Роберт Хайнлайн - Гражданин Галактики
— А-а, спасибо.
— А теперь поздоровайся с дедушкой и бабушкой, — заявил Уимсби. — Профессор Брэдли… и бабушка Брэдли.
Брэдли был старше, чем Уимсби, подтянутый и прямой, с брюшком и аккуратной бородкой; одет он был, как и Уимсби, в простой пиджак свободного покроя и короткую перелину, но не так богато. У женщины было милое лицо и внимательные голубые глаза; одета она была не так экстравагантно, как Леда, но со вкусом. Она клюнула Торби в щеку и ласково сказала:
— Как будто мой сын вернулся домой.
Пожилой мужчина энергично пожал ему руку:
— Это просто чудо, сынок! Ты так похож на нашего сына — твоего отца! Правда, дорогая?
— О, да!
Ему задавали какие-то пустяковые вопросы, на которые Торби отвечал, как мог. Он был ужасно смущен и сознавал это; он гораздо больше растерялся от знакомства с этими чужими людьми, которые признали его своим кровным родственником, чем когда его усыновили на «Сизу». Эти старики — дедушка и бабушка? Торби не мог этому поверить, хотя скорее всего это была правда.
К его облегчению, мужчина — Уимсби? — первый назвал себя его дядей Джеком, сказал с настойчивой вежливостью:
— Нам пора ехать. Я думаю, мальчик устал. Значит, я заберу его домой. Да?
Чета Брэдли что-то пробормотала в знак согласия; все направились к выходу. Остальные стоявшие в этой комнате мужчины, которых никто не представлял, пошли за ними. В коридоре они ступили на движущуюся полосу, которая двигалась все быстрее и быстрее, пока стены не начали сливаться. Она замедлилась, когда они приблизились к концу — через несколько миль, как показалось Торби, и они сошли с нее.
Это было какое-то общественное место, потолки высокие, а стен было не видно из-за множества народу. Торби узнал особенности транспортной станции. Молчаливые мужчины, бывшие с ними, обступили и загородили их, а они продолжали идти прямо, не обращая внимания на толпу. Несколько человек старалось пробиться поближе, одному из них это удалось. Он сунул Торби микрофон и поспешно спросил:
— Мистер Радбек, каково ваше мнение о… Один из молчаливых схватил его. Мистер Уимсби быстро сказал:
— Потом, потом. Зайдите в мою контору и получите все сведения.
На них направляли объективы, но сверху или издали. Они свернули в коридор, ворота за ними закрылись. Движущаяся лента дороги доставила их к лифту, который поднял их к маленькому закрытому аэропорту. Там их ждал самолет, и еще один, поменьше, оба гладкие и блестящие. Уимсби остановился:
— Вы в порядке? — спросил он у миссис Брэдли.
— О, конечно, — ответил профессор Брэдли
— Вы хорошо долетели?
— Превосходно. Славный полет — и, уверен, обратный будет не хуже.
— Тогда мы прощаемся. Я вам позвоню — когда он немного адаптируется. Договорились?
— О, конечно. Будем ждать.
Бабушка клюнула Торби в щеку, дедушка похлопал по плечу. Затем он с Уимсби и Ледой поднялся в большую машину. Летчик отдал честь мистеру Уимсби, потом Торби — тот умудрился успеть ответить.
В проходе мистер Уимсби остановился:
— Почему бы вам, ребятки, не сесть вперед, чтобы наслаждаться полетом? Мне тут должны позвонить.
— Конечно, папа!
— Ты меня извинишь, Тор? Бизнес не стоит на месте — шахты дядюшки Джека…
— Конечно… дядя Джек!
Леда повела его вперед, и они уселись в прозрачной кабине. Самолет сразу взлетел — и они оказались на высоте нескольких тысяч футов. Машина кружила над пустыней, потом повернула на север, к горам.
— Удобно? — спросила Леда.
— Вполне. Только я такой грязный…
— На корме есть душ. Но скоро мы будем дома — почему бы не понаслаждаться путешествием?
— Ладно.
Торби не хотел пропустить ничего из пейзажей легендарной Терры. Он решил, что она похожа на Гекату, — нет, больше на Вуламурру, только там гораздо меньше городов. Горы… Он снова посмотрел вниз:
— Что это такое, белое? Квасцы?
— Как, это же снег! — Леда тоже поглядела вниз. — Это Сангре де Кристо.
— Снег, — повторил Торби. — Это замороженная вода.
— Ты что, никогда не видел снега?
— Я о нем слышал. Он не такой, как я ожидал.
— Это действительно замороженная вода, и все же не совсем так; он более пушистый. — Она вспомнила папочкины наставления: она не должна показывать удивление. — Знаешь, — предложила она, — я научу тебя кататься на лыжах.
