Джулиан Мэй - Вторжение
Местные власти вынесли по поводу смерти Дона официальное заключение – несчастный случай. Дени и Виктор одновременно подъехали к делянке в тот самый момент, когда сбесившаяся валочно-пакетирующая машина, удерживая в стальных лапах расчлененное тело Дона, срезала стоящий на пути ствол и опрокинулась в овраг. Нанесенный ущерб и двойная доза принуждения, примененная к полицейским (даже они позеленели от ужаса, прибыв на место происшествия), сделали свое дело: убедили всех, кроме бывалых лесорубов, в том, что гибель была случайной. Ведь по меньшей мере один свидетель обладал безупречной репутацией.
Мы с Дени остановились в мотеле и на следующее после похорон утро завтракали вместе. Он решил задержаться в Берлине, чтобы помочь Солнышку разобраться с делами Дона, а я должен был спешно возвращаться в отель, ибо надвигались торжества по случаю Дня Поминовения Усопших. В переполненном баре было шумно, однако, если разговор идет в основном умственный, побочные шумы несущественны. Со стороны мы с ним, вероятно, выглядели как отец и сын: пожилой сутуловатый человек в добротном летнем костюме-тройке, перелистывающий «Уолл-стрит джорнал», и мальчишка-студент в синем спортивном трико и темных очках, скрывающих его магические глаза.
Дени взял со стола кофейник.
– Еще кофе? (Мне кажется, я разрешил тайну латентности моих младших братьев и сестер.)
– Пожалуй. Полчашки. (Бьюсь об заклад, здесь не обошлось без Виктора, а может, и без Дона. Трудно поверить, что ни один их них не унаследовал телепатического дара. Ведь даже мать и та его когда-то проявляла. Жанетта и Лоретта в младенчестве были телепатками, а потом ни с того ни с сего утратили талант. Про других не скажу…)
– Сахару? (Та же самая история. Их врожденные метафункции намеренно подавили, выработав условно-рефлекторную реакцию отвращения. Я говорил с Полин, ей уже семь… Очень уязвимая девочка, поэтому мне было легко… добиться отклика… Ради Бога, если хочешь, называй гипнозом. Короче, я вернул ее в младенчество и увидел, как она реагирует на отца и Виктора. Бедная маленькая Полин! Но Papa тут ни при чем – все Виктор.)
Мерзавец!.. Но как, ведь он сам был ребенком! Сколько ему было, когда родились близняшки? Четыре? А потом друг за дружкой появились Джеки, Ивонн, мальчики-близнецы… В восьмидесятом – Жорж, вскоре после того, как ты получил степень бакалавра в Дартмуте… Значит, Вику было десять, а когда родилась Полин – двенадцать… Боже мой, в двенадцать лет стать чудовищем!
(Отстраненность.) У меня есть несколько клинических случав среди малолетних… Виктор на такое вполне способен. Все дети, начинающие ходить, жуткие эгоцентрики. Почему, думаешь, они так раздражительны? Хотят, чтобы мир вращался вокруг них. Но большинство перерастает эту стадию и развивает в себе альтруизм, который в принципе необходим для выживания. Однако есть исключения – социопаты. Вик явно из их числа. Сперва он желал утвердиться в положении папиного любимчика. Позднее мотивировки усложнились. Он почувствовал вкус власти. Ты же видишь, что он собой представляет: необразованный, как Papa, недалекий, но с чрезмерным самомнением. У отца тоже были эти черты, но ему недоставало уверенности в себе, потому что он боялся своего ума. А еще его, в отличие от Виктора, с детства напичкали нравственными устоями. Комплекс вины, смешанный с эгоизмом, в конце концов привел к саморазрушению. Вик – орешек покрепче. Даже не будь у него метафункций, все равно он стал бы угрозой для общества. Думаю, лесозаготовкой его амбиции не ограничатся…
– Передай, пожалуйста, клубничный джем. Спасибо. (Так что же нам делать?)
Его экраны прочнее брони. Я не могу их сдвинуть даже на миллиметр, впрочем, и без того ясно, что он на руку нечист. Взять хотя бы миллионные контракты на поставку древесины или банковскую ссуду на расширение дела. Как пить дать, принуждение. Ходят слухи, что новое оборудование он приобрел путем ночного разбоя. Сторожа и собаки – не препятствие для сильного принудителя. (Во всяком случае, я бы справился с ними без труда.) Бог свидетель, кругом и обычных воров полно…
– Здесь есть любопытная статья. Не хочешь поглядеть? Кажется, билль о наркотиках сенатора Пикколомини имеет шанс пройти в Конгрессе. (Так, по-твоему, нет способов остановить юного злоумышленника?)
