Бен Бова - Венера
Мощные политические силы противостояли Зеленым. Люди вроде моего отца, бизнесмены такого же размаха и влияния, старперы, то бишь старые перечницы, не собирались допустить МПЗ - Международную партию Зеленых к браздам правления миром. Тем более, эти Зеленые молодые крокодилы хотели обложить налогами монополии и многонациональные корпорации, наложить запрет на сжигание гигантских количеств топлива, произвести эвакуацию населения из городов-гигантов и, наконец, что по мнению таких, как мой папочка, совсем уж недопустимо, перераспределить мировые блага между нуждающимися.
Экспедиция Алекса на Венеру на деле имела иную подоплеку: она мыслилась как акция помощи Зеленым, в поддержку их движения. И имела целью вручить Зеленым грозное оружие против могущественных корпораций, против моего отца.
- Отец убьет тебя, если узнает,- сказал я тогда.
- Он уже знает,- с грустью в голосе ответил Алекс. Мой страх был, конечно, преувеличением. Тогда я не
мыслил серьезно ни о какой угрозе со стороны отца; слова напоминали детский лепет ребенка, опасающегося наказания. Теперь мне стало понятно, отчего Алекс ответил мне с такой грустью.
Больше я спать не мог, как не мог бы поднять уровень воды в Гибралтаре. Надев скафандр, я отправился на прогулку, двигаясь медленными шаркающими шагами, которые предписывает низкая гравитация на Луне, постепенно превращаясь в озлобленное, запуганное, отчаявшееся существо.
Как и все лунные сообщества (поскольку в первую очередь их можно называть именно сообществами и уже потом - городами), Селеноград располагался под поверхностью спутника Земли. Его вырыли под горным хребтом, опоясывающим гигантский кратер Альфонсус, так что никаких утренних солнечных лучей, как там водится на Земле, не предвиделось. Ничто не предвещало наступления нового дня. Тем более для меня, в моем отчаянном положении. Надежды больше не оставалось. Ничто не извещало отчаявшегося о наступлении нового дня. Просто свет в коридорах и залах переключался на дневной режим: «щелк» - и все. Это срабатывали на моем пути термодатчики, чувствующие приближение человеческого тепла…
Через несколько часов я наконец понял, что делать. Я приказал компьютерному терминалу установить линию связи с отцом.
На это ушло несколько минут. Вне сомнения, отвратительная вечеринка (его «бал») была в самом разгаре. Наконец его лицо появилось на стене моей гостиной.
Отец выглядел усталым, но прежнего напряжения уже не было. Он улыбался: я понял, что он говорит со мной из кровати - лежит, откинувшись на атласные подушки. И наверняка он не один. Я услышал приглушенное хихиканье из-под одеяла.
- Что-то ты раненько сегодня поднялся,- заговорил он, довольно ухмыляясь и потягиваясь.
- Да и ты тоже неплохо,- парировал я.
Он недовольно фыркнул в ответ, как дельфин, вынырнувший из бассейна.
- Не раскисай. У тебя вечно такой расклеенный вид, Коротышка?
Смешки из-под одеяла повторились.
- Я же предлагал тебе этих… дам. Помнишь? Забыл, что ли?
Новый приступ смеха. Одеяло опять задергалось.
- Было бы просто стыдно упустить таких цыпочек.
- Я принимаю твои условия,- решительно объявил я.
- Какие еще условия, Коротышка?
- Насчет приза.
Его глаза округлились.
- О чем это ты?
- Я лечу на Венеру искать тело Алекса.
- Ты? - Отец рассмеялся.
- Он был моим братом! - отрезал я, чтобы избежать долгих объяснений.- И я любил его.
- Да тебя на Луну-то доставили, можно сказать, со скрипом, как же ты собираешься лететь на Венеру? - Казалось, он не притворялся: сама мысль о моем предложении просто не укладывалась у него в голове. Значит, это не провокация?
- Ты считаешь, я не справлюсь? - спросил я напрямую.
- Я не считаю. Тут считать нечего. Я знаю, что тебе никогда этого не сделать.
- Положим, считать ты умеешь. Боишься недосчитаться денег? Десяточек биллионов, а? Все-таки на дороге не валяются.
- Рассказывай… Никогда не поверю, что ты решишься… что ты отважишься на такое. Несмотря на твой гонор.
- И даже несмотря на такой гонорар?
- Да,- покачал головой отец и усмехнулся.
- Так я докажу тебе! - воскликнул я.- Этот чертов приз будет моим!
- Конечно, а то как же,- ухмыльнулся отец.- А слоны умеют летать.
- Ты сам втянул меня в это дело,- доказывал я.- Ты спровоцировал это решение. Ты хотел, чтобы я ввязался в это дело. Приз в десять биллионов хоть кого с места поднимет, тем более человека, которого через месяц лишают денежного довольствия.
