Дэвид Файнток - Надежда узника
Нет, меня отзовут на Землю. Восстанавливать храм будут без меня. Даже если бы я смог поучаствовать в этом богоугодном деле, моя помощь осквернила бы святыню. Слишком велики мои грехи, слишком нечисты руки. Господь не позволит мне марать Его Церковь. И сам я не пойду на это святотатство.
Сжимая баллон, я пробрался через руины к алтарю. Даже разрушенное, святое место остается святым, и относиться к нему следует с должным почтением.
– Зря ты пришел.
Я вздрогнул, лихорадочно осмотрелся, заметил Анни. Она сидела в тени на большом камне, упавшем откуда-то с высоты.
– Я плохо смотрюсь, – объяснила она, видимо, очень волнуясь, потому что произношение ее было ужасным. Платье было грязным, изорванным. – Видишь, какие лоскутья?
– Анни. – Сорвав маску, я перешагивал через обломки, споткнулся, упал.
– Я ходила в наш дом делать лицо, как Аманда бывало, много не красилась, но стало лучше малость. – Ее руки суетливо старались прикрыть дыры на платье. – Я носила рубиновое ожерелье, Никки. Я берегла его, очень берегла все время, я знала, ты хочешь видеть меня на шее с ним.
Я с трудом поднялся, задыхался, но мне было не до собственных хворей.
– Анни, что с тобой сделали?
– Рубины взяли, – показала она на шею. Помада на ее губах была смешана с грязью.
– Анни! – Пошатываясь, я пробирался по острым осколкам, вздымая пыль, клубящуюся в снопе света.
– Гляди, что с платьем! – всхлипнула она. – Какое было хорошее, Никки. Я говорила им, где я возьму другой платье, когда все магазины побиты?
Я заметил огромный синяк в пол-лица, слегка замаскированный косметикой. Такие кровоподтеки бывают от удара прикладом. Я попытался обнять ее, но она высвободилась.
– Так старалась смотреться хорошо перед тобой, – причитала она сквозь слезы.
Я потянул ее к выходу, пытаясь поднять, хотя бы сдвинуть с места, но наступил на что-то скользкое. Оказалось, на чью-то руку. Присмотрелся: труп с разбитой головой, лужа крови, пропитавшей обломки камней. Господи!
Я задыхался. Треснувшие, выщербленные стены окрашивались кровью, темнели. Теряя сознание, я успел нащупать маску, надеть ее. Стало как будто легче.
– Тебе тоже плохо, Никки? – Испачканной сажей рукой она провела по моей маске.
– Это пройдет. – Я взял ее за руку, стараясь не замечать страшных шрамов на соблазнительных когда-то ногах. – Пошли, Анни. Я отвезу тебя в клинику.
– Не хочу, не буду. – Не вставая, она оправила задравшееся платье, разгладила складки, смущенно прикрывая рубцы.
– Тебе надо показаться доктору, – умолял я, снова пытаясь поднять ее, но она не вставала.
– Все в норме, – хихикнула она. – Их было много. Большие. Скучаем, девушка? Ща повеселимся. – Ее руки судорожно заметались по обрывкам платья. – Не беги, шалава. Поди сюда. Не рыпайся. Царапается. Во сука, расцарапала всю харю!
– Пожалуйста! Пошли! – взвыл я, пытаясь заглушить ее бред, рвавший мне душу на части.
– Не трогай ожерелье, миста, пожалуйста. Я отдамся. Только не трогай сокровище Никки! Эй! Не трогать! – вскрикнула она, потирая красный рубец на шее.
– Анни… – прохрипел я. Сознание туманилось. – Я не дойду до машины… Помоги… – Я оперся на ее плечо.
Ее отсутствующий взгляд остановился на мне. Медленно-медленно в нем затеплилось возвращение к реальности.
– Никки, почему маска? Ты болен. Я не заботилась о тебе. Ничего. – Она встала с камня. – Пошли. Три гада убежали потом. Опасности нет.
– Пожалуйста, помоги. – Осторожно, боясь повиснуть на ней, я все-таки опирался на ее руку. Спотыкаясь, мы с трудом продвигались к выходу. Анни хромала в одной туфле. Господи, прокляни этих подонков навечно. Пожалуйста, Господи. Ничего не прошу для себя. Прокляни их ради нее.
Наконец мы выбрались на улицу. Алекс и Толливер, увлеченные разговором в машине, не замечали нас, а у меня не было сил позвать их на помощь. Анни щурилась от яркого света, руки ее хаотично сновали, пытаясь прикрыть сразу все лохмотья.
– Еще несколько шагов, лапочка, – прошептал я. Но она остановилась как вкопанная. Я кое-как дотащился до электромобиля, повис на ручке дверцы, стукнул в окошко:
– Открыть дверь. Выйти.
Алекс обернулся, заметил меня, в ужасе посмотрел мимо, туда, где стояла Анни, выскочил наружу, бросился к ней, протягивая руку.
Анни душераздирающе завизжала.
