Николай Романов - Гвардеец
«Мы, „росомахи“, – говорил капитан Дьяконов, – живем за счет государства и используем данные нам возможности исключительно в государственных интересах!»
Осетр сделал еще шаг назад, намереваясь избавиться от приставучего гладиатора. Потребуется, так и по шее можно дать!..
– Подожди, – сказал тот. – Деньги деньгами, но… Помимо денег, можно договориться и о дополнительной премии, между нами … Давай, кто победит, тому она и достанется.
– Кто? – не понял Осетр.
– Кто-кто! – передразнил соперник. – Хрен в кожаном пальто!.. Татьяна Чернятинская, вот кто! Победишь ты – я отойду в сторону, обещаю. Ну а уж если я тебя обломаю, не взыщи! Тогда она моя!
– Тогда она твоя, – эхом повторил Осетр.
Это были невозможные слова, отражающие невозможную ситуацию. Яна не будет принадлежать этому бородачу! Никогда и нигде! Нет такого места в Росской Империи. Во всей Галактике такого места нет, вместе со всеми ее Магеллановыми Облаками.
– Согласен! – Слово вылетело прежде, чем он решился.
И он решился.
Глаза бородатого соперника вспыхнули торжеством. Тот уже был уверен, что одержал победу.
«Рано радуешься, дорогой мой! – подумал Осетр. – Ты не знаешь, что такое „росомаха“! Ты, наверное, думаешь, что эти парни набивают себе цену, распускают слухи про свои умения, чтобы на девушек впечатление произвести! Как же ты будешь разочарован!»
– Оружие какое?
– Любое. Кроме огнестрельного.
– У меня с собой никакого нет.
– У импресарио найдется. Какое хочешь…
– Надо посмотреть, что там у него. Тогда и определимся окончательно.
– Хорошо, – Гладиатор расправил плечи, и сквозь футболку со словами «Ave, Caesar, morituri te salutant» проступили рельефные мышцы.
Осетр с трудом подавил в себе желание сделать то же самое. Картина получилась бы смешной. Во всяком случае, для гладиатора, с его мышцами, – точно…
– Бьемся до первой крови?
– До первой крови. Хотя, если есть желание…
– Нет, – Осетр мотнул головой. – Только до первой крови, и никак иначе.
– Как скажешь. Я вызываю, ты решаешь… Ужин здесь в восемь. Бои начинаются в шесть. Так что ужинать будешь не там, где обедал. За другим столом!
– Да? Не кажи «гоп», пока не перепрыгнул!
– Ишь как окрысился! – Гладиатор усмехнулся. – Ладно, ладно… Не долго осталось.
Осетр глянул на браслет – было без малого три.
– В половине шестого будь на самом нижнем этаже, – продолжал соперник, – там, где выход на пляж. Я буду тебя ждать.
На том и договорились. Гладиатор ушел заниматься своими неведомыми делами. А Осетр пошел искать тренажерный зал.
Глава сорок четвертая
Когда сознание вернулось, рядом не оказалось ни господина Костромина, ни избушки. И храппового леса вокруг тоже не было. Осетр обнаружил себя на странной планете, на которой не было ничего, кроме гор, оранжевого песка и багрового неба, похожего на залитую кровью простыню. А еще была тревога, переполнявшая душу смертным страхом.
Осетр некоторое время стоял, озираясь, но от этого не появились ни лес, ни избушка, ни Костромин-Муромец. Зато багровое небо вдруг полыхнуло алыми молниями, заволновалось, забурлило, в нем возникали десятки водоворотов. Точнее, небоворотов… Небовороты закручивались в воронки, неслись вниз, тянулись к Осетру, окутывая его багровым мраком, в котором не было ничего, кроме все той же беспросветной тревоги.
А когда мрак ушел, открылась обитаемая Вселенная. Осетр видел сотни планет одновременно, и на всех на них не было мира. Полыхали величественные здания, похожие на причудливые деревья. Они разлетались в пыль, рушились обломками на землю, медленно и неотвратимо – будто лепестки умирающих цветов облетали, будто осенние листья. Вот только листья через полгода распустятся, а для этих зданий весны уже не будет. Никогда!.. А потом с неба на землю начали падать странные каплеобразные создания, и среди них распускались не менее странные живые цветы. Если такой цветок касался каплеобразного создания, оно взрывалось и продолжало мчаться к земле пылающей кометой. Но цветов по сравнению с каплеобразными было мало, и львиная доля атакующих достигала поверхности, и тут у них вспарывались бока, распахиваясь наружу подобно десантным люкам, и на волю устремлялась толпа существ, в которых даже женщина признала бы солдат. Вооруженные неведомыми предметами, они неслись по улицам человеческих городов, сея смерть и разрушение, шестилапые, похожие на пауков с крокодильими головами, стремительные, как молния, и неуязвимые, как ураганный ветер, и там, где они вершили свою поступь, не оставалось ничего, кроме засыпанных пылью обломков и залитых кровью останков, ничего, кроме смерти… Осетр не выдержал такой картины и тоже умер…
А когда он ожил, вокруг опять не было ни пропавшего агента Муромца, ни лесной избушки. Но и странной багровой планеты не было. Над головой царил деревянный потолок, выкрашенный белилами. Похоже, был день. Искусственный свет вроде бы другой, не такой яркий…
Осетр закрыл глаза, снова открыл их и понял, что веки действуют. Потом он повернул влево-вправо голову, чуть-чуть, самую малость и обнаружил, что мышцы шеи тоже работоспособны. Дальше пошло быстрее – обнаружились руки и ноги. И тогда проверить, шевелится ли тело, оказалось проще некуда. Тело шевелилось.
