Синякин Синякин - Люди Солнечной системы (сборник)
Баскунчак изумленно разглядывал скульптуру, не понимая, куда это он попал. И в это время сердце его сжали невидимые тиски. Дмитрий покачнулся, зашарил глазами по сторонам. Рядом со скульптурой возвышалось нечто странное, ни на что не похожее: не то ком земли, не то раздувшаяся черепаха, не то рыцарский шлем из земных музеев. Из середины этой каменной опухоли вздымалась гибкая — змеиным телом — трубка, и на конце ее был нарост вроде большого огурца или ананаса. Он сверкал, этот нарост, от него отбрасывались лучи, но не как от лампочки — сплошным сиянием, а словно от тысячи колюче-ярких остриев, как если бы он был инкрустирован драгоценными камнями и каждая грань сияла особо, — он пронзал, а не освещал лучами. Трубка со сверкающим наростом вытягивалась в сторону Баскунчака.
Нарост шевельнулся, и Баскунчак вновь ощутил свинцовую тяжесть в теле и острую боль в груди. Бутылки выпали из рук. Отстраненно Дмитрий смотрел, как они разлетаются на осколки. В глазах начало темнеть. Журналист нащупал дверь за спиной, из последних сил потянул ее на себя и оказался в полутемном холле. Многочисленные двери по-прежнему таинственно высвечивались перед ним, только сейчас руки Дмитрия были пусты, а брюки внизу были мокрыми от пива.
Сзади послышались шаги.
Дмитрий испуганно обернулся.
Высокий мужчина со странным неподвижным лицом поравнялся с ним. Мужчина был в темном комбинезоне, плотно облегающем его мускулистое тело.
— Чужую дверь открыли, дружище? — спросил мужчина. — Не стоит без подготовки. Будьте внимательнее, рассеянность чревата неприятностями.
И скрылся за дверью.
Рассмотреть его Баскунчак не успел, тем не менее он готов был поклясться, что затылок у мужчины был нечеловеческим — весь в каких-то хрящевых узелках и бугристый.
Он помотал головой, отгоняя наваждение, растерянно огляделся по сторонам. Все происходившее показалось ему сном, но мокрые брюки и отсутствие только что купленного пива убеждали в обратном.
Растерянный, он вернулся в бар.
Бармен Джойс оставил очередного клиента, подошел к журналисту и внимательно оглядел его.
— Неосторожно, — укоризненно сказал он. — Пиво, разумеется, потеряли?
Баскунчак кивнул.
— Что это, Джойс? — спросил он. — Это… это фантастика какая-то. Вы не можете объяснить, куда это я попал?
— Откуда я знаю, какую дверь вы открыли, — флегматично возразил бармен.
Он удалился за стойку и вернулся. Держа в пухлых волосатых кулаках две бутылки пива, он вернулся, поставил бугылки на ближайший столик и, кивнув на них, сказал с доброй улыбкой, делающей его похожей на гангстера:
— За счет заведения.
Еще раз вгляделся в бледное, потрясенное лицо журналиста, на котором выделялись черные глаза и жесткие черные усы, ободряюще потрепал плечо Дмитрия.
— Непривычно?
— Ерунда какая-то, — сказал Дмитрий. — Пейзаж этот… Иван Жилин… Но так не бывает, Джойс! Я только сейчас вспомнил — космопорт в Мирза-Чарле, да?
— Не ломайте голову, — посоветовал бармен. — Идите в номер, посидите, выпейте холодного пивка… Рано или поздно все объяснится. Придет Иван и все вам объяснит. Он хороший человек, и он умеет объяснять. Чем-то вы ему приглянулись. Мне, честно говоря, тоже. Но я не умею объяснять. Вы правильно поняли, это не совсем обычная гостиница, это действительно Перекресток, дружище. Но меня ждут. — Кивнув журналисту, бармен устремился в другой конец бара, где за сдвинутыми столиками сидели несколько человек — все рослые, крепкие ребята. Там, в углу, нежно звенело банджо.
Дмитрий помотал головой и растерянно сгреб бутылки с пивом со стола.
Открывая ее, Дмитрий тоже услышал песню. Певучие люди жили в этой странной гостинице, которую почему-то именовали Перекрестком.
В соседнем номере кто-то негромким, но полным скрытой силы пел:
Deep blue sea, baby, deep blue sea,
Deep blue sea, baby, deep blue sea,
Deep blue sea, baby, deep blue sea,
Hit was Willy, who got drowned in the deep blue sea…[1]
Глава четвертая
В номере он снял потную футболку, открыл дверь на лоджию и сел на постель, открывая бутылку пива расческой.
