Геннадий Прашкевич - Великий Краббен (сборник)
Начал Эдик с Афин.
Хозяйка крошечной лавочки с удовольствием отдала за расписную деревянную ложку десяток одноразового пользования газовых зажигалок «Мальборо». Зажигалки Эдик загнал за семь долларов ребятам с полюса холода, чья нога ни разу за все время долгого плавания не ступала на сушу. А доллары ушли на два удивительных бледно-розовых коралловых ожерелья, которые Эдик в тот же день обменял на десять расписных деревянных ложек и на две литровых бутылки водки, захваченные в дорогу стеснительными туристками из Мордовии.
– Семь долларов! – втолковывал Эдику усатый грек. И показывал на толстых пальцах: – Семь! Ни цента меньше! Это настоящая, это морская губка!
– Два! – упирался Эдик.
И показывал на пальцах:
– Два! Карандаша! Томской фабрики!
После упорного торга губка переходила к Эдику.
Еще пять карандашей Эдик удачно отдал за чугунного, осатаневшего от похоти сатира. Эдик не собирался показывать сатира дружкам, хотя подобный соблазн приходил ему в голову. Он помнил, что на одесской таможне каждый чемодан просвечивают и никуда он этого сатира не спрячет, поэтому, улучив удобный момент, отдал сатира за три деревянные ложки и за плоский флакон «Зимней сказки» неопытной девушке из Ярославля.
Дела шли так удачно, что Эдик сам немножко осатанел.
Проходя мимо торговца цветами, он вдруг без всякого на то повода нацепил ему на грудь значок с изображением пузатого Вини-Пуха. Приятно было смотреть на улыбающегося грека, но, пройдя пять шагов, Эдик одумался, вернулся и изъял из цветочной корзины самую крупную, самую яркую розу.
Грек не возражал. Греку было приятно.
А Эдик за розу получил от девушек еще одну бутылку водки.
На знаменитых писателей Эдик посматривал свысока. Книги пишут? Ну, а чего? Бывает. Это иностранный автомобиль нельзя оставить без внимания. На нем можно поехать в областной центр и выгодно продать на рынке ранние овощи. Так что не стоит хвастаться книгами. Не книги делают мир, а деньги. Новгородец, например, говорил Эдику, что театр Дионисия в Афинах археологи вообще отыскали только после того, как случайно нашли в земле металлическую монету с древним планом города.
Параллельно основным накоплениям (русская водка, белое египетское золото, американские доллары) Эдик приобретал и пустячки. Например, приобрел мужскую шотландскую юбку кильт – для тещи (она – свой мужик) и цветные трусы-багамы для тестя (пусть пугает мужиков в деревенской бане). Стало привычным делом вешать на плечо Ильи Коврова (новосибирского) тяжелую кожаную сумку с товаром. Двинулись туристы по трапу в чужую страну, сулящую новые приобретения, не теряйся, извинись, тебя не убудет, смело вешай сумку на плечо писателя: я, мол, сигареты забыл или там платок-носовик, – и понаблюдай со стороны, убедись в полной безопасности. Илюху ни одна таможня не тронет, он знаменитость! А если обнаружат в сумке, висящей на плече знаменитого писателя, русскую водку, то он-то, Эдик Пугаев, при чем? «Сумка моя, точно, а вот водка писательская. Пьет, козел».
Не мир, а торговая палата.
Дурел Эдик только от исторических мест.
Вот, скажем, Микены. Ну, чего там смотреть? Слева горы, справа горы. Ни речки, ни озера, ни магазина. Трава выгорела, оливы кривые, в дуплах. Уроды, а не деревья. Понятно, почему древние греки беспрерывно лакали вино и воевали. Весь город – каменные ворота, украшенные львами, да выгребная яма. Не хочешь, да соберешь ватажку – вставить Трое.
Короче, скука. Эдик бы в таком месте жить не стал.
Он прекрасно знал, что ему другое предназначено. Мектуб, – как сказал бы Илья (новосибирский). Эдик терпеливо ждал второго захода в Стамбул. Капалы Чаршы ему снился. Снился ему этот шумный рынок. И, конечно, снился красивый иностранный автомобиль!
12На этом рукопись новосибирца обрывалась.
– Дальше-то что? Дорвался Эдик до иностранного автомобиля?
– Пока не знаю, – пожимал плечами Илья.
– Но ты же таскал на плече его сумку.
