дали три желания. Два мы уже использовали, и это не принесло нам ничего хорошего. Осталось одно желание. Почему-то я уверен, что мы потерпим поражение, и хочу оттянуть этот момент. Вот почему я откладываю Прыжок.
— Что вы станете делать в случае неудачи? Вернетесь на Гею? Или на Терминус?
— Ну нет, — прошептал Тревиц, качая головой, — поиск должен продолжаться… Если б только я знал как.
14. Мертвая планета
Тревиц был мрачен. Пока что все их скромные достижения только оттягивали поражение.
Он так долго откладывал Прыжок к третьей Запретной планете, что заразил своим беспокойством остальных. Поэтому, когда он наконец решил приказать компьютеру переместить корабль через гиперпространство, в дверях каюты стоял серьезный Пелорат, а за его спиной стояла Блисс. Даже Фоллом пришел, испуганно глядел на Тревица и держлся за руку Блисс.
Тревиц на мгновение оторвался от компьютера, бросил на них взгляд и проворчал: "Ну просто дружное семейство!", но это говорило его беспокойство.
Он запрограммировал компьютер, поручив ему выйти из Прыжка на большем чем необходимо расстоянии от нужной звезды. Себе он объяснил это тем, что стал осторожен после событий на двух планетах космитов, но сам не верил этому. Он знал, что в глубине души стремится оказаться подальше от звезды, чтобы не сразу узнать, есть ли у нее пригодная для жизни планета. Тогда у него еще будет несколько дней до того, как придется столкнуться с новым разочарованием.
Под взглядами "дружного семейства" Тревиц сделал глубокий вдох, задержал дыхание и с шумом выдохнул, отдав при этом приказ компьютеру.
Звездное поле на обзорном экране мгновенно и резко изменилось. В районе, куда они попали, звезды располагались не так густо. На экране вблизи центра ярко сияла звезда.
Тревиц широко улыбнулся: ведь до некоторой степени это был успех. Третий набор координат мог оказаться ошибочным, и звезда класса G могла не появиться на экране. Он посмотрел на трех зрителей и объявил:
— Это она. Звезда номер три.
— Вы уверены? — негромко спросила Блисс.
— Смотрите! — сказал Тревиц. — Я выведу на экран этот участок с компьютерной карты Галактики. Если при этом звезда исчезнет, значит, она не записана в компьютерной карте и, значит, это та звезда, которая нам нужна.
Компьютер отреагировал на команду Тревица; звезда мгновенно погасла, как будто ее там никогда и не было, хотя в остальном звездное поле не изменилось.
— Итак, звезду мы нашли, — сказал Тревиц.
И все же он послал "Далекую звезду" вперед со скоростью лишь чуть большей половины той скорости, какую она могла развить. Еще не было известно, есть ли у этой звезды пригодная для обитания планета, и Тревиц не спешил это выяснить. Даже после трех дней полета к звезде ничего еще нельзя было сказать наверняка.
Точнее, кое-что выяснилось. Вокруг звезды обращался большой газовый гигант. Он находился очень далеко от звезды, и на дневной стороне сиял бледным желтым светом его толстый серп.
Тревицу не понравился вид гиганта, но он постарался не показывать этого и стал объяснять бесстрастно, как справочник:
— Перед нами большой газовый гигант. Весьма впечатляющее зрелище. У него пара тонких колец, и на данный момент можно различить два крупных спутника.
— Разве газовые гиганты не входят в большинство планетных систем? — спросила Блисс.
— Да, но этот уж очень большой. Судя по удалению и периоду обращения его спутников, этот газовый гигант почти в две тысячи раз массивнее, чем пригодная для обитания планета.
— Ну и что? — сказала Блисс. — Не все ли равно, какого размера газовые гиганты? Они всегда далеко от звезды, и среди них не бывает пригодных для обитания. Нас интересуют планеты поближе к звезде.
После некоторого колебания Тревиц решил открыть карты.
— Дело в том, — сказал он, — что газовые гиганты склонны вычищать космос в плоскости эклиптики. Вещество, которое они не поглощают сами, образует вокруг них спутниковые системы. Гиганты мешают образованию других тел даже далеко от себя, поэтому, чем крупнее газовый гигант, тем больше вероятность, что он является единственной значительной планетой данной звезды. В таком случае в системе имеются лишь сам газовый гигант да астероиды.
— Вы хотите сказать, что в этой системе нет пригодной для обитания планеты?
— Чем больше газовый гигант, тем меньше вероятность, что есть обитаемая планета, а этот газовый гигант очень массивный, он сам почти карликовая звезда.
— Можно нам посмотреть? — спросил Пелорат.
Все трое уставились на экран. (Фоллом сидел в каюте Пелората и рассматривал книги.) Тревиц усилил увеличение, и серп заполнил весь экран. Выше середины серп пересекала тонкая темная линия — тень кольца. Само кольцо на небольшом расстоянии от поверхности планеты выглядело блестящей кривой, немного заходящей на темную сторону, перед тем, как войти в тень.
— Ось вращения планеты наклонена примерно на 35 градусов к плоскости орбиты, — сказал Тревиц, — а кольца, конечно, в экваториальной плоскости планеты, так что свет от звезды падает снизу и отбрасывает тень от колец значительно выше экватора.
Пелорат смотрел с интересом.
— Кольца тонкие, — заметил он.
— Вообще-то, заметно толще, чем обычно, — уточнил Тревиц.
— По легенде, кольца газового гиганта в планетной системе Земли намного шире, сложнее и ярче, чем это. Те кольца "умаляли" сам газовый гигант.
— Что ж тут удивительного, — ответил Тревиц. — Если легенда передается из уст в уста тысячи лет, наверно, не обойдется без преувеличений.
— Какое прекрасное зрелище, — сказала Блисс, — если приглядеться к серпу, видно, что он как будто морщится и колышется.
— Это атмосферные бури, — сказал Тревиц. — Их можно лучше разглядеть, если выбрать подходящую длину волны. Дайте-ка я попробую.
