Андрей Ливадный - Ковчег
«Протяни руку, и она пройдет сквозь воздух…» — невольно подумал Рогман.
Казалось бы, чего может бояться призрак, у которого нет и никогда не было тела, а значит, не было и связанных с ним физических страданий, инстинктов, страха…
— Я понимаю… — голос Рогмана прозвучал хрипло, натянуто. — Мир рушится, и ты боишься исчезнуть вместе с ним… умереть, да?
— Да. — Она склонилась к нему, стараясь заглянуть в глаза, и вдруг спросила: — Ты не понимаешь, как может умереть призрак, голос? Ты думаешь, что понятие «жизнь» присуще только телу? А что тело без мысли? Много ли оно осознает? Жизнь — это мысль. Не важно, в какую оболочку она заключена и чем стимулируется: электронным импульсом или электрохимической реакцией между нейронами мозга…
— Ты говоришь загадками! — с раздражением произнес Рогман. — Я почти ничего не понимаю, — признался он.
— Дело не в терминах… — Она отвернулась, посмотрев куда-то в сторону. — Ты человек. Ты превосходишь меня в понимании сути вещей. Ты только что сформулировал то, чего я не могла понять… Ты обозначил мой страх. Страх перед окончательным разрушением Мира. Я мечусь от системы к системе, от одного носителя к другому, но эта гонка со временем обречена на провал. Рано или поздно все кончится, потому что погибнет обветшалый Ковчег…
— Ковчег? — нахмурюсь, переспросил Рогман. — Объясни мне, что такое Ковчег!
Он удивился, когда после его слов наступила тишина. Разве он просил о чем-то невероятном? «ЧТО ТАКОЕ КОВЧЕГ?» — этот вопрос присутствовал в нем с того самого момента, как Бриан зачитал ему вслух письмо, адресованное далекому предку воина.
— Я боюсь, Рогман… — после затянувшейся паузы созналась Кимпс. — Я думаю, что ты не выдержишь… — Она подняла глаза, посмотрев на него с виноватым, испуганным выражением.
— А что, есть какой-то иной выход?! — насупился Рогман. — Я что, смогу спокойно жить в этом сером облаке, Бриан будет посапывать внизу, разгоняя пыль, а ты продолжишь бояться?! Зачем я тогда шел сюда, ради чего я умер?! — воскликнул он, уже не скрывая обуревавших его чувств.
— Ты не умер, Рогман! — вскрикнула она, впервые обнаружив столь отчетливые, явные эмоции, будто упрямство блайтера причиняло ей вполне осязаемую боль.
— Не будем спорить, Кимпс. — Он попытался взять ее за руку, и, к величайшему изумлению, ему это удалось!.. Пальцы Кимпс были тонкими, прохладными и едва ощутимо дрожали. Он почувствовал, как она напряглась, но не отняла руку, а только повернула к нему голову, потрясенно глядя на блайтера своими бездонными глазами…
— Расскажи мне всю правду.. — едва смея перевести дыхание от ощущения этой неожиданной близости, попросил он. — Клянусь, для меня это единственный выход… Или я выдержу, или…
— Для меня тоже… — в тон ему ответила Кимпс. — Ты еще не понял, что мое существование в прошлом было неотделимо от людей? Боги живут ровно столько, сколько о них помнят люди. Ты последний настоящий человек на Ковчеге. Я — это ты.
— Что значит «последний настоящий человек»? — резко спросил Рогман. — А Бриан? А остальные?
— Они люди… — успокоила его возмущение Кимпс. — Но не такие, как ты. Ты от рождения способен воспринимать меня, ты был сформирован не волей случая, при слиянии хромосом, — ты продукт тонкой и вдумчивой генной инженерии. Если хочешь, я выскажусь проще, ты приспособлен для жизни на Ковчеге и управления им, а остальные люди — нет. Они растеряли врожденные способности предков, потому что у них больше не оказалось возможности программировать рождение каждого ребенка…
— Тогда я тем более должен узнать все! И прежде всего — что такое Ковчег, которым, как ты говоришь, я могу управлять!..
Взгляд Кимпс по-прежнему оставался испуганным. Рогман видел — она боялась по-настоящему, и будь у нее реальное тело, ее бы сейчас трясло от избытка эмоций…
И тем не менее она была вынуждена согласиться с ним. Если он не узнает правды, не испытает на прочность свой рассудок, то зачем тогда все произошедшее с ними?..
Не дождавшись больше возражений или вопросов, она отняла руку, встала и вышла на центр пропитанного пылью столетий зала.
— Я буду манипулировать виртуальной реальностью Ковчега, — обернувшись к Рогману, пояснила она. —
Иначе я не смогу показать тебе, как должен выглядеть этот зал на самом деле.
