Петр Воробьев - Набла квадрат
Под ногами уголовников задрожал асфальт. Стук, грохот и вой разнокалиберных двигателей, работавших на бензине, на керосине, на спирту, на газе, на дровах, двухтактных, четырехтактных, дизельных, роторных, паровых ударил по их ушам. На площадь лавиной вкатывались страшные боевые мотоциклы тангитов с отточенными до бритвенной остроты стальными лезвиями, привинченными к ободам колес и вставленными между спиц, с таранными шипами на дугах, приклепанных к передним вилкам, с грубо сваренными автогеном обтекателями из обрезков бронеплит, украшенные черепами и костями животных и людей. Всадники в причудливых костюмах из кожи и металла сурово смотрели сквозь узкие прорези забрал искусно сработанных шлемов. За спинами водителей стояли на седлах вторые ездоки, держась за ременные петли и крутя над головой легкие топоры на длинных рукоятках. «Дави, руби, убивай! Дави, руби, убивай!» — угадывалось за шумом моторов. Или сами моторы ритмично исторгали клич смерти и разрушения?
Сбивая друг друга с ног, растаптывая упавших в кровавое месиво, ножами, ногтями и зубами дерясь за право бежать первым, уголовники устремились к единственному не перекрытому железными всадниками, горожанами с ненавистью в глазах и пулеметами в руках, птицами смерти и бешеным рогатым мутантом выходу с госпитальной площади, на шоссе, которое вело к зловещим радиоактивным башням мертвого города Иткыгвак, и пропали навсегда.
— О, ядрена мышь! — Горм треснул себя по лбу, забыв, что в руке ракетный пистолет, и врезался в одну из подлинных химер на карнизе госпиталя.
Над головным мотоциклом реяло черное с серебром знамя Альдейгьи.
* * *
Даже во времена наивысшего расцвета рода Кукыкывак, когда владетели Кошкли могли потягаться и с кыгмикским княжеским домом, не бывало в усадьбе такого скопления народа. У края летного поля развевались сорок два флага на высоких древках, а шатров у подножия кургана разбили и того больше — вместе с многими распропагандированными, нанятыми и покоренными Кукылином рыцарями прилетели вассалы, взрослые сыновья, еще не прошедшие посвящения, и просто вооруженные прихлебатели.
Наплыв господ и челяди несказанно обогатил всех окрестных бродячих торговцев едой и трактирщиков. Даже тот, чье заведение сжег барон Накасюналюк, не жаловался на судьбу, собираясь на полученные за вина и кошатину листочки платины к зиме купить новый трактир, да на месте побойчее.
Накасюналюка пару раз видели в окрестностях усадьбы. Старый Сягуягниту ждал, что барон непременно заявится за долгом, но благородный разбойник, повидимому, побоялся мести своих кровников из Напакутака, разоренных его набегами и по пьяни вступивших в Кукылиново войско.
Из северных земель тянулись тягачи с цистернами керосина. Опасаясь возможных сбоев в доставке топлива, Амек повторил заказ на всех трех уцелевших нефтеперегонных заводах, но пока все отправленные транспорты горючего благополучно добрались до усадьбы, не считая одного, с которого тангиты слили половину керосина в уплату за указание прохода в минном поле, ими же и насаженном.
В погребах, уложенные в свинцовые сундуки и засыпанные металлическими опилками, лежали шесть атомных бомб. Первая была родовым достоянием Амека, вторую зачем-то подарил его выживший из ума двоюродный дед, третью Таграк выиграл у одного кыхтыкского вельможи, на спор завязав у себя на поясе пулеметный ствол, а остальные Амек выкупил у северных баронов, на четверть уменьшив общее количество владельцев ядерного оружия по эту сторону гор.
Кукылин несомненно был теперь богатейшим из рыцарей. Его склад платиновых слитков затмевал и сокровищницу кыгмикского замка. Нетсилик получила от баронских и княжеских сынков десятка полтора писем с клятвами в вечной любви и преданности. На имя Кукылина гонцы тоже принесли изрядно почты — от деловых предложений наперед договориться о браке Унивак до страстных посланий княжеских и баронских дочек.
При всем этом двор его был скромен, а уклад прост до суровости. В отсутствие командира Таграк неустанно гонял молодых рыцарей на учебные вылеты и бомбардировки, меха кузнечного горна раздувались круглые сутки, с роторных станков сходили тысячи снаряженных патронов и снарядов для авиапулеметов и пушек.
Правда, не очень понятно было, в какой войне расточатся все эти боеприпасы. Противостоять напору армии, собранной Кукылином, Амеком и Таграком под черное с серебрянным окольцованным крестом знамя барона Горма смог бы разве что старый властитель Кыгмика, но он благоразумно решил вступить с новой под пепельным небом Кыфлявика силой в союз. Его послы привезли в усадьбу Кошкли собственноручное письмо Кукылина, отправившегося за горы к Горму вместе с другим княжеским посольством.
