Виктор Глумов - Школа наемников
Высший ликовал. Испытание близилось к концу, и уже понятно было, кто из мальчиков справился. Лучшие испытание прошли. И даже начали сопротивляться «голосам в голове». Высший смотрел, как отбивается от вымышленных тварей команда Лекса, и на душе у него делалось тепло и спокойно.
Смотрел, как на голом упрямстве, безоружный, уставший, борется с судьбой Кир, и от души гордился парнем. Все-таки хорошо, что мутант не позволил «диким» его убить, такие тоже нужны. На передовой. Омега вырастила достойных людей. Омега — оплот человечности в мире разрухи. При помощи Низших Высший поднимет этот мир с колен, выбьет из Пустоши жестокость. При помощи Низших он возродит цивилизацию Древних, гармоничную, направленную на развитие личности... Теперь Высший уверился: он сможет сделать это.
Скатов Высший видел на картинках, червей — в книгах, оставшихся еще с Древних времен. Создания получились как живые!
Высший гордился собой. Только сознание, свободное от рамок нынешнего мира, сознание над-человеческое способно творить с таким размахом. Низшие не чувствовали красоты момента, но послушно транслировали в головы людей картинки, передаваемые Высшим. Они тоже отлично справились с заданием.
А мутант, сопровождавший людей, не выдержал, свалился и не оценил трудов Высшего. Обидно. Но с мутантом стоит поработать, он почти... почти. Нет, он — не Низший, но он умен. И достоин лицезреть Высшего и слышать его слова.
Солнце клонилось к закату. Оно сядет — и «холмо- вейник закроется», как говорят на Пустоши. Истечет закатным светом небо, истечет срок испытания. Курсанты вернутся домой. Высший потянулся к сознанию Лекса, коснулся его: парень держится. Слишком легко ему все дается. Высший приказал одному из Низших, и огромный червь плюнул в Лекса кислотой. Тут же второй Низший, покорный воле Высшего, заставил Лекса почувствовать, как слизь разъедает кожу, выжигает глаза. Высший отвернулся: не хотел ощущать чужую боль.
Солнце уже почти касалось скал. Низшие устали, силы их были не бесконечны. Они молили дать им глоток свободы — погулять, поспать. Конечно, Низшие просили не словами — они вообще не умели говорить и не владели абстрактными понятиями. Они просто ныли, как ноют натруженные за день мышцы.
Еще немного. Высший передал им свою волю, но Низшие будто засыпали на ходу. Один и вовсе отключился, выпал из единения, и Высший решил заканчивать. Он дал Низшим почувствовать его радость, благодарность, любовь и поддержку и отпустил их — разом. Сейчас на Полигоне курсант перестанет царапать лицо, исчезнут следы битвы. И останется последняя, заключительная часть испытания, которую Высший уже не увидит и на которую не сможет повлиять.
Схватка с собственной совестью. Схватка с собственными страхами.
Раньше испытание было примитивным: будущие офицеры всего лишь убивали «мясо» и штурмовали специально возведенный укрепрайон. Задача для тела и ума, но не для личности. Они выходили с Полигона не изменившимися, в то время как этих мальчиков Полигон переделал, вылущил, выковал из щенков — людей.
Высший вынырнул в реальность и открыл глаза. За окнами кабинета было еще светло. Никто не посмел нарушить покой генерала, ни один подчиненный не постучался, не отвлек. А ведь офицеры ждут приказа: ехать -на Полигон, забирать курсантов.
Высший улыбнулся. Поднялся с кресла — тело затекло от долгого сидения, — размял ноги и руки. В кабинете царила прохлада. Стены выкрашены светло-зеленой краской, под ногами — прекрасно сохранившийся ковер. Несколько удобных кресел, письменный стол (на столе пусто, только письменный прибор). Высший любил свой кабинет, как любил всю территорию Омеги, свой дом. И хотел привнести порядок в жизнь всей Пустоши. Так будет лучше.
Время! Солнце уже царапает брюхо об иглы скал, курсанты бьются сами с собой.
Генерал Бохан распахнул дверь и позвал адъютанта.
* * *
Мерно гудит двигатель. Перед глазами — пропахшая бензином тряпка... Артур вспомнил нападение на ферму и подумал, что по-прежнему едет в Омегу, просто приснился кошмар про Полигон. Уж слишком ненатурально происходящее: скаты, гигантские черви со ртом, похожим на раскрывшийся цветок...
