Глен Кук - Рейд
– Он разворачивается, командир, – докладывает Рыболов.
– Отлично. Оружейный отсек, готовность к пуску. Мистер Уэстхауз, готовность к клаймингу.
Идет минута за минутой. Охотник медленно приближается.
– Он уже достаточно близко, командир, – говорит Канцонери.
– Спасибо. Оружейный! Готовы?
– Так точно, командир. – Я быстро отстукиваю приказы ракете.
– Мистер Уэстхауз. Готовы? Огонь!
Я стреляю. Все вокруг становится призрачным. Командир дает Уэстхаузу новый курс. Должно сработать. Уловка новая.
Ракеты способны лететь в гипере часами. Я ей запрограммировал высокое отношение сдвига. Надеюсь, мы успели стартовать, пока истребитель не подошел достаточно близко, чтобы раскусить наш маневр.
Неустрашимый Фред будет орать как резаный, когда узнает, что мы тут вытворяем.
Командиру теперь уже плевать, что подумают в штабе. Его задача – привести людей домой живыми.
Мы возвращаемся в норму, как только истребитель, по нашим расчетам, вылетел за границу зоны обнаружения. Несколько часов дрейфуем на минимальной мощности и вентилируем тепло. Это трудоемкий процесс. Лучевое оружие мы не можем использовать, чтобы себя не обнаружить. Ведь где-то снова собираются охотники.
Нормальная температура полета кажется непереносимым холодом. Когда она доходит до предклаймингового уровня, мне уже просто больно.
Когда через три часа командир снова входит в клайминг, на борту всего двадцать три человека в строю.
Троих мы оставили позади, похоронили в открытом космосе. Надгробные речи и оплакивание были позже, уже в безопасности клайминга. Пикро и Браун из операционного отсека и Эльюэл. Тем, кто был внизу, повезло больше.
– Это преступление, – бормочет Рыболов. – Через мусорный люк. Это преступление.
– А ты бы хотел оставить их на борту? – спрашивает Яневич.
Рыболов не отвечает. Страшно подумать, что сделали бы с ними тепло и бактерии в длительном клайминге. Тела и так уже прилично тронулись.
Я вспоминаю историю о командире, который настоял на том, чтобы доставить погибших домой.
Забавно. Чем большее зловоние распространяется по кораблю, тем выше становится мой порог восприятия запахов. Наша атмосфера мне лишь слегка неприятна, хотя пастух с Ханаана тут бы задохнулся.
Лейтенант Дикераид командует в инженерном отсеке, пока его босс в отрубе. Вейрес внезапно оживает. С диким воплем:
– Дикераид, убирайся с дороги к чертовой матери! Командир, какого хрена вы сделали с моим запасом АВ? Вы осел…
– Закройте пасть, Вейрес. Скажите мне спасибо, что у вас есть возможность ругаться.
Вейрес продержался недолго. Более разумный Дикераид остался в строю, натянув последний оставшийся скафандр и используя его охлаждение.
Перебранка продолжается. Чистое воздействие стресса. Станет ли командир ее прерывать? У него есть свидетельство на магнитофонной ленте. Вейрес нарушил субординацию. Я ничего не записываю, чтобы не оставить после себя чего-то такого, из-за чего меня потом могут вызвать в суд.
– У нас запаса на волосок!.. – надсаживается Вейрес. – С ним, если повезет, нам задницы не поджарят, а взорвут!
– Радуйтесь, что в живых остались, – заступается за Старика Яневич. – Займитесь своим вязанием. А свое дерьмо держите при себе. Вам ясно, мистер?
У Вейреса хватает ума заткнуться. Хоть и надувшись.
Пора поспать.
Я просыпаюсь с возрастающим фатализмом, и в этом я не одинок. АВ практически нет. Ракеты улетели. Гамма-лазера хватит на один выстрел, не больше. Прочее лучевое оружие ненадежно. Магнитная пушка – единственное, чем можно пользоваться сколько угодно. В бою мы особо не блеснем.
Я выполнил свой долг. Я продержался. Я работал, когда другие сдались. Могу собой гордиться. Может быть, и медаль дадут.
Путь домой по-прежнему далек. И будет он тяжелым и голодным. Кроме того, нам надо пробиться сквозь железный занавес вокруг Ханаана. Хватит ли на это АВ?
В оружейном отсеке все воюют с плесенью.
– Похоже, что плесень победила, – говорю я слегка сконфуженному Кюйрату.
– На этот раз она неплохо устроилась, сэр. Краска облетела, кое-где и пластик.
Он срывает обертку с мотка изоляционной ленты.
– Хотя пришлось дать ей волю.
– Ага. Но что делать теперь?
– Не обидно ли будет, если нас доконает эта дрянь? То есть они постарались изо всех сил – спустили на нас Палача. Но командир нас вытащил. И тут эта плесень. И что с ней делать? Ее же не перехитрить.
