Ольга Онойко - Сфера 17
— Они наёмники! — резко ответил Йеллен. — Они-то как раз наёмники, все до единого, солдаты, офицеры, генералы! Понимаю, с вашей точки зрения они страшны. Точка зрения Манты отличается от вашей. А у меня тоже есть точка зрения, я менеджер. Существует парадокс зарплаты. Если гонорары солдата поднимаются выше определённого порогового значения, солдат начинает воевать хуже, потому что слишком богат. Мы выплачиваем миротворцам астрономические суммы, а где эффект? Нет эффекта.
— И вы решили… — неверяще начал Николас, приподняв бровь.
— Лучше мы заплатим эти деньги тем, кто их достоин.
Николас тихо засмеялся.
— Алан…
— Вы мне не верите, — печально констатировал Йеллен. Он нахмурился и смотрел мрачно и озабоченно, выглядя при этом абсолютно искренним.
— Простите, — мягко сказал Николас. — Но с чего вы взяли, что наёмники из семнадцатой сферы будут воевать лучше, чем наёмники из первой?
Директор покачал головой, усмехнувшись.
— Вы меня не поняли, — сказал он. — Поэтому и не верите. Что же, это несколько ободряет. Нет, мы не собираемся обновлять состав миротворческих корпусов.
— Тогда чего вы хотите?
Йеллен закрыл глаза, потом открыл. Теперь он смотрел на Николаса прямо, без улыбки, жёстким взглядом военачальника. Николас рефлекторно выпрямился и поднял подбородок.
— Легион, — сказал Йеллен. — Я хочу Звёздный легион.
Услыхав это, я ощутил в себе бездны терпения. Господину Йеллену наскучило играть в обыкновенных солдатиков, теперь он хотел Звёздный легион, легендарных бойцов Роэна Тикуана. Вполне понятное желание. Вот только каков полководец, таковы и полки; боюсь, у господина Йеллена ничего не получится.
— Вы шутите, — сказал я и услышал, конечно:
— Отнюдь.
Потом Йеллен замолчал, на скулах его заиграли желваки и он с видимым усилием признался:
— Я говорю от имени принцессы Акены.
В это я не поверил так же, как во всё предыдущее. Прямо назвать гендиректора принцессой в современном Сверхскоплении — это, конечно, очень решительный шаг, но ведь здесь нас никто не мог подслушать. Её можно было титуловать хоть императрицей.
Единственное, что я понимал со всей определённостью: Йеллен выворачивал ситуацию наизнанку. Он довёл меня до предела, а теперь пытался поменяться со мной ролями. Я внезапно оказывался хозяином положения. Возможно, директор рассчитывал, что я попытаюсь взять моральный реванш. Провоцировал меня. Но чего он хотел таким образом добиться? Я склонялся к мысли, что это просто очередная игра, новое развлечение…
Пожалуй, для меня это было уже слишком.
Я ничего не чувствовал. Йеллен выжал меня досуха. И сейчас… его потуги оставались бесплодными.
— Хорошо, — сказал я. — Предположим, вы серьёзны. Но как вы собираетесь реализовать свой замысел? На Циалеше не так давно отгремела Гражданская, с тех пор мы находились в изоляции. Официальный Союз считает, что у нас диктатура, военная хунта, но…
— …ваша форма правления так же уникальна, как ваш менталитет, — подхватил Йеллен. Говорил он чуть ли не проникновенно.
— Не думаю.
— Прецедентов нет ни в истории, ни в современности, — директор улыбнулся, разводя руками.
Я помолчал.
— Народное правительство, — сказал я, — ничего не может сделать с народом Циалеша против его воли. Не потому, что не хочет, мы не святые. Но это попросту невозможно. Мы, в каком-то смысле… воплощение этой невозможности.
— Я знаю! — воскликнул Йеллен. — У вас не работает традиционная пропаганда. И даже мантийская пропаганда работает… скажем прямо, в обратную сторону. Николас, к чему лукавить, вы видели мою беседу с Эртом Антером, а я знаю, что вы её видели.
Я отвёл взгляд.
Директор наконец-то заговорил всерьёз, но подошёл к теме настолько извилистой, зыбкой и топкой тропкой… интересно, деловые совещания он тоже так проводит? Подчинённые должны его ненавидеть. Или там-то он как раз сдерживается, а с собеседниками вроде меня может расслабиться и поболтать? Какой неприятный, утомительный человек… В начале нашего знакомства я испытывал к Алану жгучую ненависть и какое-то мистическое омерзение, точно к злому духу. Я боялся его. Теперь из всех чувств осталась одна усталая брезгливость. Впрочем, так было намного удобней.
— Видел, — признал я. — Алан, неужели вы хотите войны с Мантой?
Йеллен покривился, верхняя губа его дрогнула.