Или Артур просто сошел с ума и его свои же везут сбрасывать со скалы, как других бесполезных? Было бы хорошо — просто и понятно. И не нужно прикидывать, был ли на самом деле лягушонок Леке, из которого вырос идеальный убийца, существовал ли Iyc, пожиравший своих «друзей», когда начиналась голодовка. И главное, не надо ломать голову, что теперь будет, куда его везут и не решил ли шлюхин сын поквитаться за унижения. Что Леке задумал? Накормить земляка манисовым дерьмом?
Сумасшествие. Обычное сумасшествие. Обрыв, острые камни — и всё. Ничего хорошего от жизни ждать не стоит. Артур снял пропитанную потом рубаху, осмотрел розовый шрам на плече. Ага, размечтался. Было, все было. А что ждет впереди?
Окна в кузове не предусматривались, он был плотно спаян. Артур нашел щель чуть выше пола, лег на живот, но сумел рассмотреть лишь узкую полоску рыжеватой почвы. Где он? На Полигоне? В Омеге? Схватился за уши — на месте, значит, в рабы еще не продали.
Каков гад! Восемь сезонов копил злость, и вот подвернулся случай отыграться. Артур ощутил себя лягушонком, зарывающимся в ил. Тот, кто хочет его смерти, сильнее, палка бьет по воде совсем рядом, от страха сводит живот. Горячая рука хватает за лапку, и Артур видит прищуренный глаз Лекса. Трепыхайся, не трепыхайся — без толку.
Вспомнилось зареванное лицо Лекса-прежнего. Он ведь тоже это чувствовал: тот, кто держит за лапку, всегда сильнее... Пришла пора возмездия, но происходящее не казалось Артуру справедливым.
Мотор заглох, хлопнула дверца со стороны водителя. Сейчас откроют... Броситься на них! Понятно, что бесполезно, но хоть сдохнуть мужиком, а не говноедом!
Вопреки ожиданиям, машина поехала дальше и вскоре остановилась окончательно. Лязгнул засов, отворились двери кузова — Артур плавно двинулся на выход, метнулся вперед, кувыркнулся, перекатываясь, подсек омеговца. Врагов было двое. Без труда повалили, скрутили руки за спиной.
— Какой резвый, — пророкотали басом. — Ты поспокойнее, ладно? Ты нужен целый и невредимый.
— На какого мутанта? — огрызнулся прижатый к земле Артур.
— Мы простые солдаты. А солдат спрашивать не должен, — хохотнул второй омеговец.
— А правда, — пробасил первый, — жалко такое добро изводить. Смотри, какой здоровенький.
Артура легонько пнули и поволокли мимо знакомого нагромождения крашеных труб. Занимающиеся там курсанты, подростки, вытянули шеи, рассматривая пленника. В сумерках лица мальчишек казались смазанными белыми пятнами.
— Внимание сюда! — гаркнул их наставник.
Ребята послушались. Конвоиры свернули к бараку,
спустились в подвал (Артур чуть не упал на покатых, истертых тысячами ног ступенях) и долго шли мрачным коридором, освещенным тусклыми электрическими лампами. Отворили одну из безликих дверей, втолкнули добычу в камеру, бросив напоследок:
— Только глупостей не наделай, — сдавленный смешок, — счастливчик.
Артур прошелся по камере. Светло — под потолком лампа, забранная решеткой. У дальней от входа стены — откидная полка без матраса, подушки, белья. В правом углу — ведро с крышкой. Спасительная прохлада пахла плесенью и дерьмом. Во рту пересохло, губы потрескались, голова звенела и кружилась. Или это звенит муха, угодившая в паутину, но не сдавшаяся? Тощий паук заворачивал ее в кокон, она трепыхала крыльями и пищала. Артур протянул руку и разорвал паутину. Вцепившись в палец, муха протерла крылья лапками и полетела на свет. Добрый бог Артур свершил судьбу твари.
Он улыбнулся своим мыслям. В его судьбу никто вмешиваться не собирается, поэтому нужно что-то решать самому. А поскольку ничего не изменить, пути два: к позору или к быстрой смерти. Вот Леке, попади он в такую ситуацию, наверняка смог бы повеситься на поясе. Артур решил пустить себе кровь. Или всетаки пройти путь и увидеть, что там, в конце?
Он вытянулся на койке и закрыл глаза.
Чуть позже молчаливый солдат принес кружку воды и миску каши. Артур не стал отказываться от пищи, он и так ослабел, и прохлада подвала стала казаться промозглым холодом. Артур выскреб месиво руками — ложку ему не дали, наверное, чтобы заточку не сделал. Выхлебал воду, стараясь растянуть удовольствие. Посуда была из мягкого металла и ни на что не годилась. Как только он закончил, снова появился солдат, забрал утварь.