– Таскал, не скрою. Но финал книги пока неясен. Мне многое в моей книге пока неясно. Так всегда. Хочется писать о добре, а пишешь о всяких гадостях. Я практически ничего еще не написал о действительно великих людях, зато вон сколько извел бумаги на эдиков. Я издеваюсь над ними, высмеиваю их поступки, но чем удачнее мой текст, тем увереннее они входят в Будущее. Понимаешь? Не удивлюсь, если эдики будут расхаживать по Будущему, как расхаживали по Родосу и Стамбулу. Можно сказать, это они на мне въезжают в Будущее. Мои книги, как фотонные ракеты, доставляют их в Будущее. Я смеюсь над ними и этим делаю их бессмертными. Ты, кстати, замечал? Лучшие книги лучших писателей часто посвящены мерзавцам. Эдики, они как грибок. Из-за них следует запретить искусство!
13В сентябрьский дождливый вечер в рабочих залах НИИПВ (Научно-исследовательский институт Проблем Времени) дежурили многие энергетики, техники, вычислители. Там же находились члены специальной Комиссии и оба писателя. Выбор на участие в первом эксперименте пал на моего друга, но Ковров (новгородский) нисколько не расстроился. Погрузившись в удобное кресло, он доброжелательно ткнул пальцем в пузатую капсулу MB, торчавшую посреди зала:
– Эта штука исчезнет?
Мой друг хмыкнул:
– Наверное.
И усмехнулся:
– Наверное, и я исчезну.
И вдруг даже спохватился:
– А я даже не спросил, больно ли это?
– Неприятные ощущения, видимо, проявятся, но недолго, – успокоил я Илью (новосибирского). – Очень скоро мы окажемся в Будущем. Кстати, в столь же реальном, как этот зал, капсула МВ, дождь за окном. В этом реальном Будущем вполне можно набить шишку, подраться. Но веди себя ровно. Если тебя спросят о чем-то, сделай вид, что не понял, пожми плечами. Мало ли на свете чудаков? Главное, не выглядеть тупыми, враждебными. Даже если то, что мы увидим, нам не понравится.
14………странные, без форм, фонари.
Даже не фонари, а пятна мерцающего тумана.
МВ была надежно упрятана во влажных густых кустах. Исчезло тяжкое ощущение густых пластов (времени), которые мы неистово прорывали. Громкие незнакомые голоса доносились с невидимых аллей, по которым шли и шли бесконечные толпы. Футбольный матч? Митинг?
– Тебе не страшно? – спросил Илья.
Оглядываясь, мы двинулись вперед и вдруг как-то сразу неожиданно оказались на тонущей в радужном сиянии аллее. Среди людей, явно торопившихся к какому-то известному только им центру, мы ничем не выделялись. Ну, может, не очень уверенной походкой и несколько старомодной одеждой. Но здесь и там мелькали, в общем, похожие плащи и шляпы. Здесь и там раздавался смех, доносились обрывки фраз. «Успеем… Не торопись… Ты ведь знаешь, эдик уже на месте…» И все время доносился откуда-то неясный механический шум – то ли шипение пневматики, то ли что-то еще такое.
– Взгляни под ноги!
Пораженный, я остановился.
Темная поверхность дорожек и аллей, разбегающихся среди деревьев, во многих местах была расписана, исчеркана, зарисована цветными мелками.
«Ждем у эдика…»
«Встретимся у эдика…»
«У эдика в двенадцать ноль-ноль…»
Неизвестный Эдик, чье имя писалось со строчной буквы, оказался в найденном нами Будущем личностью популярной. Я видел, как Илья скептически поджал губы, наверное, вспомнил свои собственные размышления о Будущем. К счастью, несколько в стороне от аллеи, по которой мы шли, прокатился гром, вспыхнуло небо и над аллеями, над толпами, над невидимым близким городом вознеслись сияющие фонтаны, невероятные величественные каскады огня, безмерные расплывающиеся облака цветных огней.
Они вспухали.
Они торжественно лопались.
Они расцветали в небе, как гигантские розы.
И одновременно волнами стал накатываться на нас ликующий вопль толпы:
– Галлинаго! Галлинаго!
На недоуменный взгляд Ильи (новосибирского) я только пожал плечами.
Мы в Будущем, хотел сказать я Илье. Правда, не в том Будущем, куда со временем попадает каждый из нас, разменяв здоровье на года, а в том, куда мы попали по собственной воле, ничего пока не потеряв.
На центральной аллее наплыв людей просто ошеломлял.
Улыбки, смех, сверкающие глаза. Девчушки в коротких платьицах, юнцы в каких-то блестящих тряпках, люди пожилые и откровенно старые, некоторые даже в шляпах, – все неистово орали, плясали, подпрыгивали. Их будто било и трясло электрическим током. И время от времени все это человеческое море взрывалось единым кличем:
– Галлинаго!
Редкое единение.
Смеющаяся рыжая женщина размахивала голубым флажком.
Приплясывал невысокий кореец, вскидывая над собой толстую книгу.
Древний старик смеялся и разбрасывал розы. Все вроде понятно, но смысл общего действа ускользал от нас.
