Андрей Ливадный - Ковчег
– Хорошо… – Рогман действительно постарался взять себя в руки. – Но меня очень сильно волнуют две вещи!.. – тут же предупредил он. – Я беспокоюсь за Бриана и очень хочу знать – я умер или нет?!
– За Бриана не волнуйся… – мягко ответила ему Кимпс. – Он сейчас уснул. Ему просто жизненно необходим отдых. А что касается тебя, ты не умер.
– Как я могу об этом знать?
– Ты мыслишь. Чувствуешь. Следовательно – ты существуешь.
Глава 10
Ковчег
В первый момент данное утверждение обескуражило Рогмана.
«Я мыслю… следовательно – существую?!»
Требовалась изрядная доля логики, чтобы принять это хотя бы к обсуждению.
Голова Рогмана кружилась. Ему только что был объявлен приговор… или же наоборот – даровано помилование?
Дилемма казалась неразрешимой.
Он не мог существовать в виде серого клубящегося облака. Теперь, когда он узнал часть правды, серая субстанция вдруг принялась давить на психику.
Потеря физического тела казалась совершенно невосполнимой, хотя Кимпс вовсе не настаивала на том, что под колпаком стеклянного саркофага лежит труп.
Внезапно серая масса вокруг Рогмана пришла в стремительное движение. Очевидно, Кимпс воспринимала его состояние и пыталась помочь.
Прямо на его глазах из сумрака сформировались стены, сводчатый потолок, исполинские Алтари, укрытые слоями пыли, и блайтер вполне реально ощутил, что сидит в кресле возле одного из них.
Серая мгла больше не задерживала его взгляд. Он потрясенно уставился на свою руку, и даже след в пыли остался в том месте, где он инстинктивно вцепился в скошенную панель Алтаря своей пятерней.
Несколько долгих, тягучих минут он сидел, не в силах совладать со вторым обрушившимся на него потрясением.
Только что ему было сказано, что тело отсутствует, и вот пожалуйста – он сидит, машинально рисуя вытянутым пальцем правой руки замысловатые узоры в наслоениях древнего праха… Как это объяснить?! Кимпс солгала ему, или же это НЕ ЕГО ТЕЛО?
Она отчего-то не появлялась, хотя ясно дала понять, что находится рядом. Как подозревал Рогман, они были связаны намного теснее, чем он мог предположить.
В конце концов, если верить словам Бриана, то именно Кимпс, появившись в последний момент буквально из воздуха, каким-то чудом вырвала его из лап смерти. Выходит, что она в очередной раз спасла его, а он причиняет ей муки своим недоверием…
– Кимпс, ты испытываешь боль? Тебе плохо? – спросил он, обращаясь в никуда. Рогман был уверен, что она слышит его.
Ответ пришел не сразу. Прошло некоторое время, прежде чем в центре зала возник призрачный силуэт.
– Я боюсь, Рогман… – призналась она, приближаясь к креслу.
Невесомая поступь призрака не потревожила ни одной пылинки. На сером ковре забвения не оставалось следов от ее легкой походки. «Она всеми силами пытается подчеркнуть мою материальность, сама при этом оставаясь призраком…» – такая мысль не принесла Рогману удовольствия – ведь он видел, что окружающие предметы сформировались прямо на его глазах, все из того же серого тумана, а значит, его вещественность и даже нарисованный им в пыли замысловатый узор – все это лишь ложь во спасение.
Пока он предавался своим мрачным размышлениям, Кимпс, подойдя к креслу, присела на широкий подлокотник – такая близкая и в то же время совершенно неосязаемая…
«Протяни руку, и она пройдет сквозь воздух…» – невольно подумал Рогман.
Казалось бы, чего может бояться призрак, у которого нет и никогда не было тела, а значит, не было и связанных с ним физических страданий, инстинктов, страха…
– Я понимаю… – голос Рогмана прозвучал хрипло, натянуто. – Мир рушится, и ты боишься исчезнуть вместе с ним… умереть, да?
– Да. – Она склонилась к нему, стараясь заглянуть в глаза, и вдруг спросила: – Ты не понимаешь, как может умереть призрак, голос? Ты думаешь, что понятие «жизнь» присуще только телу? А что тело без мысли? Много ли оно осознает? Жизнь – это мысль. Не важно, в какую оболочку она заключена и чем стимулируется: электронным импульсом или электрохимической реакцией между нейронами мозга…
– Ты говоришь загадками! – с раздражением произнес Рогман. – Я почти ничего не понимаю, – признался он.
– Дело не в терминах… – Она отвернулась, посмотрев куда-то в сторону. – Ты человек. Ты превосходишь меня в понимании сути вещей. Ты только что сформулировал то, чего я не могла понять… Ты обозначил мой страх. Страх перед окончательным разрушением Мира. Я мечусь от системы к системе, от одного носителя к другому, но эта гонка со временем обречена на провал. Рано или поздно все кончится, потому что погибнет обветшалый Ковчег…
– Ковчег? – нахмурясь, переспросил Рогман. – Объясни мне, что такое Ковчег!
