Рэндалл Биллс - Основатели кланов I: Исход
Тем не менее, Андрею казалось, что холод заполнил его доверху: надвигающаяся зима одновременно была вестником темного будущего. Похоже, беззаботное лето кончилось. Одиночество зимы стоит у порога.
Его охватила дрожь.
21
Сектор 4, Новая Москва
Норафф, Эдем
Миры Пентагона
28 ноября 2800 года.
Исходящая паром чашка кофе слегка задрожала, когда официантка поставила её на стол, и несколько тёмно-коричневых капель потянулись вниз по внешнему обводу.
– Ой, мамочка… Простите, пожалуйста – пробормотала девушка, вытащила из-за пояска салфетку и торопливо промокнула жидкость прежде, чем та пролилась на брюки или на пол.
– Всё в порядке, – сказал Уиндхэм и из глубины его обширной бороды (Ну чистый эдемский бобёр! – Андрей попросту не мог удержаться) сверкнула улыбка.
– Отчего, ради всего святого, ты носишь эту штуку? – спросил Андрей после того, как официантка удалилась.
– Потому что я – Божий человек, – ответил Уиндхэм и пододвинул к себе чашку. – От нас ожидают, что мы станем носить бороды. Это позволяет нам выглядеть мистически и благолепно, – он весело улыбнулся. В глазах его светилось дружелюбие.
– А есл я вступлю в ваш орден, мне тоже можно будет отпустить бороду?
– Тогда никто не поверит в то, что ты вступил в церковь во славу Божью. Даже если оставить в стороне тот факт, что ты выглядишь в бороде скорее, как придурок – не то, что я, – заключил священник, любовно поглаживая обеими руками окладистую черную бороду.
– Да ты ведь отрастил её себе только для того, чтобы никто не увидел, что у тебя нет подбородка! – уколол Андрей в ответ, все ещё смеясь над разыгрываемой Уиндхэмом гордыней.
– Ха! Конечно же, у меня есть подбородок. Тебе-то откуда знать? Ты его ещё и не видел никогда.
– Что правда, то правда. Собственно, я его никогда и не стремился увидеть.
Они расхохотались и одновременно, словно по команде, откинулись на спинки стульев.
Уиндхэм заказал крепкий кофе, в то время как Андрей избрал для себя чай-воспоминание со сложным названием «Давным-давно, синей лунной ночью» – деликатес, на котором специализировалось это кафе. Оба напитка уже некоторое время остывали перед ними на столе и теперь пришло время сделать первый глоток.
Андрей вдохнул чудесный аромат горячего чая: смесь жженой корицы, свежих яблок и цветов Аркадии. Он сделал первый глоток и едва не обжёг себе губы – чай был ещё довольно горяч – но всё же задержал жидкость на мгновение во рту, закрыл глаза и постарался как можно более полно ощутить вкус и аромат редкого и драгоценного напитка. Запах был настолько интенсивен, что Андрей почувствовал, как в голове его взорвался калейдоскоп красок, пробуждающих воспоминания – он больше не старался их избежать, они обогатили его опытом.
Открыв наконец-то снова глаза, на улице он увидел толпу, которая с флагами и плакатами шла мимо кафе. Прекрасный аромат и хорошее настроение немедленно улетучились. Вкус у него во рту превратился в кислятину, а ощущения уюта как не бывало.
Эффект от чая-воспоминания никогда не держится долго. Сегодня – почти рекорд. Андрей различил среди демонстрантов группу студентов. Плакаты, которые они несли с собой, провозглашали: «Единство и Федерация!». Их содержание было понятно – в отличие от невразумительного скандирования, сопровождавшего демонстрацию.
– Как они только до этого докатились? – тихо спросил Андрей, опасаясь, что кто-нибудь услышит его слова – и неважно, носил ли он униформу СОЗЛ или нет.
– Да ну, они просто сбрасывают излишки энергии.
– Тем не менее, до сих пор генерал ничего не сделал, чтобы хоть как-то отреагировать на это. – Он повернулся к Уиндхэму и попытался подавить нахлынувшие мысли. Моя умершая мать, его умершая жена. Андрей тяжело оперся на металлическую столешницу и ещё более понизил голос:
– Нам что, снова предстоит пережить события, похожие на то, что творилось на «Принце Евгении»?
– Я думаю, нет, – ответ Уиндхэма прозвучал почти поспешно. В глазах священника отразилось сомнение. – Прежде всего, они желают заявить о себе. Дать генералу понять, что пришло время избрать гражданское правительство.
– У нас есть гражданские представители.
– Так-то оно так, но они обязаны подчиняться военным – неважно, насколько осторожно действует твой отец.
Оба старательно избегали уточнять, как велика осторожность генерала.