Я лежал на кушетке. Доктор Абуд выключил аппарат ультразвукового зондирования, объявил результат:
– Пневмония ослабла. Возможно, удастся обойтись без удаления легкого.
– Меня больше интересует Анни. Что с ней? – нетерпеливо спросил я.
– Ваше состояние хуже, – строго сказал он, но, заметив мой свирепый взгляд, смягчился, – Мы дали ей успокоительного, капитан. Серьезных повреждений у нее не обнаружено, лишь синяки и относительно легкие порезы.
– Но ведь ее…
– Знаю. Групповое изнасилование. Некоторое время она будет очень болезненно переживать случившееся.
– А как у нее с… рассудком… – Я нервно сжимал баллон, не зная, куда деть руки.
– Такое не проходит бесследно. Ей нужен покой, заботливое отношение. Это все, что я могу порекомендовать на этой стадии.
– Одному Богу известно, что ей пришлось пережить. Я нашел ее возле трупа.
– Ей еще повезло, ведь ее могли убить.
– Я прикончу их, как только найду, – прохрипел я, вставая.
– Конечно. – Доктор Абуд мягко толкнул меня обратно на кушетку. – На вашем месте так поступил бы каждый. Но сейчас у вас нет сил заниматься их поисками.
Я отдышался, попытался сосредоточиться.
– Скажите, доктор, она сможет их опознать?
– Не знаю. Наша психика имеет защитный механизм, который стирает из памяти то, что мы не можем пережить.
Конечно, во всем виноват я. Нельзя было оставлять Анни одну, а я отослал прочь Эдди Босса и не удосужился найти ему замену. Эдди защитил бы Анни от целой банды насильников.
Мои кулаки сжались.
– Уйдите. Мне надо побыть одному, – попросил я. – Пожалуйста.
Доктор ушел. Я вцепился в кушетку, пытаясь держать себя в руках. Увы! Я не выдержал, разрыдался.
Анни…
Что они с тобой сотворили?
Часть III
Апрель, год 2200-й от Рождества Христова
14
Время шло. Я выздоравливал и уже по несколько часов в день мог обходиться без маски. Даже осторожный доктор Абуд был настроен оптимистически. Он предположил, что, возможно, мне удастся сохранить легкое. Против ежедневных визитов в клинику я не возражал, ведь там лежала Анни, и я проводил с ней все свободное время.
Немногочисленный штат Адмиралтейства исполнял мои приказы беспрекословно. Я слыл вздорным командиром, и моего гнева боялись. Временами моя суровость доводила беднягу Берзеля до слез. Я кипятился пуще прежнего и едва сдерживался, чтобы снова не послать его на порку. Я лаял на лейтенантов, являвшихся ко мне с докладами, по-прежнему травил Толливера. Даже своего старого друга Алекса я иногда вгонял в краску. После моих злых придирок и беспричинных приступов бешенства он подавленно молчал.
Анни стала замкнутой, подолгу лежала уткнувшись лицом в подушку, порой беззвучно плакала. Я молча сидел рядом и держал ее за руку. О кафедральном соборе Анни не обмолвилась ни разу.
Однажды после такого визита в клинику мне доложили, что в Адмиралтейство с орбиты звонил адмирал Де Марне. Меня охватила ярость. Я орал на дежурного лейтенанта Энтона, пока не выбился из сил, распекая его за то, что тот не соединил меня с адмиралом, хотя не беспокоить меня попросил сам Де Марне.
Следующий звонок адмирала застал меня спящим в конференц-зале. Конечно, я сразу проснулся и прогнал Берзеля, принесшего мне рацию.
– Как самочувствие, Сифорт? – поинтересовался Де Марне.
– Выздоравливаю, сэр, – доложил я.
– Кажется, стало потише. Возможно, я пошлю кого-нибудь вниз тебе на замену.
– Как вам будет угодно, сэр, – Против замены я не возражал. Ведь тогда я смогу больше времени проводить с Анни.
– Правда, ночью «Гиберния» как будто бы видела рыбу.
– Как будто, сэр? – удивился я. – Что за странная формулировка?
– Если рыба и появлялась, то очень далеко, где-то на границе радиуса действия следящей аппаратуры. При первом же подозрительном сигнале «Гиберния» приступила к более тщательным наблюдениям, но ничего не обнаружила.
– А… Вот оно что… – Странно, зачем тогда адмирал говорит мне об этом?
– Мне кажется, я должен вернуть вниз своих людей. Долго сохранять теперешнее положение нельзя, местные жители могут заподозрить неладное.
– Конечно, сэр. – Я затаил дыхание.
– Они уже интересовались?
– Да, сэр, двое плантаторов.
– Недолго они будут верить твоим отговоркам, – быстро сказал Де Марне, словно давно готовился к такому повороту. – Затягивать не будем, еще неделька – и все. Если за это время рыбы не нападут, я перенесу свой штаб в Адмиралтейство. А пока шаттлы летать не будут. Мы ведь не знаем, чувствуют их рыбы или нет.