Он удивился, когда после его слов наступила тишина. Разве он просил о чем-то невероятном?» ЧТО ТАКОЕ КОВЧЕГ?» – этот вопрос присутствовал в нем с того самого момента, как Бриан зачитал ему вслух письмо, адресованное далекому предку воина.
– Я боюсь, Рогман… – после затянувшейся паузы созналась Кимпс. – Я думаю, что ты не выдержишь… – Она подняла глаза, посмотрев на него с виноватым, испуганным выражением.
– А что, есть какой-то иной выход?! – насупился Рогман. – Я что, смогу спокойно жить в этом сером облаке, Бриан будет посапывать внизу, разгоняя пыль, а ты продолжишь бояться?! Зачем я тогда шел сюда, ради чего я умер?! – воскликнул он, уже не скрывая обуревавших его чувств.
– Ты не умер, Рогман! – вскрикнула она, впервые обнаружив столь отчетливые, явные эмоции, будто упрямство блайтера причиняло ей вполне осязаемую боль.
– Не будем спорить, Кимпс. – Он попытался взять ее за руку, и, к величайшему изумлению, ему это удалось!.. Пальцы Кимпс были тонкими, прохладными и едва ощутимо дрожали. Он почувствовал, как она напряглась, но не отняла руку, а только повернула к нему голову, потрясенно глядя на блайтера своими бездонными глазами…
– Расскажи мне всю правду… – едва смея перевести дыхание от ощущения этой неожиданной близости, попросил он. – Клянусь, для меня это единственный выход… Или я выдержу, или…
– Для меня тоже… – в тон ему ответила Кимпс. – Ты еще не понял, что мое существование в прошлом было неотделимо от людей? Боги живут ровно столько, сколько о них помнят люди. Ты последний настоящий человек на Ковчеге. Я – это ты.
– Что значит «последний настоящий человек»? – резко спросил Рогман. – А Бриан? А остальные?
– Они люди… – успокоила его возмущение Кимпс. – Но не такие, как ты. Ты от рождения способен воспринимать меня, ты был сформирован не волей случая, при слиянии хромосом, – ты продукт тонкой и вдумчивой генной инженерии. Если хочешь, я выскажусь проще, ты приспособлен для жизни на Ковчеге и управления им, а остальные люди – нет. Они растеряли врожденные способности предков, потому что у них больше не оказалось возможности программировать рождение каждого ребенка…
– Тогда я тем более должен узнать все! И прежде всего – что такое Ковчег, которым, как ты говоришь, я могу управлять!..
Взгляд Кимпс по-прежнему оставался испуганным. Рогман видел – она боялась по-настоящему, и будь у нее реальное тело, ее бы сейчас трясло от избытка эмоций…
И тем не менее она была вынуждена согласиться с ним. Если он не узнает правды, не испытает на прочность свой рассудок, то зачем тогда все произошедшее с ними?..
Не дождавшись больше возражений или вопросов, она отняла руку, встала и вышла на центр пропитанного пылью столетий зала.
– Я буду манипулировать виртуальной реальностью Ковчега, – обернувшись к Рогману, пояснила она. – Иначе я не смогу показать тебе, как должен выглядеть этот зал на самом деле.
Секунду ее рука висела в воздухе, а потом…
Стены, пол, потолок – все дрогнуло, смазалось на мгновение, словно по предметам пробежала рябь, и Рогман в немом изумлении понял, что находится в совершенно ином помещении. Куда-то исчезла столетняя пыль, возвышающиеся вокруг Алтари напитались огнями, вокруг что-то защелкало, запищало, зашелестело, наполняя помещение загадочными звуками уснувшей много веков назад жизни, а затем…
Сферический потолок, составленный из сотен многометровых секций, внезапно на несколько мгновений просветлел, а потом так же неожиданно и необъяснимо начал наливаться чернотой, мраком…
Рогман смотрел вверх, не в силах понять сути происходящих там перемен, но и не смея оторвать взгляд от чернеющего купола. Он весь сжался, наполнился тревожным предчувствием и, когда свод зала вдруг перестал существовать, РАСТВОРИЛСЯ, он не закричал, нет – только подался вперед, впившись побелевшими от напряжения пальцами в мягкий материал широких подлокотников.
То, что для его сознания всегда являлось незыблемым, вдруг распалось, обратившись БЕЗДНОЙ, БЕСКОНЕЧНОСТЬЮ, в которой сияли мириады ярких, ослепительных точек. Он пытался смотреть на них, но его взгляд ТОНУЛ в этой черноте.
