Фредерик Пол - Восход Чёрной Звезды
— Заткнись. Чай. Разумеется, я поведу переговоры с пришельцами.
Он ослабил ремни безопасности и посмотрел вокруг. Коммандос неподвижно лежали в креслах, но они тоже ослабили привязь. Чай Говард вообще полностью выбрался из кокона, и лишь один-единственный ремень не давал ему воспарить над креслом: двигатели корабля молчали, и поэтому все, кто находился на борту, лишились веса. Многолицый наклонился вперед, включил микрофон связи.
— Неопознанный чужой корабль, ответьте. Мы вызываем неопознанный чужой корабль. Что случилось с президентом Соединенных Штатов?
Они принялись ждать ответа.
Ожидание затянулось, и краем глаза Многолицый заметил, как пальцы Чай Говарда проворно забегали по оружейной панели.
— Прекрати, Чай! — приказал он. — Сначала нужно разобраться, выяснить, что произошло, каковы их намерения — не забывай, мы ведь рассчитываем на их помощь против индийцев!
Чай открыл рот, но не успел ответить, его опередило радио. Послышался знакомый голос:
— Говорит президент. Что вы хотели?
Испуг. Оцепенение. Никто ничего не понимает. Даже коммандос до такой степени позабыли о дисциплине, что начали переговариваться между собой.
— Их корабль был разрушен, полностью уничтожен лучевым оружием, — воскликнул Чай Говард. — Как удалось мальчишке выжить?
Многолицый ответил не сразу. Он был не в состоянии ответить, потому что внутри его головы, как эхо, вторящее диалогу внутри корабля, шли дебаты.
— Выясним, — сказал он наконец. Потом, наклонившись к микрофону, произнес:
— Где вы, господин президент?
Пауза. Снова голос, обиженным тоном мальчика — домашнего слуги, на которого накричал несправедливый хозяин:
— Я в безопасности, Многолицый.
Многолицый! Голоса внутри его головы ахнули хором, потрясенные подобной наглостью; еще никто не осмеливался так обращаться к Многолицему вслух, прямо в глаза! Даже коммандос начали посмеиваться.
— Отвлекай его! — приказал Чай Говард, руки которого вновь задвигались над оружейной панелью, а Многолицый на этот раз до того разозлился, что не стал его останавливать. В общем и целом единогласно решили все одиннадцать частей Многолицего, переговоры продвигались вперед успешно, до тех пор, пока…
Чай Говард вдруг испуганно ахнул, а секунду спустя послышались возгласы коммандос…
И Многолицый скорее почувствовал, чем увидел полотнище фиолетового пламени, стремительно наплывающее на них, и вот оно уже окутало корабль со всех сторон, миновало их…
Он взглянул в передний иллюминатор и обнаружил, что Солнце, сиявшее в правой части окошка, огненными всплесками отражавшееся на резких гранях и плоскостях чужого корабля, исчезло — появилось иное светило, красное, меньших размеров и слева…
И тогда рухнула плотина, сдерживавшая волну паники, и Многолицый, все одиннадцать его «персон» вскрикнули от ужаса, ибо сомнений не оставалось — вместе с кораблем они очутились во власти сил, превосходящих понимание.
Многолицый не удивился, что их взяли в плен. Он заранее предупреждал об этой опасности. Пытался объяснить генералиссимусу ракетных войск и заместителю главнокомандующего народной полицией, то есть лицам, стоявшим на одной с ним ступеньке, что пришельцы наверняка гораздо лучше подготовлены к встрече, чем китайцы воображают. Он пытался все это им втолковать в последние дни подготовки к старту с хайнаньского космодрома. В самом деле, пришельцы, как выяснилось, имели в запасе пятьдесят лет, чтобы подготовить немало сюрпризов. За считанные недели китайцам их не догнать. То же самое он твердил и Чай Говарду, и абордажной команде. Правда, волнения и передряги старта плохо на него повлияли, и собственные предупреждения совершенно вылетели из головы. Своим же соседям по мозгу он тоже постоянно напоминал об опасности — если только они не пытались напомнить ему.
— Вы только постарайтесь моего зятя не задеть, — попросила Алисия, и Многолицый беззвучно вздохнул — все остальные его составляющие вздохнули тоже, — и сказал:
— Он тебе больше не зять. Он с твоей дочкой развелся. А главное, — добавил он (весь разговор происходил, разумеется, внутри его мозга, и не с помощью слов, а с помощью мгновенных обменов импульсами между тканями), — едва ли мы представляем опасность. Главное, чтобы нас самих не задели, в первую очередь. Потому что, если нас заденут, то будет нам очень плохо. — И вот, когда их корабль в самом деле был взят в плен, когда стальные захваты силой потащили его вниз, к поверхности новой планеты, даже сквозь дрожь, толчки и холодный пот, которым его обдавало от страха — корабль входил в атмосферу, — Многолицый крикнул Чай Говарду:
— Я же говорил! Предупреждал ведь! Теперь сиди тихо, ничего не предпринимай! Я обдумаю ситуацию! Без моего приказа не шевелись!