– Ну-ка, ну-ка!.. Ого, плохие новости для контрабандистов. (Добыть законные доказательства его афер будет очень трудно. Даже если удастся засадить его за решетку, что помешает ему оказать воздействие на присяжных? Преступник, возомнивший себя сверхчеловеком, всегда имеет преимущество. А если кто попытается бороться с ним его оружием… ты же видел, что сталось с Papa.)
Я не удержался и воскликнул вслух:
– Doux Jйsus, не может быть! Я же рассказал тебе, как все было. Я сам в этом участвовал.
А я там был. Экраны у него потрясающие, но он не сдержал своего торжества. Меня вывернуло наизнанку при виде той сцены, а он ликовал!.. Papa был нервный, мятущийся человек, как большинство алкоголиков, но в ту ночь он так перетрусил, что решил впервые обратиться за помощью. Он не был в отчаянии, он искал выход. И сделал первый шаг по шаткому мосту через черную бездну. Но кто-то обрушил мост, разбил зародившуюся надежду, породил в нем неодолимый призыв к самоубийству, стимулировал его суицидальные наклонности. Я не сомневаюсь, что это Виктор! А он не сомневается, что я знаю, но поделать ничего не могу.
Он не сможет… как-то повредить тебе?
Не больше, чем Papa. (Тревога.) Но я не так спокоен за тебя, дядя Роги. Твои мысли чересчур прозрачны, особенно когда заряжены эмоциями. Ты сопережил папину смерть, и если Виктор об этом догадается, он не станет сидеть сложа руки. Надо обеспечить защиту.
Я отодвинул тарелку.
– Уф, объелся! Официант! Счет, пожалуйста. – (Господи, Дени, каким, наверное, убожеством стал Дон, когда лишился возможности самостоятельно управлять своими силами!..)
Ты как-то обмолвился о том, что мечтаешь открыть книжную лавку в тихом университетском городке.
Было дело… Давно, правда.
У тебя немалый опыт в гостиничном бизнесе. Ты мог бы запросто получить место в другом отеле. Но в Хановере нет лавки букиниста, к тому же ты будешь там не один. Нас в Дартмуте уже человек сорок. Поработаешь с нами, а мы тебя оградим от происков Виктора.
– Не думаю, чтобы мне и здесь грозила серьезная опасность. Знаешь, я верю в… ангелов-хранителей.
– Не будь дураком!
Даже сквозь темные очки я увидел, как сверкнули глаза Дени, и ощутил могучую силу его ума, способного превратить меня в марионетку. Я в ужасе отшатнулся, а он тотчас же ослабил Хватку, и в его внутреннем голосе отразились смущение и беспокойство.
Я должен был его спасти… Но я сбежал, отгородился от всего, что происходило у нас дома. Я убедил себя, что моя работа важнее биологической жизни моего отца… Какая чушь!.. Я должен был его любить, должен был его спасти, а я не любил, не спас, и всегда буду себя за это винить, всегда буду ощущать, как он постепенно умирает, запутавшись в своем отчаянии… Пойми, дядя Роги, я не могу точно так же потерять тебя!.. Рано или поздно я отыщу способ укротить Вика. Будь я проклят со всеми своими силами, со своей дурацкой манией величия, если не найду средства защитить нас!.. Иначе можешь считать меня безумнее Вика и никчемнее Papa… Нет, я должен довести дело до конца! Ради Бога, помоги мне, почувствуй, как много ты для меня значишь, как ты нужен мне…
– Дени, – выдохнул я, протянув к нему руку через стол. – Tu es mon vrai fils note 49.
Из-под черных очков покатились слезы. Почувствовав мое прикосновение, Дени вскинул голову, и слезы мгновенно высохли.
– Это творчество, – объяснил он, видя мою растерянность. – Метафункция, которую мы только начали исследовать, возможно, основа всех остальных. Иди к нам, дядя Роги, я тебе все покажу.
Мой ум переполняла любовь, но где-то в глубине его шевельнулся невольный ужас. Я понимал, что должен застраховаться от Виктора, но отдать себя на растерзание Дени и его сборищу молодых оперантов… Нет! Ни за что!
Официант подал мне счет. Я положил под него чаевые, и мы с Дени направились к выходу.
Переселяйся в Хановер! Принуждение обступало меня со всех сторон. Я умел заслоняться от Дени так же, как от Дона и Виктора, но сознавал, что мой племянник в отдельных случаях способен пойти на крайность. Сочтя, что действует ради моего собственного блага, он попытается взять меня на испуг. Этого я допустить не мог.
И потому улыбнулся ему через плечо.
– Знаешь, как я назову свою лавку? «Красноречивые страницы».
10
Контрольное судно «Нуменон» (Лил 1-0000)
26 апреля 1990 года
Четыре галактических ума наблюдали с борта невидимого судна, как последний американец покидает космическую станцию, переходя на японский корабль многоразового использования «Хиноде мару». Менее крупные орбитальные аппараты были все еще подключены к агрегатному отсеку станции, но их экипажи срочно завершали демонтаж.
