Олег Ерохин - Властелин Галактики. Книга 2
Островок был небольшой, Сой хорошо его знал, так что ему не пришлось особо затрудняться. Извилистый ручей открылся ему за каменной грядой – и у ручья он увидел ее.
Она жадно пила, черпая воду горстями. Видно, тоже плодов мальвокки наелась. Платье на ней было разорвано и в одном месте прожжено. Должно быть, Удэй все-таки достал ее своей молнией, однако основная сила его удара была отведена водой, иначе не быть бы ей живой.
Девушка оглянулась.
Он подал знак мира – протянул вперед руки, показывая ладони, – и проговорил:
– Не бойся. Тебя тоже вынес на этот остров Ольд?
– Да. Я…
– Ты ранена?
На платье девушки Сой заметил кровь,
– Ничего, – сказала она. Смутившись, она подсела к воде и стала застирывать кровавое пятно. – Я поскользнулась на мели, там острый камень попался.
Больше они ничего не сказали друг другу. Когда буря улеглась, они отплыли на своих лодках в разные стороны.
На другой день престарелый вождь ситакхов сказал Сою:
– Что с тобой, сынок? Ты нездоров? Сегодня твой удар не был таким точным, как всегда,
– Да, мне нехорошо, – сумрачно проговорил Сой.
Почти в это же время на острове Отмас седой вождь выговаривал дочери:
– Как ты неосторожна, Андина! Порезать палец ножом дурной знак. Теперь нам нужно принести искупительную жертву, а пойди отыщи на Отмасе девственницу двадцати двух лет!
Это был старинный обряд: бога неба Удэя, бога моря Ольда и бога войны Аркса сдабривали, принося им кровавые жертвы. Жизнь врага приносилась в жертву божествам; отмахи приносили в жертву ситакхов, ситакхи – отмахов. Старший жрец убивал, старшая жрица вытирала кровь с ножа, и дурным знаком было, если старший жрец не с первого удара достигал цели, обезглавливания жертвы, или если жрица ранила палец о вытираемое после каждого удара лезвие жертвенного ножа.
Потом трупы сжигали, если жертва приносилась грозовому Удэю; или оставляли на жертвеннике на съедение хищным птицам, если подношение шло безжалостному Арксу; или отвозили далеко в море и топили там, если жертва предназначалась бурливому Ольду.
Следующая встреча Соя и Андины произошла на том же островке Безымянном, обычном месте переговоров двух враждовавших племен, где судьба свела их впервые. На этот раз день был солнечным, Удэя накануне почли обильной жертвой оба племени, и рука Соя ни разу не дрогнула, и Андина не поранила свои пальцы.
Они мало говорили, Сой и Андина. Да и разве нужны слова, когда так мягки травы, так славно веет прохлада с моря, и небесный свод светится таким нежным спокойствием?..
Дни шли за днями, и счастью под кронами деревьев островка Безымянного, казалось, не будет конца.. Когда же дрогнул мир, подумалось о другом: каким же скоротечным это счастье было, как же мало ему удалось быть!..
С чего все началось? Пожалуй, со Страха, издали кажущегося обычным старичком с придавленными к земле лопатками, который, приблизившись, вдруг начинает заговаривать с вами загадками, и вот он уже тянет к вам крючковатые пальцы и все прячет, прячет свое лицо за поднятый воротник и шляпу с обвислыми полями:
Андине ни с того, ни с сего стало казаться, что когда к жертвеннику подводили очередного ситакха, это был не просто ситакх – она видела в нем Соя. Но в жертву иногда приносили и девушек, младшие жрецы обесчещивали их, после чего им перерезали глотки. И словно затмение нашло на Соя: в самый ответственный момент обряда перед его глазами на месте жертвы вставала Андина.
За тем, как сын вождя и дочь вождя исполняли свои обязанности, следили тысячи глаз, внимательно следили, ведь промах во время жертвоприношения мог разгневать божества, и тогда вместо врага племени пришлось бы принести в жертву одного из своих, Сой и Андина стали частенько допускать во время жертвоприношения оплошности, что не могло остаться без внимания.
Первое время их неловкости объясняли случайностью, нездоровьем, усталостью, но потом беспокойство охватило старейшин, и за любовниками стали присматривать. Быстро было выяснено, на что следовало обратить особое внимание: Сой и Андина оставались одни, когда отплывали в море, дабы передать ему кровавую жертву.
Но за жрецами нельзя было наблюдать, равно как и за жрицами, когда они отплывали в море, поскольку неуместно осквернять соглядатайством их встречу с божеством. Старейшины долго не могли найти ответа, как быть. Уж не бог ли войны Аркс, которому ненавистно всякое сближение людей друг с другом, указал им на остров Безымянный, дескать, там устройте наблюдательный пункт?..
