Лариса Куролесова - Человек без надежды (СИ)
Она невольно задумалась, стараясь воспроизвести в памяти эту сцену. Вот профессор Эсстен шагает через порог, и панель начинает закрываться за его спиной. Навстречу ему скользит неясная тень, и глаза Сильвер автоматически отмечают мысок обуви и неуловимое движение рукой. Рукав кажется смутно знакомым, словно она много раз видела нечто подобное, но не может вспомнить, где именно и при каких обстоятельствах. Силь снова и снова прокручивала в памяти эту сцену, но никак не могла зацепиться за мысль, вертящуюся в голове. Она действительно не была уверена, мужчина ли ожидал доктора Эсстена или женщина! То движение было настолько на грани уловимости, что оставалось лишь удивляться, что она вообще хоть что‑то заметила!
Дороти и Микаэла терпеливо ждали, чем еще больше смущали девушку. Она изо всех сил старалась сообразить, как помочь, но у нее не получалось. Сильвер судорожно цеплялась за воспоминания, она даже закрыла глаза, чтобы полнее представить себе закрывающуюся дверь, мелькнувший в проеме носок ботинка и рукав какой‑то очень знакомой неяркой одежды. Униформа?..
— Разрешите, мэм? — не дожидаясь позволения, в кабинет доктора Эсстена ввалилось несколько сотрудников службы безопасности, и один из них, с лейтенантскими нашивками на форме, едва осмотревшись, шагнул к приватной зоне.
Скользнув по Сильвер сожалеющим взглядом, Микаэла Войцеховская повернулась к своим людям и принялась быстро отдавать приказы. Дороти подошла к девушке и осторожно подхватила ее под руку.
— Я не могу понять… — пробормотала Силь. — Что‑то крутится в голове, но я не могу поймать мысль…
— Не напрягайся ты так, — сочувственно посоветовала Дороти. — Кто бы тут ни был, его обязательно найдут. Служба безопасности уже начала рейды, профессора Эсстена ищут. Вряд ли его в бесчувственном состоянии утащили отсюда далеко.
Сильвер постаралась выдавить из себя улыбку, но у нее это плохо получилось. Служба безопасности взялась за работу, прибывший эксперт принялся ворчать, что некоторые несознательные личности чуть ли не все следы затоптали, и Дороти с Силь с разрешения Микаэлы уехали из клиники.
Несмотря на то, что день не подобрался еще и к середине, Сильвер чувствовала себя совершенно вымотанной. Она собиралась после визита к психологу еще раз заехать в больницу к Камилле, а потом навестить Ульяну, но поняла, что попросту не в силах сделать ни того, ни другого. Она отвезла Дороти в ее гостиницу и направилась домой. Когда компьютер через наушники, встроенные в шлем, голосом отца пожелал ей удачного дня, Сильвер едва удержалась, чтобы не начать ему жаловаться. Порой ей казалось, что индивидуально для нее сконструированный аппарат будет отвечать ей знакомым голосом, как папа…
— Только и не хватает еще прямо сейчас начать разговаривать со своим шлемом! — ворчливо произнесла девушка сама себе, пока "сильвер" парковался на придомовой территории. — Тогда следующим номером мне придется идти уже не к психологу, а к психиатру!
— Удачного дня, Лисенок! — пожелал голос отца из компьютера.
— Куда уж удачней! — вздохнула она, неловко придерживая локтем больной руки багажный ящик, чтобы убрать туда шлем.
Домашних дел вполне хватало, чтобы весь остаток дня Силь чувствовала себя занятой. Госпожа Суздальцева уборкой, стиркой и прочими бытовыми вопросами не занималась, полагая, что для всего этого имеются "специально обученные люди". После смерти отца она категорически заявила дочери, что им необходимо нанять какую‑нибудь клининговую службу или домработницу — второе даже лучше, поскольку она еще и еду будет готовить. Но Сильвер не любила впускать в дом посторонних даже на время, поэтому взяла все необходимые заботы на себя.
Первым делом, поднявшись в квартиру, она выпустила на свободу из комнаты рыжего Василия, а потом занялась делами. На кухне ее ждал небольшой бардак — свидетельство того, что великая писательница уже позавтракала. Загрузив грязную посуду в мойку со стерилизатором, Сильвер взялась за приготовление обеда и ужина, неловко действуя одной рукой. Хорошо еще, что папа в свое время настоял на том, чтобы их кухня была оборудована всей необходимой техникой — дали бы волю Веронике, целыми днями питались бы в кафе и ресторанах! Александр Фокс любил домашнюю кухню, умел готовить и научил этому единственную дочь.
