А. Задорожный - Звездный капитан
Рональд припомнил, что похожая по описанию девочка спрашивала адрес Дага Кракерта на космодроме Зорома. У робототорговца девочка хотела узнать о профессоре археологии Зарабу Арахе. На Аруме та же девочка задавала вопрос о профессоре смотрителю музея. Сейчас Зарабу Арах в экспедиции на Эрцер–12. Вывод напрашивался сам: Леонардо Тинкс, загадочная девочка и бородатый тип на корабле Скайта Уорнера направляются на Эрцер–12.
Рональд бежал всю дорогу от пункта общественного порядка Арума до звездолета. Как только запыхавшийся детектив появился на пороге рубки управления, Мэл Райт лаконично спросил:
— Куда?
— Эрцер–12, — сообщил Рональд.
— Сколько?
— Тысяча.
— Спускайтесь в каюту и пристегните ремни, мистер, мы отправляемся.
Через три минуты звездолет птицей выпорхнул из стартовой шахты. Сверкнув в небе Арума маршевыми двигателями, космический странник умчался навстречу звездам.
После гиперпрыжка детектив вновь заглянул в корабельную рубку. Пилот сидел, развалившись в кресле, закинув ноги на пульт. На лице Мэла застыла блаженная улыбка. С отрешенным выражением он смотрел на звезды, плывущие навстречу по огромному экрану обзора. О чем мечтал пилот — о далеких мирах, на которые еще не ступала нога человека, либо о том, как потратит заработанные деньги, — осталось загадкой.
— Мэл! — позвал Рональд.
— Да! — Пилот сразу убрал ноги с пульта и подтянулся. Его лицо приобрело осмысленное выражение.
— Я хочу тебя предупредить. Возможно, мы имеем дело с очень опасными людьми.
— Не стоит волноваться, — ответил Мэл. — Я знал, на что подписывался.
— Среди тех, кого мы ищем, может оказаться маньяк, убивший по меньшей мере троих человек.
— Маньяки меня не пугают. — Мэл улыбнулся. — То, что мы преследуем Скайта Уорнера, само по себе опасная затея.
— Мне может понадобиться твоя помощь.
— Сколько?
— Еще две тысячи.
— Можешь на меня рассчитывать, детектив.
Часть IV
ЭРЦЕР–12
ГЛАВА 42
«ЗЕЛЕНЫЙ ПОПУГАЙ»
Первоначальное образование Минд Холман получил в плобитаунском институте психологии и даже практиковал несколько лет, «ковыряясь в мозгах» у неуравновешенных граждан. Однако ежедневное общение с истеричными домохозяйками и со съехавшими с катушек брокерами превратилось в рутину. Вскоре он начал забывать лица и путать имена пациентов. Его другом стала бутылка. А как не пить, когда каждый день сидишь рядом с придурками и с умным видом киваешь в такт бреду атрофированного обывательского сознания…
— Моя жизнь превратилась в кошмар, доктор. — Пациентка, лежа на кушетке, нервно заломила руки.
«Сара Поподу — домохозяйка тридцати двух лет, замужем за замдиректора бухгалтерской фирмы. Детей нет», — Холман прочитал запись в блокноте, чтобы вспомнить, кто перед ним.
— Успокоитесь, Сара, — подавляя зевоту, посоветовал Холман. — Расскажите подробнее, отчего ваша жизнь превратилась в кошмар.
Холман сидел в кресле в изголовье кушетки, закинув ногу на ногу, и стоически боролся с дремотой. День обещал быть ужасным — на это имелись две причины первая — он устал от однообразия своей работы, и вторая — он поздно лег, так как вернулся домой только под утро, когда закрылся его любимый бар.
— Я не знаю, что мне делать. Мир рушится.
— Отчего рушится мир?
«В ящике письменного стола осталась недопитая бутылка шампанского «Гальбоньери». Даже если пробка не закрыта, за сутки все–то не испарилось».
— Я стою перед главнейшим выбором своей жизни.
— Угу… продолжайте.
— Вот так всегда.
— В каком смысле? — Правая нога затекла. Холман облокотился о подлокотник кресла и поменял позу.
«Если я сейчас встану и достану бутылку шампанского, будет нетактично по отношению к пациентке. Все–таки она платит мне немалые деньги, чтобы я раз в неделю выслушивал ее бред. До окончания сеанса остается сорок пять минут — можно и потерпеть».
— Я не могу решиться, как мне поступить.
— Ага. Не знаете как поступить.
— Да, доктор. Это нервирует меня. Я не могу спать.
— М… не можете спать. — Холман раскрыл блокнот и заскрипел карандашом.
— У вас когда–нибудь было такое: вы не находите себе места, вас все раздражает… Раньше я смотрела в восемь тридцать по первому каналу сериал «Городская любовь» с Анитой Рубиш и Клодом Сопоуном — что за душка! — по телевизору. В прошлой серии, между прочим, они так и не поцеловались.