Секунду ее рука висела в воздухе, а потом…
Стены, пол, потолок — все дрогнуло, смазалось на мгновение, словно по предметам пробежала рябь, и Рогман в немом изумлении понял, что находится в совершенно ином помещении. Куда-то исчезла столетняя пыль, возвышающиеся вокруг Алтари напитались огнями, вокруг что-то защелкало, запищало, зашелестело, наполняя помещение загадочными звуками уснувшей много веков назад жизни, а затем…
Сферический потолок, составленный из сотен многометровых секций, внезапно на несколько мгновений просветлел, а потом так же неожиданно и необъяснимо начал наливаться чернотой, мраком…
Рогман смотрел вверх, не в силах понять сути происходящих там перемен, но и не смея оторвать взгляд от чернеющего купола. Он весь сжался, наполнился тревожным предчувствием и, когда свод зала вдруг перестал существовать, РАСТВОРИЛСЯ, он не закричал, нет — только подался вперед, впившись побелевшими от напряжения пальцами в мягкий материал широких подлокотников.
То, что для его сознания всегда являлось незыблемым, вдруг распалось, обратившись БЕЗДНОЙ, БЕСКОНЕЧНОСТЬЮ, в которой сияли мириады ярких, ослепительных точек. Он пытался смотреть на них, но его взгляд ТОНУЛ в этой черноте.
Ощущение нельзя было назвать приятным или отвратительным — Рогман никогда доселе не испытывал подобных чувств.
— Ты хотел узнать, что такое Ковчег… — прорвался издалека голос Кимпс. — Смотри, Рогман, вот он!
Да, действительно, он увидел…
Что-то двигалось на фоне вселенского мрака. Какое-то пятнышко песочно-желтого цвета.
Оно приближалось, выкатываясь из бездны растущим на глазах шариком, и это движение вызывало прилив тошноты.
Постепенно объект превратился в мячик, чуть неправильный, приплюснутый сверху и снизу… Его движение из глубин пространства навстречу Рогману на некоторое время остановилось, и шарик начал медленно вращаться вокруг своей оси, подставляя взгляду неровные, изрытые кратерами бока.
На какой-то миг блайтеру всерьез показалось, что он начинает терять рассудок.
Сотни новых слов и понятий вихрились в голове Рогмана. Он понимал, что их транслирует туда Кимпс, объясняя смысл все новых и новых терминов, но, захваченный врасплох этим низводящим разум действом, он не мог сопротивляться… Он даже забыл о том, что нужно дышать…
Лавина новой информации на какое-то время подмяла его сознание, погребла под собой личность Рогмана, заставила потрясенно созерцать, не задумываясь о смысле происходящего, но шли минуты, растянутые в вечность, и он понемногу начал выкарабкиваться…
Потрясение пробудило в нем какие-то дремавшие доселе чувства. Рогман вдруг осознал, что ощущение тошноты прошло, а он жадно вглядывается в истыканный острыми серебристыми искорками мрак, на фоне которого продолжал укрупняться, вращаясь вокруг своей оси, приплюснутый с полюсов шарик Ковчега.
То, что он привык считать Вселенной, на самом деле явилось лишь мельчайшей пылинкой, ничтожным кусочком материи, заблудившимся меж Великого Ничто…
— Что это, Кимпс?! — наконец сумел выдохнуть он, разглядывая изрытую кратерами и покрытую иными неровностями рельефа поверхность шарика.
— Это Ковчег, Рогман. Наш Мир, внутри которого находимся все мы. Вот тут, — при этих словах нижняя часть шарика запульсировала неровным срезом, — тут расположена Сумеречная Зона, здесь, в средней части, обитают люди, зеленокожие, хавроны и еще несколько примитивных экзобиологических рас. А мы сейчас находимся вот здесь… — Кимпс выделила самую макушку шарика. — Это бывшая отделяемая часть, так называемый Основной Командный Модуль, который раньше мог существовать отдельно от всего остального.
— Зачем? Какой в этом смысл? И почему ты говоришь обо всем в прошедшем времени? — Вопросы посыпались один за другим, и по их тону нельзя было сказать, что Рогман сходит с ума от шока. Скорее наоборот, шок пробудил в нем нечто иное, совершенно не свойственное блайтеру — рабу-полукровке, воспитанному в среде сенталов.
— Твои предки построили Ковчег, создав его из маленького небесного тела, которое вращалось по орбите вокруг их планеты. Они называли его луной.
— Планета?
— Это такой же шарик, только крупнее. Каждая искорка света, которую ты видишь, — это неимоверно далекая звезда, огромный пылающий шар. Вокруг звезд, согретые их теплом, вращаются планеты, твердые тела, на некоторых из них возможна жизнь. Твои предки жили, а быть может, и до сих пор живут, на нескольких таких шариках, обращающихся вокруг далекой, не видимой отсюда звезды.
