Лоис Буджолд - Барраяр
Ближе к сумеркам, вернувшись из очередной отлучки, Кли оглядел молчаливый, залитый темнотой пустой лес и заметил: - Что-то людно здесь…
Видимо, нервы Корделии были натянуты до предела, раз она не нашла в этом парадоксальном заявлении ничего странного.
Кли с беспокойством в нее смотрелся: - Выдержите еще четыре часа, миледи?
"Или что? Сидеть у грязной лужи и рыдать, пока нас не поймают?" Корделия, до того присевшая на бревно в ожидании проводника, с трудом поднялась на ноги. - Зависит от того, что нас ждет в конце этих четырех часов.
- Мой дом. Обычно эту ночь я провожу у племянницы, тут близко. С развозкой почты до него добираться еще часов десять, но если мы поедем туда напрямую, хватит четырех. А к утру я успею вернуться сюда же и поеду дальше как ни в чем не бывало. Там действительно тихо. И никто не заметит.
Что, интересно, значит это "напрямую"? Но Кли совершенно прав: их спасение в безвестности, в незаметности. Чем скорее они скроются с чужих глаз, тем лучше. - Ведите, майор.
Четыре часа оказались шестью. Уже незадолго до цели у Ботари захромала лошадь; он спешился и повел ее в поводу. Животное спотыкалось и трясло головой. Корделия тоже пошла пешком, чтобы дать отдых натертым икрам, согреться и не заснуть в леденящей темноте. Грегор задремал и, свалившись, разревелся, зовя маму, но потом снова заснул, когда Кли усадил его перед собой и обнял покрепче. Последний подъем окончательно измотал Корделию: дыхания не хватало, сердце бешено колотилось, хоть она и висла на стремени Розы, чтобы было легче идти. Лошади двигались точно артритные старухи, спотыкаясь и ковыляя; лишь врожденное стадное чувство заставляло их держаться за выносливой пегой лошадкой Кли.
Подъем внезапно перешел в резкий спуск; они перевалили через кряж и спускались в широкую долину. Лес, перемежаемый участками горного луга, сделался реже и неровнее. Наконец-то пространство раздвинулось в стороны вокруг Корделии с истинно горным размахом. Здесь были пятна темноты, безбрежные, как морской залив, и огромные скалы, молчаливые, словно вечность. Когда Корделия подняла лицо к небу, на него опустились и растаяли три снежинки.
На опушке какой-то рощицы Кли остановился. - Приехали, ребята.
Корделия в каком-то полусне занесла Грегора в крошечную хижину, на ощупь нашла путь к кровати и уложила мальчика. Когда она укрывала его одеялом, он захныкал во сне. Корделия стояла возле кровати столбом, пошатываясь, совершенно отупев, пока в последнем проблеске сознания не сообразила скинуть с ног тапочки и забраться в постель. Ноги у малыша были холодные, как у трупа в криокамере. Она прижимала его ступни к своему телу, согревая, и постепенно он перестал дрожать и крепко уснул. Корделия смутно осознала, что кто-то - Кли? Ботари? - разжигает огонь в очаге. Бедняга Ботари, он не спит так же давно, как и она сама. В каком-то армейском смысле он - ее подчиненный; значит, она должна проследить, чтобы он был сыт, чтобы у него не были стерты ноги, чтобы он выспался… должна, должна…
***
Корделия проснулась внезапно и лишь затем поняла, что вспугнул ее ото сна Грегор: он сидел на постели рядом, и тер глаза, не понимая, где он. Сквозь пару грязных окошек по обе стороны деревянной двери лился свет. В этой лачуге, или хижине - две стены были из уложенных одно на другое цельных бревен - была всего одна комната. Напротив был очаг из серого камня, и на нем, на решетке над раскаленными углями, стояли чайник и котелок под крышкой. Корделия напомнила себе, что на этой планете дерево означает бедность, а не богатство. Вчера они миновали по меньшей мере десять миллионов деревьев.
Корделия села, охнув от боли в мышцах, и вытянула ноги. Кровать представляла собой натянутую на раму веревочную сетку, поверх которой был брошен набитый соломою матрац и пуховая перина. В этом гнездышке им с Грегором было по крайней мере тепло. В комнате пахло пылью, к которой примешивался приятный запах древесного дыма.
На крыльце раздалось буханье тяжелых сапог, и Корделия в приступе внезапной паники стиснула ладошку Грегора. Она не может бежать… а эта черная чугунная кочерга - неравное оружие против парализатора или нейробластера. Но это оказался всего лишь Ботари. Вместе с ним в дверь ворвался свежий воздух с улицы. Грубого покроя бурую куртку он, должно быть, позаимствовал у Кли, судя по тому, как торчали из рукавов его костлявые запястья. Он легко сойдет за горца, если только будет помалкивать - выговор у него городской.