– Да, смешной был бы конец, – соглашаюсь я.
Но и конкурентов со счетов сбрасывать рано. Они все еще ищут нас, мои друг.
Подплывает Пиньяц.
– Признаю, что вы сделали выстрел высшего класса, лейтенант.
– Хмм, – отвечаю я. Он, кажется, несколько смягчился. – Это на самом деле было? Кажется сном.
– Вы все время что-то записывали. Интересно. Я пока сложил ваши бумаги в койку Бата.
– Не помню, чтобы что-нибудь записывал. Когда-нибудь прочту, будто кто-то другой писал.
Потом я фыркаю.
– Ракетчики – как ковбои. Уважают только того, кто первым выхватит пистолет.
Пиньяц недоуменно хмурится.
– Я протянул оливковую ветвь, лейтенант. Не думал, что вы будете кусать руку.
– Прошу прощения. Спасибо. Мне просто повезло. Что у вас там происходит?
– Мы их потеряли. Или они нас отпустили. Если вас интересует мое мнение, это любопытно. Не может быть, что все так просто.
– Может быть, все не так и просто.
– Они должны были знать, что у нас АВ на исходе. Это их подстегивает. – Он пожимает плечами. – Но они дают нам шансы, и Старик использует их все.
– Например?
– Для начала найдем маяк с инстелом. Дадим знать в штаб, что мы живы.
– Угу. Полагаете, Танниан будет разочарован?
Порой мне кажется, что он хочет нашей смерти. Но у Пиньяца есть на этот счет и собственные параноидальные соображения:
– Я догадываюсь, что за игру затеял Старик. Пусть люди узнают, что мы живы, прежде чем новости дойдут до самого верха.
Неужели это правда?.. Нет. Даже Танниан не способен… Сумасшедшая мысль. Я слишком долго болтался в тылу.
– Вы полагаете, что Фреду придется нажать на все тормоза и оставить героев в живых?
– Именно.
Смуглое маленькое лицо выдает его. Он верит в заговор. Надо бы грядущий отпуск подлиннее, а то все уже с ума посходили. Не хотелось бы мне вновь оказаться в космосе с этими людьми.
Я улыбаюсь про себя – и не придется. Один патруль – вот все, что мне надо пережить.
Привези меня домой, командир. Привези меня домой.
Маяк мы нашли. Командир доложил о вчерашнем. Промаявшись дурью несколько часов, штаб дал команду: придерживаясь обычной процедуры патруля, то есть от маяка к маяку, возвращаться домой. Трепаться они были не в настроении.
Мы наскребли немного воды и провизии. АВ, к сожалению, достать не удалось. Попадем в зону неприятеля – будет туго.
Ленч с командиром. Он на грани срыва, но все так же неприступен. Как его разговорить? Чем его успокоить? Пожалуй, сейчас это не выйдет.
О погоне он говорит так, будто это обычное в патруле дело.
* * *
Прошло шесть дней. Еще на шесть дней ближе к дому. Старик старается скорее избегать обычной процедуры патруля, нежели ей следовать. Не хочет давать никакой информации возможным наблюдателям. На короткие промежутки времени мы переходим в гипер, постоянно слушаем. Паранойя стала нормой. Компьютерщики облизывают каждую крупицу информации с маяков, ищут ключ. Они не сомневаются, что штаб – противник пострашнее той фирмы. Я не могу откопать никаких разумных причин для такого отношения. Сам иногда ему поддаюсь.
Это опасно – так много времени тратить на пустые раздумья. Можно так себя накрутить, что станешь себе злейшим врагом. Мрачные пророчества любят сбываться сами по себе.
Время идет. Я потерял счет дням. Мы уже близко. Не знаю насколько, но Ханаан снова кажется чем-то реальным. Тут и там идут такие разговоры, будто есть люди еще где-то, а не только на клаймере.
Космос здесь населен. Частые контакты. Редкая вахта проходит без хриплого тревожного крика Рыболова. Но странное дело – ни один контакт нами не интересуется.
Возможно, что нам просто везет. Когда мы шли в норме, все контакты были далекими. Есть шанс, что нас просто-напросто не заметили. Корабль, идущий в норме, сложнее засечь с корабля, идущего в гипере, чем наоборот.
Ходит среди нас одна шутливая теория. Она гласит, что мы уже мертвы. Корабль-призрак. А тянем лямку мы просто потому, что боги нас пока не проинформировали.
Лейтенант Дикерайд наполовину всерьез выдвинул постулат, что вследствие рекордного клайминга мы стали невидимыми постоянно. А мы почти готовы поверить.
У меня есть свои собственные соображения, почему у нас все гладко. И они меня пугают.
– Контакт, командир! – говорит Рыболов.