Много миль и несколько минут ушли на объяснения, что такое лыжи и почему люди на них катаются. Торби принял это к сведению: возможно, он этим займется, а может быть, и нет. Леда сказала: все, что может случиться — «это сломаешь ногу». И это забава? Кроме того, она не объяснила, насколько это холодно. В представлении Торби холод связывался с голодом, битьем и страхом.
— Может, я и смогу научиться, — сказал он с сомнением, — но вряд ли.
— Ой, конечно, сможешь! — Она переменила тему. — Прости мое любопытство, Тор, но ты говоришь с легким акцентом.
— Я не знал, что у меня есть акцент.
— Я не хотела тебя обидеть.
— Ты и не обидела. Я, наверное, приобрел его в Джаббале. Там я жил дольше всего.
— Джаббал? Дай припомнить… Это…
— Столица Девяти Миров.
— Ах, да! Одна из наших колоний, так?
Интересно, решил Торби, что бы сказали об этом в Саргоне?
— Ну, не совсем. Это теперь суверенная империя — они считают, что так было всегда. Они не любят признавать, что подчиняются Терре.
— Какая странная точка зрения.
Подошел стюард с напитками и деликатесами. Тор взял бокал сока со льдом и тихонько прихлебывал. Леда продолжала:
— Что же ты там делал, Тор? Ходил в школу?
Торби вспомнил терпение, с которым папа обучал его, понял, что она имеет в виду совсем другое:
— Я нищенствовал.
— Как?
— Был нищим.
— Извини?…
— Нищий по лицензии. Человек, который собирает подаяние.
— Я так и поняла, — сказала она. — Я знаю, что такое нищий. Я читала в книгах. Но — извини, Тор. Я всего лишь домашняя девочка, я испугалась.
Она не была «домашней девочкой». Она была искушенной женщиной, в духе своего окружения. После смерти матери она стала хозяйкой в доме отца и уверенно держалась с людьми с разных планет, с величайшим искусством поддерживала светскую беседу на трех языках на больших званых обедах. Леда умела ездить верхом, танцевать, петь, плавать, кататься на лыжах, вести дом, иногда проверять счета, при необходимости читать и писать и подбирать подходящие ответы. Она была умная, милая женщина с хорошими задатками, женщина высшего круга — умная, трезвая и ловкая.
Но этот странный новообретенный кузен был для нее загадкой. Она неуверенно спросила:
— Извини мое невежество, но на Земле у нас ничего подобного нет. Я не могу себе этого представить. Это было ужасно неприятно?
Торби мысленно перенесся в прошлое: он сидел на большой Площади в позе лотоса, рядом развалился папа, они разговаривали…
— Это было счастливейшее время в моей жизни, — ответил он просто.
— О! — Это было все, что она смогла произнести. Но папочка оставил их вдвоем для того, чтобы она работала. Лучше всего расспрашивать мужчину о нем самом.
— С чего же начинают, Тор? Я бы не знала, как начать.
— Меня научили. Понимаешь, я был выставлен на продажу, и… — ему хотелось объяснить про папу, но он решил подождать с этим, — меня купил старый нищий.
— «Купил» тебя?
— Я был рабом.
Леда почувствовала себя так, будто она ступила в воду, и ее сразу накрыло с головой. Сказал бы он «каннибал», «вампир» или «маг», она бы не была шокирована больше. Она оправилась, глубоко вздохнула.
— Тор, если я была груба, извини. Нас всех интересует, как ты жил — господи! Больше пятнадцати лет! — с тех пор, как ты пропал. Но если не хочешь отвечать, так и скажи. Ты был такой славный маленький мальчуган, и я тебя любила — пожалуйста, не одергивай меня, если я задаю глупые вопросы.
— Ты мне не веришь?
— Как я могу? Рабов не существует уже целые столетия.
Торби пожалел, что он вынужден был оставить «Гидру». В гвардии он усвоил, что работорговля — это нечто, о чем многие фраки внутренних миров и не слыхивали.
— Ты меня знала, когда я был маленьким?
— О, конечно!
— Почему же я тебя не помню? Я не могу вспомнить ничего, что было со мной раньше — не могу вспомнить Терру.
Она улыбнулась:
— Я на три года старше тебя. Когда я тебя в последний раз видела, мне было шесть, а тебе всего три, потому ты и не помнишь.
— О, — Торби решил, что это удобный случай узнать свой возраст. — Сколько же тебе сейчас?
Она лукаво улыбнулась:
— Теперь мне столько же, сколько тебе, и так останется, пока я не выйду замуж. Ничего, Торби, когда ты спросишь что-то не то, я не обижусь. На Терре не спрашивают возраст леди, соглашаются, что она моложе, чем на самом деле.
