Михаил Ахманов - Вторжение
«Жалость. Да, в системе земных понятий эти чувства называются состраданием и жалостью. Она сохранила такую способность».
— Жалость — первый шаг к любви, — задумчиво произнёс Литвин. — Но ты, ты-то зачем это сделал? Зачем пробудил в ней сострадание?
Звук его голоса громом раскатился в тесной кабине, но не заглушил ответа.
«Эмоции, — пояснил Корабль, — эмоции. У земных людей они гораздо ярче и сильнее, чем у фаата».
«И что же? Разве эмоции — это так важно?»
«Нет ничего важнее. Эмоции — источник наслаждений».
«Вот так квазиразумный! — мелькнуло у Литвина в голове. Чувствует боль и жаждет приятных ощущений…» Странную тварь произвели даскины на удивление всех прочих звёздных рас! Это не компьютер, точно не компьютер… Что же тогда? Живая игрушка? Партнёр, способный к сопереживанию, усилитель горестей и радостей? Медицинское устройство для излечения невротиков? Или все это вместе?
Йо неслышной тенью возникла у входа, прервав его размышления. Села, расправила на коленях принесённый комбинезон, того же хризолитового оттенка, как на ней самой, — видно, подобрала его к рыжим волосам Макнил. Протянула руку, прикоснулась к шее девушки и замерла, прикрыв веками серебристые глаза.
— Скоро она очнётся. Я чувствую биение двух сердец, её и ребёнка. Ритм уже нормальный, и это значит, что они вышли из фазы ускорения.
— Ускорения чего?
— Жизненных процессов.
Литвин кивнул и начал стаскивать скафандр. Затем направился в переднюю узкую часть отсека, где стены сходились к полусферическому экрану, постоял у контактной плёнки, размышляя о сокрушительной силе оружия прямо под его ногами, о камере, обвитой спиралью. Аннигилятор! Если бы он мог им управлять!.. За ангаром, в самом центре корабельных конструкций, лежала полость гиперсветового привода, гигантская шахта длиною три-четыре километра. Проникнуть бы туда и сжечь конвертер… Но, пожалуй, «сжечь» тут не подходило; поток антиматерии вызовет более сильный эффект, чем плазма, лазеры и ядерные ракеты. Скорее всего, если ударить из аннигилятора по двигателям, Корабль обратится в прах…
Ощупав плёнку, тихо шелестевшую под пальцами, Литвин потянул застёжку комбинезона, собравшись провести ещё один эксперимент, но тут его окликнула Йо:
— Иди сюда! Сейчас она очнётся.
Веки Макнил приподнялись. Минуту-другую она смотрела на Литвина бессмысленным взглядом, потом, узнав его, пробормотала:
— Пол! Это ты, Пол? А где Рихард? Что с ним?
Он стиснул её руку:
— Мужайся, Эби… Рихарда больше нет.
Светлые брови девушки выгнулись, лицо исказила страдальческая гримаса.
— Нет Рихарда… я помню… он умирал, а мы не знали, как ему помочь… И эта чёртова машина… их компьютер… сказала, что парализованы дыхательные центры… — Она повернула голову, осматривая тесный отсек, потом провела ладонью по груди и животу. Её глаза округлились. — Пол! Где мы, Пол? Почему я без одежды? И это… это… — Рука Макнил лежала на животе. — Это откуда?
— Ты не волнуйся, я всё объясню, — поспешно произнёс Литвин. — Здесь не то помещение, куда нас засадили, я из него выбрался, а ты… тебя унесли ещё раньше. Ты была беременна… то есть, дьявол, ты и сейчас беременна и носишь дитя Коркорана. Они… те, кто нас захватил… словом, они поместили тебя в такое поле, что ускоряет жизненные процессы. Я думаю, хотели понаблюдать за развитием плода… Двух недель не прошло, а ты уже на шестом месяце. — Он судорожно сглотнул и добавил: — Рихард был бы счастлив. Ты и он… вы…
Макнил, нахмурившись, созерцала свой живот.
— Мы предохранялись. Ты же знаешь порядок и видел контракт ОКС для женщин-десантников. Я его подписала… пять лет не рожать…
— Неважно, значит, предохранялись. Ну, что об этом толковать… Может, оно и к лучшему — будет у тебя сын или дочка, и значит, Рихард не совсем мёртв. Понимаешь?
Она послушно кивнула.
— Понимаю, но не все. Где моя одежда?
— Вот она. Йо тебе поможет.
— Йо?
— Женщина фаата. Наш друг. Она говорит на английском.
Литвин отвернулся к стене. За его спиной зашелестела ткань, Макнил охнула, приподнимаясь, пробормотала что-то сквозь зубы, потом раздался голос Йо: «Застёгивается здесь. Нет, не так… просто соедини края разреза». Наконец сзади затихли, и он повернул голову. Макнил, уже одетая, стояла, опираясь на плечо Йо и придерживая живот двумя руками.