Как и всегда при воспоминании об отце, к горлу подкатил комок. Сильвер сглотнула. Говорят, что время лечит, но за три года она так и не научилась думать об Александре Фоксе как о покойнике. Иногда ей казалось, что она живет в каком‑то иллюзорном мире, как будто во сне. Стоит проснуться, открыть глаза — и она услышит папин голос, а потом и увидит его на кухне напевающим что‑нибудь лирическое. Но один день сменял другой, жизнь текла своим чередом, мама писала новые жуткие произведения, Силь — песни, группа "Серебряная камелия" выступала в "Мертвеце" — в общем, ничего не менялось. Нереальность слишком затянулась, чтобы в конце концов оказаться сном…
Рыжая лапка осторожно потрогала лодыжку Сильвер мягкими розовыми подушечками без когтей — и она вздрогнула, приходя в себя от невеселых мыслей. Васька, сидевший рядом с ее ногой, требовательно мяукнул: у тебя там еда, небось? а ну давай, поднимай меня наверх! Улыбнувшись, девушка подхватила его под пушистый животик и поставила на стол. Котенок тут же принялся обнюхивать упаковки зеленой фасоли и цветной капусты, из которых Силь собиралась приготовить гарнир к обеду. Убедившись, что ничем вкусным от пакетиков не пахнет, Васька недовольно фыркнул и укоризненно посмотрел на хозяйку: ну и зачем, спрашивается, держать в доме еду, которую не ест кот? какой в этом смысл?
— А мне эти штуки нравятся! — заявила Сильвер и показала котенку язык.
Он тяжело вздохнул и уселся на столе напротив хозяйки, внимательно наблюдая, как она неторопливо нарезает овощи. Василия, казалось, завораживал сам процесс движения — в какой‑то момент Силь даже показалось, что он "охотится" на ее руку, настолько пристальным сделался взгляд янтарных глаз.
— Теперь это чудовище будет сидеть на моей кухне? — недовольный голос Вероники Суздальцевой раздался от дверей так внезапно, что Сильвер от неожиданности выпустила нож, который, выскользнув из ладони, загремел по полу.
— На нашей кухне, мама, — с нажимом произнесла девушка, наклоняясь за "беглецом". — Я уже сказала: если мы с котом тебе мешаем, то можем переехать. Тогда это действительно будет твоя кухня, и на ней никто сидеть не станет!
— Ты же знаешь, что тогда мне придется платить за лишнюю площадь! — возмущенно заметила Вероника, проходя мимо дочери и даже не порываясь ей помочь. — Где у нас кофе?
— Там же, где и всегда, — кинув нож в мойку — стерилизатор, Силь взяла с подставки другой. — Посмотри в ящике с бакалеей. И, кстати, если мы с котом уедем, ты тоже можешь переехать в какую‑нибудь студию поудобнее.
— Я ненавижу все эти объединенные пространства, где и спальня, и кухня находятся в одном блоке! — фыркнула писательница. — Хорошо еще, что пока не додумались выставлять санузел в тот же объем, ничем его не отгораживая.
— Есть очень уютные квартиры для одиноких людей или семейных пар, — заметила Сильвер, перемешивая салат.
— Тебе прекрасно известно, что я привыкла жить в комфорте! — капризным тоном произнесла Вероника, просыпая на пол немного чая и не обращая на это ни малейшего внимания. — Кроме того, мне понадобится целый штат прислуги, а я и управляться с ней не умею! Если бы твой отец не умер, он бы ни за что не позволил, чтобы я жила одна!
Сильвер отставила в сторону миску и оперлась здоровой ладонью о стол, старательно сдерживая порыв душевно выговориться. Мама на удивление легко пережила саму смерть отца, зато искренне страдала по поводу того, что в его отсутствие некому обеспечивать ей привычный комфорт. Само собой разумелось, что взять на себя эту миссию обязана Силь, и до сих пор ей не приходило в голову как‑то сопротивляться. Три года она старательно поддерживала видимость обычной семьи, и только близкие друзья знали, кто у них с мамой "старший".
Но в последнее время ее все чаще начинало раздражать поведение не столько родственницы, сколько, пожалуй, "соседки". Наверное, она и раньше была не в восторге от того, что мама настолько откровенно сидит у нее на шее, но после смерти отца Силь надо было о ком‑нибудь заботиться, чтобы не сойти с ума от потери. День за днем она выполняла какую‑то рутинную работу, старалась создавать в доме уют, к которому ее приучил папа, готовила и убирала. Камилла и Кароль в два голоса ругали ее, говоря, что она так до конца жизни и останется удобной штатной "золушкой" для капризной и эгоистичной Вероники. Теперь Сильвер и сама понимала, что ее это не устроит. И даже вечное "отец бы не позволил" из маминых уст теперь звучало фальшиво и неприятно, как будто великая писательница вооружилась хлыстом, которым собиралась подгонять дочь в нужном направлении.