Вот и прекрасно!
Осетр сел на койке и пощупал правой рукой затылок.
Чем это его так отоварили? Каблук, наверное, сволочь, подкрался сзади, морда бандитская. Шишки, правда, нет…
И тут же, вместе с именем Каблук, всплыло все остальное, добавилось к агенту Муромцу, избушке и лесу. Матвей Спицын-Чинганчгук, кабатчик Макарыч и дочка его Маруська, а за ними вышли из небытия пьяные рожи клиентов «Дристалища», и майор Мурашко, и господин Бабушкин, и погибший врач Герасимов… И Дед, и ВКВ, и Его императорское величество Владислав Второй…
И Осетр вспомнил наконец, кто он такой. И понял, что находится в лазарете, где уже был однажды, беседуя с медсестрой, которую тоже убили.
Откуда-то послышался женский голосок. Мягкий и добрый. Знакомый. Кажется, Маруськин…
– Маруся! – Осетр попытался встать, но тут же пошатнулся и снова сел на койку: ноги хоть и имелись, но держать не хотели. По крайней мере, пока…
За дверью протопали шаги, и на горизонте объявилась девушка, но это оказалась вовсе не Маруська.
– Ой, больной, зачем вы встали? Вам нельзя! Ни в коем случае!
– Почему это?
– Врач запретил.
– Как это врач? Его же убили.
– Ой! – Девушка смутилась. – Да, их тут убили обоих. Но когда вас привезли, врача вызвали из соседнего города. Администрация даже глайдер выделила. И меня временно сюда перевели. Я вообще-то в Етоеве работаю…
– Откуда меня привезли? – перебил Осетр.
– Из лесу. Вас же всех из лесу привозят. Правда, не всегда. Некоторые порой так там и остаются.
– Нас? – Осетр поднял правую руку и поскреб затылок. Рука слушалась хорошо. – Кого нас?
– Заключенных. Правда, обычно они окончательно с ума сходят, и тогда просто приводят приговор в исполнение. Но изредка бывает, что и выкарабкиваются. Правда, насколько мне известно, амнезии еще ни у кого не бывало.
– Я не заключенный, – сказал Осетр и снова попытался встать. На этот раз успешно. – Я вольный торговец, и мне надо идти.
– Никуда вы не пойдете! – Девушка цепко взяла его за плечи и усадила на койку. – Теперь понятно, почему и врача вызвали, и меня сюда перевели. За вами, наверное, стоят большие деньги. Или большие люди.
«А вот тут ты, голубушка, ошибаешься. Не стоят за мной ни большие деньги, ни большие люди, потому что я слишком маленький человек для этого. Но думай так и дальше. Для моей же пользы думай…»
– Сегодня вы никуда не пойдете, – повторила сестра. – Завтра опять прилетит врач, осмотрит вас. Тогда, возможно, и отпустит. Если посчитает здоровым.
«Ага, – подумал Осетр. – А за это время мне снова дадут по голове. И теперь уже так, чтобы больше не встал. Нет, надо срочно посылать донесение руководству. Черт с ней, с этой треклятой» суворовской купелью». Живы будем не помрем, пройдем «купель» и со второго раза».
– Как вас зовут, сестричка?
– Алина.
Он взял ее за руку и погладил теплые пальцы:
– Алиночка! Мне действительно надо выйти отсюда. Позарез надо! Сегодня надо! Меня, может, убьют до завтра.
– Но вы же еще очень слабы! – Сестра мягко высвободила руку, отодвинулась. – Подождите секунду!
Она двинулась к двери. Он попытался последовать за нею, его снова шатнуло, и он опять сел на койку. Потом прилег, но тут его замутило, и пришлось снова сесть, чтобы не запачкать белье и себя.
Пока он боролся с наваливающейся слабостью, Алина вернулась. Она принесла серую пилюлю на блюдечке и стакан воды.
– Вот, примите-ка это. Вам сразу станет лучше.
«Мне сразу станет лучше», – подумал Осетр.
Эти слова звучали в его мозгу музыкой. Свадебным маршем Мендельсона…