Ботари кивнул: - Миледи. Сир. - Опустившись на колени у очага, он заглянул под крышку котелка и проверил, насколько горяч чайник, поведя в нескольких сантиметрах над ним сложенной "лодочкой" здоровенной ладонью. - Есть каша и сироп, - сказал он. - Кипяток. Травяной чай. Сухофрукты. А масла нет.
- Что слышно? - Корделия потерла лицо, просыпаясь, и спустила ноги с кровати, намереваясь совершить набег на упомянутый травяной чай.
- Ничего особенного. Майор дал своей лошади передохнуть и выехал до рассвета, чтобы уложиться в расписание. С тех пор все тихо.
- А вы хоть поспали?
- Пару часов, наверное.
С чаем пришлось повременить - прежде Корделии нужно было отвести императора вниз по склону, где у Кли была уборная. Грегор наморщил нос и с опаской посмотрел на сиденье, рассчитанное на взрослых. Возле крыльца нашелся помятый металлический тазик; Корделия присмотрела, чтобы Грегор вымыл над ним руки и лицо.
Когда Корделия умылась и вытерла лицо, глаза у нее прояснились, и она увидела, какой потрясающий вид открывается с крыльца. Под ними расстилалась половина форкосигановского округа: бурые предгорья, а ниже - зеленые и желтые пятна возделанных земель.
- Наше озеро вон там? - спросила Корделия, показав на серебристый отблеск возле дальних холмов, почти на пределе видимости.
- Кажется, да, - согласился Ботари, щурясь.
Так далеко, если добираться второпях и пешком. И так пугающе близко, если лететь на флайере… Что ж, по крайней мере отсюда видно, кто приближается.
Горячая каша с сиропом, поданная на выщербленной белой тарелке, оказалась восхитительной на вкус. Корделия с жадностью принялась хлебать травяной чай, только сейчас сообразив, что обезвоживание организма достигло опасных пределов. Она попыталась уговорить попить и Грегора, но вяжущий привкус чая тому не понравился. Ботари готов был сгореть со стыда из-за того, что не в силах извлечь молоко прямо из воздуха по прямому приказу своего императора. Корделия вышла из положения, подсластив чай сиропом; в таком виде Грегор на него согласился.
К тому времени, как они доели, вымыли немногочисленные приборы и тарелки и выплеснули грязную воду через перила, осеннее солнце уже достаточно прогрело крыльцо, чтобы на нем можно было сидеть.
- Почему бы вам не пойти в постель, сержант? Я посторожу. Э-э… Кли не намекнул, что нам делать, если без него к нам на голову свалятся незваные гости? Похоже, дальше нам бежать некуда?
- Не совсем так, миледи. Здесь есть пещеры, вон за той рощицей. Старое убежище партизан. Кли водил меня туда ночью показать вход.
Корделия вздохнула. - Что ж. Поспите, сержант, вы нам понадобитесь позже.
***
Корделия поставила деревянный стул на солнышке и уселась отдохнуть, но отдыхало лишь тело, а не разум. Она все время напрягала глаза и слух, ожидая отдаленного воя моторов флайера или тяжелого аэрокара.
Она соорудила Грегору самодельную обувку из тряпок, и тот принялся бродил вокруг, все разглядывая и изучая. Вместе они сходили под навес навестить лошадей. Конь сержанта все еще хромал, а Роза старалась не шевелиться, но у них было сено и вода из ручейка, протекавшего у края загона. Вторая лошадь Кли, поджарая и ухоженная гнедая, спокойно стерпела вторжение новичков и лишь слегка прихватывала Розу зубами, когда та посягала на ее край стожка.
Когда солнце миновало зенит, Корделия с Грегором уселись на крыльце, теперь уже окончательно теплом. В пустой долине было тихо, только ветерок шумел в ветвях, да храп Ботари доносился аж сквозь стены хижины. Решив, что они окончательно успокоились и обстановка располагает, Корделия наконец осмелилась расспросить Грегора - единственного очевидца! - о столичных событиях. Ничего особо полезного она не узнала; пятилетний Грегор видел многое, но не понимал смысла и причин. Корделия с сожалением призналась себе, что у нее, взрослой и супруги Регента, та же проблема.
- Пришли солдаты. Полковник сказал нам с мамой, чтобы мы шли с ним. Вошел один из наших оруженосцев. Полковник в него выстрелил.
- Из парализатора или из нейробластера?
- Нейробластер. Голубой огонь. Он упал. А нас повели в Мраморный Дворик. Там были аэрокары. А потом прибежал капитан Негри, и с ним его солдаты. Какой-то солдат меня схватил, и мама схватила, и у меня сандалик не выдержал. Остался у мамы в руке. Надо было мне получше застегнуть его утром. Тогда капитан Негри выстрелил в солдата, который меня держал, а другие солдаты стали стрелять в капитана Негри…