— Тот, кто не хочет войны с Мантой, будет поглощён Мантой в кратчайшие сроки, — сказал он. И в голосе, и на лице его выразилась тоска. — Это вынужденное желание. Ну, право же, Николас… какое наказание предусмотрено на Циалеше за промантийскую агитацию?
Тут мне действительно было нечем крыть.
— Расстрел.
Йеллен кивнул.
— По некоторым причинам у нас бессмысленно ужесточать наказания.
Он прав, подумал я. Неккен и так достаточно ненавидят. Если Неккен продвинет через Совет Двенадцати Тысяч подобный законопроект… да мантийцы придут как спасители и избавители, их цветами встречать начнут.
— Понимаю, — сказал я. — И всё же, как вы хотите это реализовать? Граждане Циалеша любят вас не больше, чем все остальные. Скорее меньше, по некоторым причинам. С какой стати нам вас… защищать?
На миг Йеллен уставился на меня удивлёнными глазами, а потом невесело засмеялся, опустив голову к столу, ниже сплетённых пальцев. На невербальном языке его поза означала смирение. Как по мне, так он снова действовал слишком грубо.
— Нет, — сказал он, — Николас, нет, конечно… это абсурдно. Защищать вы будете себя. И заодно… знаете… человечество.
Я не мог не засмеяться, услышав это. Но пару секунд спустя мне стало не до смеха. Я увидел, наконец, во всей красе ту ситуацию, тот расклад сил, который рисовал себе Йеллен.
Война.
В систему Циа уже зачастили мантийские разведчики. Что бы ни плёл там Йеллен об уникальном менталитете, но планета, на которой интервенция не просто провалилась, планета, на которой кто-то сумел перевербовать элитного мантийского агента, воспитанника самого Председателя, — это источник угрозы.
Угрозу нужно нейтрализовать.
А наш флот способен только героически погибнуть… Одного мантийского «хвостокола» хватит, чтобы уничтожить не только космофлот и армию, но и жизнь на поверхности Циа. Помню, Этцингер как-то заикнулся про планетарный силовой щит. Морелли и Симкин долго и нехорошо смеялись. У нас для таких сооружений не было ни денег, ни технологий.
Я вспомнил, что рядом с планетой дежурит Одиннадцатая бригада и почувствовал облегчение.
Но в случае открытой войны с Мантой мы окажемся в списке первоочередных целей. И эту грозную бригаду сметут с той же лёгкостью, что и наши древние «Факторы». Если ещё до этого бригада не получит приказ о передислокации. А если мы откажемся сотрудничать с Неккеном, она получит приказ. Возможно, это даже будет приказ об астероидной бомбардировке.
Значит, если мы собираемся себя защитить, нам придётся пойти на сотрудничество… и заодно защитить человечество. Господи, это звучит как бред, подумал я, это бред чистой воды. Йеллен сумасшедший.
Но отмобилизовать Народную Армию — дело нескольких дней. Опытные, обстрелянные бойцы, храбрые и упрямые. Работяги и фермеры, не боящиеся ни Бога, ни чёрта, ни миротворцев Союза, ни экономической блокады, ни информационной изоляции.
Они не испугаются Манты.
Не побегут.
…Я покачал головой.
— Алан, — сказал я. — Нас триста миллионов. А Сверхскопление огромно.
Директор снова просиял одной из арсенала своих лучезарных улыбок. Он решил, что добился своего… в сущности, он действительно своего добился.
— В преддверии Победы, — пламенно сказал он, — в пору высочайшего расцвета Звёздного легиона в нём служили двести тысяч человек. Этого было достаточно. Армия Союза огромна, вооружена по последнему слову техники, но ей не хватает жёсткого костяка. Не хватает воли, идеи. Поэтому она отступает перед мантийскими «спортсменами». У них есть дух. Но когда они столкнутся с иным духом, настоящим боевым духом, то не выдержат конкуренции.
Я помолчал.
Йеллен смотрел на меня пристально, взгляд его теперь не давил, а словно пытался зажечь. Выглядело убедительно, но никакого эффекта не производило.
Я сплёл пальцы в замок.
— Итак, — сказал я, — признание легитимности, место в Совете, гуманитарная помощь… квоты в университетах — преимущественно в военных университетах, вы понимаете, — закупки продукции по ценам выше рыночных…
— Конечно, — директор подался вперёд, часто кивая, — конечно.
— Алан, а вы не боитесь, что ваш новый Звёздный легион решит посадить на трон Тикуанов кого-нибудь другого?
Я не застал его врасплох. Он ждал этого вопроса.
— Не боюсь, — и директор обезоруживающе улыбнулся: — знаете, ведь все военные корабли строим мы… на них есть такие устройства для самоликвидации. А кроме того, вы очень любите родину. В случае вашей измены с ней может случиться что-то плохое.