Усмешка исчезла с его лица, и он посмотрел исподлобья и, как мне показалось, озадаченно.
- Да, а что тут такого? Ты со мной не согласен? Разве ты считаешь, что это несправедливо?
- Не хочу обсуждать… В общем, я собираюсь на Венеру,- твердым голосом объявил я.
- И ты всерьез веришь, что можешь рассчитывать на такие деньги?
- А что мне еще остается? Умирать без пищи и лекарств?
- А ты не подумал о том, что может много найтись таких охотников? На десять биллионов-то, а?
- Кто еще, находясь в здравом уме, может даже подумать об этом?
- Одного такого безумца я уже знаю,- с усмешкой ответил отец.- Он в лепешку разобьется ради этих денег.
- Кто это?
- Ларс Фукс. Мерзавец сейчас где-то на Поясе, но как только известия дойдут до него, он отправится прямиком на Венеру, не моргнув и глазом. Чего-чего, а сомнений этот человек не знает. Особенно когда речь идет о таких деньгах.
- Фукс?
Я часто слышал от отца об этом человеке. Папаша всегда говорил о нем с отвращением. Ларс Фукс был разработчиком астероидов, грубо говоря, шахтером и подрывником, а еще точнее, космическим кладоискателем. Это, пожалуй, все, что я о нем знал. Однажды он основал собственную корпорацию и даже временно стал папашиным конкурентом, но теперь являлся всего-навсего вольным разработчиком полезных ископаемых на астероидах, ковырялся в камнях, зарабатывая себе на пропитание. Еще его называли Каменной Крысой.
- Фукс, Фукс. Вот именно, Фукс. Так что тебе придется вырвать этот кусок у него изо рта, Коротышка. Не думаю, что ты тот человек, который сможет справиться. Сомневаюсь, что у тебя хватит мужества тягаться с Крысой Фуксом.
Я должен был понимать, что наступает тот самый решительный момент, когда отец сможет управлять мной и я прыгну в подставленный им обруч. Но, честно говоря, меня ждала нищета, и рассчитывать я мог только на этот приз.
Ну и, конечно, деньги - это еще не все. Мне было дорого удивительно красивое, решительное, вдохновенное лицо брата, которое я и сейчас, как наяву, видел перед собой, точно так, как в ту последнюю ночь, которую он провел на Земле.
«Отец убьет тебя, если узнает»,- сказал я тогда.
«Он уже знает»,- ответил Алекс.
ВАШИНГТОН
- Жизнь - это благо,- проскрипел профессор Гринбаум. - Но я слишком стар, чтобы им воспользоваться.
Я еще никогда не встречался с таким ветхим стариком с глазу на глаз. Конечно, старики, вероятно, еще встречаются среди бедноты, но в обществе, где каждый может воспользоваться омолодительной терапией и хирургией при достижении почтенного возраста, никто больше не старился.
Однако Дэниель Гаскел Гринбаум был стар. Его кожу покрывали настоящие морщины и пигментные пятна. Он весь ссутулился и выглядел так, словно находился при последнем издыхании. Непонятно, как он еще стоял на ногах и двигался. Казалось, тронь его пальцем, и он рассыплется. На деле рукопожатие Гринбаума оказалось достаточно крепким и энергичным, несмотря на мешки под глазами и обвисшие складки кожи на щеках. Последнее придавало его образу что-то от бульдога.
Микки предупредила меня насчет его внешности, так что Гринбаума я узнал бы даже в толпе. Мишель Кокрейн считалась одной из его многочисленных последователей. Теперь, уже получив профессорскую степень, она по-прежнему истово поклонялась Гринбауму, точно какому-то ученому божеству, в которое верят все эти аспиранты, кандидаты и членкоры. Она называла старика величайшим ученым-планетологом в Солнечной системе. При этом неизменно добавляя: «из ныне живущих». «Что бы это значило? - подумал я, впервые услышав такие слова.- Неужели каждому из планетологов, как и каждой планете, уготовано одряхлеть, подобно Гринбауму?» Позже я понял: в этих словах Микки заключался священный трепет осознания, что она видит перед собой живое божество, человека, о котором, родись она чуть позже, она могла бы только читать на страницах научных альманахов. Если, конечно, можно назвать «живущим» измученное астмой и артритом, еле ковыляющее существо. Гринбаум наотрез отказывался от омолодительных процедур. Наверное, причина всему - религия. Или обыкновенное упрямство. Он был из тех, кто свято верит, что возраст и смерть - вещи неизбежные, и не подобает человеческому существу уходить от них, используя всякие научные хитрости.
Последний из могикан, в своем роде. Большой оригинал - вот и все, что могу добавить от себя. Такое он произвел на меня впечатление при первой встрече.