Сделав большой глоток, он откинулся на подушку и начал собирать воедино события прошедшего дня. Даже не дня, а последних часов — ведь ничего особенного с ним в городе не происходило. Перекресток… Надо же! Случайный знакомый, по стечению обстоятельств имеющий фамилию и имя героя известных фантастов, отправил его в гостиницу.
Странная оказалась гостиница, двери в ней открываются черт знает куда, в баре сидит бармен из придуманного этими фантастами международного космопорта Мирза-Чарле. По коридору ходит худой долговязый длиннолицый человек, которого называют Леонидом Андреевичем и который, судя по его желанию полежать на травке, тоже является известным литературным героем. И встретиться он должен с неким Кондратьевым, также довольно известной литературной личностью.
Баскунчак вспомнил разговор двух соседей, подслушанный им днем на лоджии, и похолодел. Что там говорил этот самый Владимир? Все мы стажеры на службе у будущего? Таа-ак… И с какого времени он начал заикаться? Правильно, заикаться он стал после полета к Амальтее, его при аварии током ударило.
Но так не бывает! Этого просто не могло быть.
Расскажи такое Шахову, редактор просто посоветует пить меньше, а если об этом Имперян узнает, шуточек и подкалываний со стороны старой имперечницы хватит до конца года.
Баскунчак вышел на балкон.
Мир уже погрузился в ночную тьму. В воздухе царила духота, в которой запахи нагретого асфальта и камня причудливо смешивались с ароматами трав и листвы деревьев, которыми был засажен близкий, но невидимый во тьме Курган Славы.
Небеса усеивали звезды, на востоке сияло сразу шесть одинаковых красных звезд, опускающихся почти до горизонта. Такого тоже не могло быть. Не могли шесть явственно красных звезд образовывать такое необычное созвездие! Конечно, Баскунчак особыми знаниями о звездном небе не отличался, но все-таки изредка поглядывал на звездное небо, а потому твердо знал, что в Северном полушарии такого созвездия быть не может.
Он долго вглядывался в незнакомое созвездие, с удовольствием отхлебывая из бутылки ледяное пиво, и гадал, что же такое он все-таки видит, пока не понял, что разглядывает огни телевизионной вышки, стоящей на Кургане Славы. А вот эта отдельно краснеющая звезда была всего лишь предупредительным огоньком, обозначающим острое окончание меча центральной фигуры Мемориала.
Потом он нашел Марс. Какие-то неясные воспоминания нахлынули вдруг, что-то у него было связано с красной звездочкой, но что именно их связывало, Баскунчак не мог понять.
Он досадливо чертыхнулся и вновь вернулся в номер.
Надо было ложиться спать, чтобы быть бодрым и свежим, да и забот на завтрашний день у Баскунчака хватало. По телевизору шел очередной американский боевик, то и дело прерываемый рекламой. Если бы не реклама, Дмитрий, быть может, и посмотрел фильм, тем более что актеры в нем снялись именитые и на пиротехнику создатели фильма денег не жалели, а уж кровь лилась в фильме рекой. Однако рекламные ролики отбивали всякую охоту смотреть на экран, а смотреть сессию Царицынской думы или богослужение по случаю открытия храма Серафима Саровского стал бы только сумасшедший командировочный, поэтому телевизор Баскунчак выключил безо всякого сожаления.
Некоторое время он лежал на постели, пока не понял, что уснуть не сможет. Слишком уж дикие мысли приходили ему сегодня в голову. Дмитрию казалось, что он играет главную роль в каком-то любительском спектакле, а зрители терпеливо ждут, как именно он отреагирует на ту или иную несообразность. Невнятные объяснения бармена, которого просто не могло быть в здешнем баре, только подогревали любопытство Баскунчака. Все выходило как в бородатом анекдоте — оказавшись в берлоге, попробуйте не думать о страшном медведе хотя бы сорок секунд, и вы убедитесь, что все это просто сон.
Ближе к полуночи он поднялся и принялся надевать любимую клетчатую рубашку.
Гостиница спала. Она была тиха и неподвижна, как ночной лес, как спящая река, ленивым шелестом накатывающая волны на песчаный берег, она была неслышна и невидима, как здоровый организм таинственного существа, в котором укрылась ночь, она казалась спящим драконом, в пасти которого осторожно двигался Баскунчак по красному ковровому покрытию, сейчас напоминающему шершавый язык.
Коридоры были едва освещены и из-за этого казались загадочными.
Спустившись по лестнице, Баскунчак оказался в холле.
Ряды дверей голубовато сияли в полутьме просторного помещения, слабо мерцающие двери выглядели как зрачки чудовищного многоглазого существа, с ленивым любопытством наблюдающего за крадущимся Дмитрием и, возможно, размышляющего, схватить его сейчас или дать прикоснуться к непонятным тайнам.