— М… так и не поцеловались.
— Я ждала этого момента восемь месяцев. Ведь вторая сестра Аниты — та, что приемная, — строила козни, чтобы отбить Клода на протяжении всего сезона. Помните, как эта мерзавка подкинула Аните пистолет, из которого убили архитектора в пятьдесят шестой серии.
— Так, пистолет в пятьдесят шестой серии… — Холман закончил рисовать. Бутылка шампанского получилась как настоящая. Не хватало еще одной детали — бокала.
— Продолжайте. — Холман вновь заскрипел карандашом.
— Анита и Клод созданы друг для друга, но им никак не удается признаться в любви. Им постоянно мешают. Каждую серию в самый ответственный момент кто–то приходит. На прошлой неделе случилось форменное безобразие. Когда Клод готов был поцеловать Аниту, приехала его троюродная тетушка. И откуда она только взялась? Это возмутительно. Клод уже держал Аниту за руку. Ах, как это было мило. Они смотрели друг другу в глаза. Берег моря. Дикий пляж. Их руки соединяются… и тут эта тетка с чемоданами!
— Расскажите о ваших отношениях с мужем.
Зачем Холман задал этот вопрос? Ведь проще было бы, как всегда, произнести нечто невнятное, пробубнить «угу» или с глубокомысленным видом промолчать. Но Холман спросил Сару о муже потому, что хоть он и стал циником, психологом был по призванию.
— А зачем вы меня об этом спрашиваете? — Сара скосила глаза на Холмана.
— Возможно, ваша депрессия связана с сексуальной неудовлетворенностью.
— Вы так считаете? — задумчиво поинтересовалась Сара.
— Это одна из самых распространенных причин. Попытаемся это выяснить.
— И как вы собираетесь это выяснять, доктор? — Сара поправила блузку. Бугорки ее плоской груди кукишами откровенно выперли из–под тонкой материи.
Холман закрыл блокнот. Возникло нехорошее предчувствие.
— Вернемся к началу, Сара.
— Да, доктор. — Голос пациентки стал грудным. Томный взгляд пронзил Холмана насквозь.
— Вначале вы сказали, что стоите перед главнейшим выбором своей жизни. — Холман поерзал в кресле. Ситуация явно выходила из–под контроля. — Что это за выбор?
Сара приподнялась на локте.
— Посмотрите, доктор, — сказала она, обнажая плечо, покрытое бледно–рыжими веснушками. — Мне нужна новая блузка. Я уже выбрала, что мне надо, но никак не могу решить, где покупать. В Доме мод есть любые цвета. Зато в пассаже блузки стоят дешевле. Но там нет розового цвета, а я хочу розовый. Жизнь рушится, доктор. Что вы посоветуете? — Женщина положила руку психоаналитику на колено.
— Я не могу советовать. — Рука на колене жгла, словно раскаленное железо. — Я могу только помочь разобраться. — Во рту пересохло. — Решение вы должны принять самостоятельно.
— Вы хотите, чтобы я проявила инициативу, доктор? — Несомненно, Сара подразумевала под инициативой совсем иное, чем выбор блузки.
Холман понял, что не выдержит до окончания сеанса. Отбросив врачебную этику, он встал и пошел к письменному столу.
— Умение самостоятельно принимать решения — основной показатель зрелости личности, — заявил Холман. Он открыл ящик и извлек бутылку.
— О! Доктор! — Сара принялась сбрасывать с себя одежду.
— Что?! Что вы… — Холман слишком поздно понял, что бутылка шампанского в его руке будет истолкована превратно.
Возможно, если бы Холман изменил врачебным принципам и удовлетворил желание пациентки, то комиссия по этике никогда бы не узнала о недоразумении, случившемся в кабинете психоанализа. Но Холман оказался порядочным человеком, и это сыграло с ним злую шутку.
Оскорбленная отказом, Сара Поподу заявила о сексуальных домогательствах со стороны врача. Это было серьезное обвинение. Скандал повлек аннулирование лицензии и лишение врачебной практики на Плобое. Холман остался без работы и средств к существованию. С клеймом извращенца его теперь не брали даже на должность младшего медперсонала.
Лишенный возможности заниматься психоанализом, Холман сидел в плобитаунском баре и пропивал деньги, отложенные им на покупку загородного дома. Знакомый бармен тряс шейкер, готовя «Зеленый попугай» — любимый коктейль Холмана.
— Что–то вы последнее время не в духе, — заметил бармен. Он поставил перед Холманом бокал.
— Моя жизнь превратилась в кошмар, приятель, — пожаловался Холман.
— Что так? — Бармен кинул в бокал кубик льда.
— Я не знаю, что мне делать. Мир вокруг рушится.
— Отчего рушится мир? — Бармен налил пару сантиметров крапового ликера.