Трудно сказать, подчинился ли Чай Говард приказу или готов был его проигнорировать. Особой роли это не играло, потому что едва их корабль коснулся поверхности — вернее, его посадили на поверхность этой неизвестной планеты, — как со всех сторон их окружили войска. И какие войска! Даже Чай Говард и коммандос впали от изумления в ступор и ни малейшего сопротивления не оказали. Соотношение сил было не в их пользу, впрочем, и сопротивляться было бы бессмысленно — вдесятером против целой планеты, — но все равно не были они готовы столкнуться с амазонками, вооруженными не луками, а автоматическими винтовками и устрашающего вида юркими жуками, которые возбужденно чирикали и верещали, и, чтобы напомнить о себе и о том, что настроены они серьезно, то и дело с грохотом палили в воздух из чего-то вроде пушек.
Нет, всякая мысль о сопротивлении исключалась. Появление громадной неуклюжей машины на воздушной подушке, которая, завывая, скользила над покрытием пустого посадочного поля, добило команду Многолицего окончательно. На платформе машины в величественной позе, которая совершенно не вязалась со всем остальным, стоял один-единственный человек. Когда машина остановилась, человек спрыгнул с платформы и широкими шагами направился к ним.
Это был Мелкинс Кастор.
— Приветствую вас! Вы прибыли в Мир, — начал он торжественно, как будто имел право их приветствовать, как будто слова его в самом деле имели значение и вес! — Хотя намерения у вас не мирные, мы принимаем вас с открытым сердцем, дабы узрели вы собственными глазами нашу всесокрушающую мощь, убедились в непреодолимой нашей решимости. Освобождение Америки не за горами! Мы готовы к битве!
К счастью, абордажную команду предварительно разоружили. Охранницы-амазонки заметили, как, услышав последние слова Мелкинса, коммандос проявили беспокойство, и потому угрожающе подняли стволы, направляя их на китайцев. Даже Многолицый не поверил собственным ушам.
«Что мы наделали? — застонали голоса внутри его головы. — Неужели забавная игра, которую мы затеяли, перестала быть игрой? Неужели он говорит серьезно?»
2
Все, что открылось глазам Многолицего — и в космосе, и после посадки, и в сумасшедшем городе из кристаллов, ставшем его тюрьмой — все это сильно его напугало. Да, игра шла всерьез. До того всерьез, что дрожали поджилки. Взять хотя бы космический перебрасыватель, переходник — эту жуткую призрачную завесу фиолетового огня, сквозь которую в мгновение ока их швырнуло из одного пространства в другое! Куда уж серьезнее! Речь шла о технологиях, которые ханьцам и не снились. Но этим дело не ограничивалось. Китайский корабль был схвачен и его стащили вниз, словно непослушный метеорологический спутник времен зенита космической эры на довоенной Земле. Да и то пришлось прибегнуть к примитивным способам его захвата лишь по причине примитивности китайской технологии, создавшей их корабль. После посадки Многолицый обратил внимание на возвышавшуюся вдали, почти на горизонте, титаническую скелетообразную конструкцию, что-то вроде «русских горок» для великанов, и выяснил, что называется это сооружение «пусковой петлей», и предназначено для вывода на орбиту кораблей — намного быстрее, намного дешевле, чем с помощью всех ракетных установок Хайнаня, вместе взятых. И пусковая петля тоже была смертоносным оружием, потому что корабли с ее помощью запускались каждый день! По нескольку кораблей в день! Наверное, уже десятки выведены на орбиту, ждут момента, чтобы начать вторжение! Это армада! Если один-единственный корабль уничтожил остров, то положение китайцев безнадежно — им не устоять против десятков или даже сотен подобных кораблей!
Да, ничего не скажешь, янки взялись за дело серьезно. Нет, «серьезно» — не то слово, вернее будет сказать «с рвением фанатиков». Ибо складывалось впечатление, что ни о чем другом, кроме как о войне и отмщении оккупантам-ханьцам они думать не в состоянии. Как себя чувствовали Чай Говард и коммандос, он понятия не имел, поскольку экипаж сразу же разделили. Даже урни, непонятные и смешные созданьица, располагали, оказывается, великой военной мощью, и, задумав некую военную кампанию, вполне были способны свои планы осуществить. Смешными они ему казались только вначале, пока он не познакомился с ними поближе. После этого он перестал находить их забавными, потому что к войне урни относились серьезно. Вместе с янки урни — все-таки странное название у этих созданий! — пятьдесят лет строили планы освободительной войны. Китай обречен.