— Она милая. И от неё приятно пахнет. — Эби глубоко вздохнула и осторожно опустилась на пол. — Я в порядке, командир… в порядке, насколько возможно в данных обстоятельствах… Я десантник и помню об этом, так что можешь мне всё рассказать. — Макнил приложила руку к животу и сморщилась. — Наверное, плохи наши дела?
— Плохи, но не безнадёжны, — заметил Литвин. — Мы, разумеется, в бегах, но есть у нас один союзник… нет, не Йо и вообще не человек, но очень важная персона. В общем, можно на него надеяться — на него и Третий флот.
Присев рядом с Эби, он приступил к рассказу.
* * *Судя по таймеру на манжете комбинезона, прошло около двух часов. Макнил, притомившись, уснула, Литвин и Йо сидели на мягком полу, погруженные в молчание. Свет в отсеке померк, гулкая вязкая тишина окутала беглецов, угасла маленькая сфера в волосах женщины — видимо, ей было не о чем спрашивать Корабль. Казалось, молчание и тишина распространились вдаль и вширь во всём огромном судне и за его пределами, до Солнца, планет и далёких звёзд, но это было лишь иллюзией покоя. Ночное небо больше не являлось источником мечты и безмятежной красоты, и всякий взгляд в его просторы мог отразиться вопросами: кто ещё придёт из этих бездн?.. когда?.. с какою целью?..
Тонкие пальцы Йо скользнули в ладонь Литвина.
— Когда это кончится, и если мы будем живы, — шепнул он, — ты согласишься остаться на Земле?
— Чем бы ни кончилось, я останусь, живая или мёртвая, — ответила она. — Тхо не вернутся на Новые Миры, тхо проживут здесь жизнь и умрут на вашей планете. Когда придёт их срок.
«Когда же?..» — хотел спросить Литвин, но побоялся и стал рассказывать Йо о тихом Смоленске, дремавшем на берегах Днепра, о старой крепости с кирпичными башнями и зубчатыми стенами, о соборе, что высится у крутого спуска к реке, о цветущих яблонях и кустах сирени, дух которых окутывает весной городские улицы. Йо слушала, глаза её блестели, и что-то похожее на неумелую улыбку скользило по губам.
— Смо-ленск… — медленно произнесла она. — Смоленск — это город? Много домов в одном месте?
— Город, — подтвердил Литвин. — Улицы, площади, дома, и в одних живут люди, а в других работают, учатся, развлекаются. Над рекой — мосты, у берега — пристань, и можно сесть на корабль и уплыть к другому городу, к Орше, Могилеву и даже к Киеву. У вас есть города?
— Нет. Когда-то были, в эпохи Первой и Второй Фазы. Теперь нет.
— Почему?
— Если нет городов, то нечего разрушить. Населённые центры становились первыми жертвами Затмений.
— Где же вы живёте?
— Полностью разумные — на орбитальных станциях, таких же огромных, как этот Корабль, а тхо… — шарик каффа вспыхнул, — тхо в казармах. Да, казарма самый подходящий термин. Там есть…
Модуль ощутимо встряхнуло, и Йо замерла, приоткрыв рот. Тряхнуло снова. Макнил заворочалась, открыла глаза, приподнялась на локте.
— Что?..
— Не иначе как с Третьим флотом схватились, — хрипло произнёс Литвин, упёршись взглядом в стену. — Корабль, поясни! Что происходит?
«Отстрел боевых модулей».
«Таких, как наш?»
«Нет, больше и мощнее. Они стартуют с наружной обшивки».
Стена перед ним растаяла. Он снова увидел девять земных крейсеров, кольцом окружавших Корабль, и угловатые аппараты, что поднимались с его поверхности. Десять, двадцать, тридцать… Он потерял счёт. Эти машины фаата также имели форму коробки со срезанным углом, но были гораздо крупнее, чем модуль, где он прятался. Ему показалось, что в длину они такие же, как «Сахалин», самый мощный рейдер Третьего флота, но много больше его в сечении. Этот рой летающих канистр выглядел бы смехотворным, если бы не маячившее в памяти видение аннигилятора.
Боевые модули расходились двумя веерами в секторах пространства выше и ниже плоскости эклиптики. Кольцо земных кораблей, охвативших пришельца, вдруг сделалось подвижным, завертелось, роняя длинные яркие струи огня; выхлопы дюз тянулись к звёздам, затмевая их сияние. Эта карусель стремительно набирала скорость, и через чуткие глаза видеодатчиков Литвин рассмотрел, как поворачиваются орудийные башни, подрагивают стволы метателей плазмы и свомов, как в тёмных каналах ракетных портов блестит металл. Прошла, должно быть, секунда — и стая серебристых стрелок оторвалась от корпуса «Сахалина» и ринулась в темноту. Не прекращая смертоносного кружения, выпустили ракеты «Памир» и «Ланкастер», за ними — «Сидней», «Фудзи» и другие крейсера. Залп, залп, и снова залп… Стреляли не по модулям, по Кораблю пришельцев, а эта мишень была такой огромной, что миновать её снаряды не могли.