– Но этот слоган с плаката – «Единство и Федерация»… с этим солнечным флагом… слишком уж напоминает кое-что. Собственно, это можно трактовать совершенно однозначно.
Теперь пришла очередь Уиндхэма понизить голос:
– Федеративные Солнца.
– Именно. – Андрей взглянул на чашку с чаем-воспоминанием, которая все ещё стояла перед ним на столе, и внезапно почувствовал, что совершенно потерял интерес к лёгкому галлюциногенному воздействию этого напитка. Он проклял самого себя за то, что снова поддался этому искушению вместо того, чтобы встать лицом к лицу со своей проблемой – одиночеством. Тот факт, что с момента перевода Даны мы не видимся месяцами, я в самом деле не должен так тяжело воспринимать. Может, Николай даже прав…
– Андрей, что у тебя сейчас в голове творится? – прервал Уиндхэм его мысли.
Андрей чувствовал себя так, словно его вырвали из транса. В последнее время это случается всё чаще. Он глянул на Уиндхэма, потом перевел взгляд снова на улицу.
– Мне это все не нравится. Именно эти националистические идейки развалили Звёздную Лигу. Может, мой отец и решил закрыть на это глаза, но я этого делать не собираюсь. И кое-кто ещё – тоже не собирается. Неужели Звёздная Лига в изгнании тоже стоит на пороге распада из-за этой проклятой мелочности? Неужели мы так быстро повторим прошлое?
В ответ на провокационные вопросы Андрея Уиндхэм только качал головой, но жест этот не выглядел слишком уж убедительным.
– Нет, ты все-таки сгущаешь краски. Все не так уж плохо.
В Андрее рос гнев. В присутствии Уиндхэма такое с ним случалось редко.
– Ты был когда-нибудь в Секторе-три?
– Катай-город? – ответил Уиндхэм. Данное кварталу прозвище явно развлекало его, одновременно облегчая задачу приведения царящих там порядков в общий ряд с остальной цивилизацией.
Гнев вновь вскипел в Андрее и от его удара ладонью по столу подпрыгнули чашки.
– Не смейся над названиями. В них слишком много правды. Ты же видел тамошние граффити.
– Ну и что? Граффити есть в каждом секторе. У нас уже такой уровень благосостояния, что наши подростки не должны больше день-деньской помогать на стройках. Может, прикажешь опять ввести такие порядки?
Несмотря на комичность такого предположения, Андрею меньше всего на свете хотелось смеяться.
– Нет, речь идет о гораздо большем. Я видел катайские иероглифы, которые они рисуют на стенах. Там стоит: «Он провалился». И ты отлично понимаешь, кто этот «он».
Уиндхэм ущипнул бороду и потряс головой. Опять выражение его глаз обличало его же слова:
– Глупые выходки маленьких детишек. В большинстве случаев они сами не знают, чего хотят.
Андрей поднял руку в защитном жесте, а другой указал на проходящих по улице мужчин, женщин и детей всех возрастов. В толпе преобладали люди европеоидной наружности. Андрей и Уиндхэм знали, что речь идет в основном о колонистах, которые раньше жили в Федеративных Солнцах. Подданные Хэнса Дэвиона.
– Эти люди там, снаружи, не похожи на глупых маленьких детишек.
Неожиданно новый звук прервал их беседу. За криками и завываниями множества голосов, за скандированием трудно было в первый момент заметить разницу. Однако шум усиливался. Шум, какой издает толпа людей в панике.
Андрей немедленно встревожился, однако попытался совладать с чувствами. То же самое отразилось на лице Уиндхэма.
Ну и вопли. Словно орут сотни глоток. Или тысячи. Из бокового переулка, который Андрей со своего места едва мог разглядеть, в переполненную демонстрантами улицу ринулся новый человеческий поток. На секунду всем показалось, что речь идет ещё об одной группе, поддерживающей демонстрацию. Однако сразу стало ясно, что это не так. Даже на таком расстоянии Андрей смог различить иероглифы – новые демонстранты были из Сектора-три. Из Катай-города.
– Только не это! – шепнул Андрей, но ужас оборвал его речь. Как полиция допустила, чтобы две демонстрации столкнулись?
Позже Андрей совершенно не мог сказать, был ли это несчастный случай или чей-то умысел. Так или иначе, в непосредственной близости от того места, где оба людских потока столкнулись между собой, вдруг лопнула огромная витрина. Потом послышался специфический звук, который издают кулаки, врезаясь в челюсти.
Словно внезапно налетевший ураган, до сих пор более-менее мирная демонстрация в одно мгновение превратилась в побоище. Те, кто оказался поблизости, также ударились в панику. К чести демонстрантов, Андрею пришлось признать, что большинство из них немедленно взяли ноги в руки – или, по крайней мере, попытались это сделать, используя для бегства соседние улицы и пряча плакаты и головные повязки по сумкам и карманам.