Несчастный Таграк уже полчаса корпел над этим письмом, проклиная себя за то, что сбежал из монастырской школы, выучившись разбирать только печатную грамоту, когда в покой вошла Нетсилик в своем всегдашнем длинном домотканом платье.
— Ну и почерк у твоего брата — буква на букву как тараканы налезают.
— Экие пакости вы говорите! У него прекрасный почерк, лучше чем у монаха.
— Хотел бы я видеть того монаха, у кого почерк еще хуже… Помоги лучше разобрать, что он пишет.
— Давайте письмо. Как пергамент измяли, в руку взять и то гадко. «Доброй еды, Таграк. Слушай весть Кукылина. Я с посольством Камыснапа лечу через горы в Кутукыгак к Горму ярлу и вернусь не раньше праздника первого урожая.
Пока передай команду над войском Югникаику, второму герольду Кыгмика.»
— У него там в Кыгмике что, мозги с кишками перепутались?! Ставить герольда начальником войска!
— Опять вы с пакостями! Не перебивайте.
— Разве ж то пакости… Пакости ты тут читаешь.
— Второй раз говорю — не перебивайте, в третий раз говорить не буду. «Не одну чашу пенного изопьем мы с Гормом за успех нашего дела…» — Нетсилик остановилась на середине фразы.
— Что замолчала? И ты почерк разобрать не можешь?
— Нет, почерк хороший, вроде братнин, но почему он пишет про пенное?
Барон Горм его на дух не переносит. За время, что он провел у нас, он не выпил ни чары пива или вина. Пил одно молоко, да и его ругал такими словами, что даже вам не выговорить.
— Так значит, братец твой и впрямь спятил?
— Вряд ли, он, не в обиду некоторым будь сказано, умом тверд. Скорей письмо подложное.
Таграк оскалил крупные крепкие зубы:
— Ха! Так, может, Югникаик и написал это письмо? Хотя на свитке было две печати — Кукылинова и Камыснапова, и обе были целы… А не сам ли князь, старый шарлатан, затеял подлог? Услал Кукылина за горы, а пока суд да дело решил прибрать к рукам его войско? Ведь так бы и вышло, кабы не дурацкий обычай нашего барона! Он что, и вправду совсем не пьет?
— Нет, нисколько не пьет, иным не в пример. Он говорит, от спиртного соображение портится.
— Я же, напротив, полагаю, что оно соображение проясняет, потому как дух веселит и от него все высокие материи еще выше поднимаются, а низкие мысли в осадок выпадают.
— То-то вы третьего дня изволили в осадок выпасть так, что едва в ров на колья не свалились.
На лестнице, ведшей из покоя в залу первого этажа, послышались шаги и стук посоха. Сягуягниту, перед отъездом произведенный Кукылином из оружейников в начальники стражи, кое-как боком вполз наверх и принял, насколько это было в его силах, бравый вид:
— Барышня, посольство пресветлого агии Камыснапа и второй герольд Кыгмика изволят почтительнейше ожидать в зале. Прикажете принять?
Нетсилик подняла глаза к потолку и закусила нижнюю губу. Потом она обратила взгляд на Сягуягниту и сказала:
— Послов отправь в башню, а герольда вели вздернуть на дыбу.
— Да-да! — подтвердил Таграк. — Вздрючить его на дыбу и запинать вусмерть, а механики пусть готовят самолеты — засветло вылетаем на Кыгмик.
Божий суд да покарает предательство!
* * *
Бросай и Черепов, вцепившись в трубки Гормова силового скелета, наперебой рассказывали историю перелета в Кутукыгак.
— Когда мы не услышали голос ретранслятора, мы сразу поняли…
— …что есть отклонения от плана. Мы оставили детенышей на Тудытя и переселенцев второй, третьей и четвертой партий…
— … поели на дорогу и полетели на материк. В горах мы встретили птиц крупнее нас…
— …но мясо у них довольно вкусное. Они, видно, питаются мертвечиной, потому что уже свежие с нужным душком.
— К городу подлетели с севера на рассвете. Фенрир услышал нас, когда пролетал над той лечебницей.
— И сразу втолковал им, что делать, — гордо добавил Фенрир.
— Ну, остальное я видел. Теперь твоя очередь, Кукылин. Во-первых, представь меня этой чумазой прелестнице.
— Это Нулиаюк из рода Тапкак. Она была похищена бароном Накасюналюком, спасена тангитами отряда «Железный хобот», и вчера вечером согласилась стать моей женой.