Еще до того, как любовники вернулись домой, старейшины обоих племен были извещены об ужас shy;ном. Приговор был один и в том, и в другом случае: смерть да настигнет нечестивцев на месте их преступления.
…Сойдя на берег, Сой двинулся к условленному месту с опущенной головой. Все более ощущая отчуждение от своего племени, он собирался предложить Андине бежать. Далеко на западе лежали острова, где жили племена, не связанные с их племенами ни дружбой, ни враждой, эти племена могли бы приютить их. Внезапно Сой заметил неподалеку человеческую фигуру. Рядом показался еще один воин. Или два?
– Сынок.
Сой вздрогнул.
На его пути стоял отец в полном боевом уборе, с топориком в правой руке.
Сой с яростью попавшего в засаду зверя набросился на вождя. Он хотел оттолкнуть старика, но тот мертвой хваткой уцепился в его плечо. А там уже подбегали воины… В их криках Сою почудился смех кровожадного Аркса, бога войны.
У Соя при себе был только жреческий нож, и этим ножом он ударил отца своего.
Старик упал, хватаясь за сердце; струйки крови побежали у него меж пальцев.
Сой кинулся бежать. В мозгу билась единственная мысль: увидеть Андину. Увидеть, а там будь, что будет.
Когда небо безоблачно, в глади вод видится отражение солнца. В миг убийства Соем отца своего Андина обратила жертвенный нож, единственное свое оружие, против своего отца. Жертвенный нож Ан-дины оказался проворнее тяжелой секиры вождя. Вот и случилось, что вожди враждовавших племен упали на землю почти одновременно.
Смерть вождей привела воинов обоих племен в смятение, что на какое-то время расстроило погоню.
В одном месте холмистого острова находился малоприметный грот, который Сой и Андина облюбовали для встреч. В этом гроте они встретились и теперь, замаранные кровью своих отцов.
Они обнялись как никогда крепко. Скорее всего их приметили, еще когда они подплывали к острову, у их лодок, конечно, уже выставили охрану, и скоро разъяренные смертью вождей воины примутся прочесывать остров. Несомненно, их укрытие будет обнаружено, отмахи и ситакхи не уберутся с острова, пока не найдут их.
Сой и Андина знали, что минуты отделяют их от вековечной разлуки, они были достаточно мужественны, чтобы сказать себе это. Но ни у Соя, ни у Андины не было сил сказать это вслух. Раздутая вихрем чувств, вспышка острой жалости к Андине внезапно омрачила разум Соя.
– Мы можем спастись, – сказал он и, взяв ее за плечи, посмотрел ей в лицо. Она ничего не ответила. Спазм сдавил ему горло. С хриплым стоном он кинулся разжигать огонь. Когда затрещали ветки, и столб дыма, выдавая их укрытие, потянулся в небо, Сой вскрыл жертвенным ножом вену на руке. Темная кровь закапала в огонь.
Старший жрец мог вызвать бога, принеся ему в жертву собственную кровь. Одни говорили, что в подобных случаях бог просто обязан был явиться на зов, другие считали такие речи святотатством, умалением величия божества, бог-де тем и отличался от человека, что не было никого, кто мог бы ему приказать. Как бы то ни было, на зов старшего жреца божество являлось всегда. Только редко случалось, чтобы старший жрец вызывал бога. Во время разговора со жрецом бог нередко обрушивал на самого жреца или на его племя свой божественный гнев. И все потому, что с богом надо было говорить умеючи. Существовало тайное знание, как полагалось говорить с богом. Знание это передавалось от одного поколения жрецов к другому, применить же его с успехом могли лишь единицы, из имевших доступ к нему.
Сой опыта прямого общения с божеством не имел, память подсказывала ему известные случаи, когда встреча с богом заканчивалась мучительной смертью для жреца, и все же он отдал свою кровь огню. Да и то сказать, в безвыходном положении находились они с Андиной.
Теперь струйки дыма тянулись к небу живые, ведь в них была частица жизни Соя, и Удэй не мог не почувствовать это.
Белые облака, сонно плывущие по небу, вдруг стали быстро темнеть. Черные тучи понеслись к месту, где вверх поднимался столб дыма. Теснясь, они сталкивались, и наверху загрохотало так, словно это были не тучи, а каменные горы. Тысячи молний заплясали между небом и землей, и вдруг небо раскололось, и огненный столб сошел на землю.
На месте костра, разожженного Соем, вырос бог смутного неба Удэй. Могучий торс бога прикрывал плащ, свитый из голубых молний и застегнутый на левом плече звездою, в руке он держал плеть, которой перед этим нахлестывал своих небесных коней, лицо его было похоже на человеческое, и вместе с тем оно не было таковым. Щель рта божества очерчивали темно-синие губы, серая кожа, цвета затянутого облаками неба, светилась изнутри. Черные глаза Удэя напоминали два черных провала, жутью смерти веяло от них.
