Андрей Ливадный: - Опоздавшие к старту
— Не напирай. Сообщу, как справлюсь. До связи. — Она отключила коммуникатор, вернулась в салон Ланцета, откинулась в мягкие объятия сиденья. Километров восемьсот… Опять через две Пустоши. Ладно. Надо так надо.
Три месяца бесконечной гонки вымотали ее до предела.
Казалось что лето — это жизнь прожитая в жизни… Каждый день на пределе сил. Десятки тысяч километров по полным опасностей дорогам, удары по спутникам, отрыв от преследования и снова, в точку связи со Спреем, получение добытых им кодов, и опять все с начала.
В середине лета, когда над огромными территориями появились «мертвые зоны», уже не контролируемые с орбиты, стало легче, но все равно перепрограммированные сервы проявляли прямо-таки маниакальное упорство в стремлении во что бы то ни стало уничтожить человека, который разрушал их систему связи с неведомо где расположенной руководящей и направляющей силой.
Ничего. Осталось немного. Этот спутник должен стать последним, теперь Спрей вычислит источник сигнала.
— Инга, множественный пеленг. Дистанция тридцать километров. Боевая модификация сервов. — Неожиданно раздался доклад Марза, ведущего дальнюю разведку.
— Поняла. Наблюдай за ними. Двигаются кучно?
— Спешат. — Маленький, наивный, игривый шипастый шарик за летние месяцы так же быстро повзрослел, теперь редко позволяя себе шалости, — двигаются растянутой колонной по трое в ряд с максимальной дистанцией, какую позволяет ширина дороги.
Плохо.
Такое построение означает готовность к открытию массированного лазерного огня.
Они знают, что я тут. Андроид успел передать? Наверное. В последний месяц таких разведчиков-одиночек, маскирующихся под выживших людей, появилось множество, кто-то охотился за ней, постоянно держа в изматывающем напряжении.
Принять бой?
Но они готовы в него вступить. Нет. Не сейчас. Не при таком раскладе.
Она тоже научилась за минувший период ледяной выдержке и такой же ледяной ненависти. Инга взрослела с каждым днем, приобретая нечеловеческий опыт борьбы с машинами и одновременно выгорая изнутри, словно сама начала уподобляться механизму.
— Ланцет, уходим. Полная маскировка. Марз, связь временно прекращаем. Переключайся на пассивный прием, уходи в Пустошь. Дашь знать только при радикальном изменении ситуации. И никакой самодеятельности, понял?
Ланцет уже развернулся.
— Будем отрываться или уйдем в Пустошь? — Осведомился синтезированный голос.
— Пыль выдаст. Отрываемся по трассе. Будет удобный съезд в сторону — воспользуемся. Затемни стекла и активируй антилазерное покрытие.
Мощный внедорожник, рассчитанный на экстремальные условия иной планеты, быстро набрал скорость, не давая боевым сервам шанса не то чтобы догнать их, — даже сократить дистанцию до зоны эффективного сканирования.
Инга не притронулась к управлению. Она научилась доверять Ланцету, как испытанному другу, уже не представляла себя без него, и он отвечал взаимностью.
Странная, полная трагических, необъяснимых, а порой смертельных парадоксов жизнь.
Километров через пятьдесят показалась дорожная развязка, — перекресток федеральных трасс, похожий на лист клевера, поднятый на мощных стеклобетонных опорах.
Ланцет свернул вправо к «семерке», по которой двигался фантом-генератор.
Инга молча одобрила его выбор, а когда впереди показался брошенный, лежащий в руинах поселок, взглядом указала на несколько более или менее сохранившихся строений.
— Укроемся там. Нужно чтобы сервы потеряли наш след.
Ланцет беспрекословно выполнил указание, его датчики уже нашли подходящее укрытие, не сканируемое с дороги, — петляя меж руинами, он въехал в старый, собранный из листов гофрированного металла ангар с просевшей крышей.
Минут через пять в прорехе местами обвалившейся куполообразной кровли показался Марз.
— Они ушли дальше по пятой федеральной, — сообщил он снижаясь.
— Хорошо… — Инга почувствовала облегчение. Тридцать боевых сервов не шутка, справиться с ними было бы нелегко.
— Все отдыхаем. На сегодня закончили. — Произнесла она, покидая салон Ланцета, чтобы размять ноги.
— Просьбу Спрея оставим без внимания?
— Завтра. Успеем еще.
Она прошлась по сухому, пыльному полу бывшего складского помещения.
Позиция для обороны не ахти какая, но сегодня их вряд ли потревожат. Если только опять человекоподобное создание случайно не набредет на место их стоянки.
Нет, постоянно думать об опасности невыносимо. Она уже давно и тщетно искала способ расслабиться, сбросить нечеловеческое напряжение противостояния со всем окружающим миром, но ничего не получалось. Заснуть могла от силы часа на три-четыре в сутки, да и то исключительно в салоне Ланцета.
Присев на какой-то опрокинутый порожний контейнер она наблюдала, как Марз что-то заинтересованно выискивает в дальнем углу ангара.
— Инга я воду нашел!
— Да брось. Канистра или бочка?
— Да нет же. Кран. Наверное, артезианская скважина. Иди, посмотри.
— Ишь ты хитрый — иди, посмотри. Тебе любопытно есть вода или нет? А кран самому не отвернуть?
— Ну Инга… Тут не кран. Рычаг какой-то качать, наверное, надо.
— Слушай, дай посидеть спокойно. Ну, зачем тебе вода? Ее все равно пить нельзя.
— Я Ланцета помыть. Он давно хотел. Ну что тебе сложно?
— Ладно. Иду. — Инга встала, прошла в дальнюю часть ангара, где действительно обнаружился достаточно примитивный с точки зрения механического привода артезианский колодец. Рядом валялось пустое пластиковое ведро. Инга подняла его, вытряхнула пыль, потом несколько раз качнула массивный рычаг, пока из побитого коррозией крана не просочилась струйка воды.
Марз моментально сунул в образовавшуюся на полу лужицу выдвижной анализатор.
— Чистая. Даже пить можно, если ржавчину убрать.
Инга ополоснула ведро и вновь налегла на рычаг.
Зачем она это делала?
Она вряд ли сумела бы четко сформулировать ответ на подобный вопрос.
Набрав пол ведра воды, она отнесла его к Ланцету, отыскала чистую тряпку, пожертвовав половину полотенца, когда-то полученного от Матвея Ивановича.
— Ну, приступай. — С легкой тенью иронии произнесла Инга.
И Марз приступил. Загерметизировав все отверстия в корпусе, он смело погрузился в воду, вынырнув из ведра уже наполовину обмотанный мокрым полотенцем, зацепив его за твердые выступы антенных чехлов, и роняя струйку воды, подлетел к Ланцету.
От первых двух попыток «мытья» на борту и крыше машины образовались две мутно серые полосы, но Марз не сдавался. Снова окунувшись в ведро, он окончательно запутался в половинке полотенца, но, ориентируясь по показаниям сенсоров, продолжил процедуру.
Инга сидела на перевернутом контейнере, смотрела на Марзика, обмотанного полотенцем, на тускло-глянцевитый борт Ланцета который, казалось, засиял от удовольствия, не смотря на капли мутной воды, стекающие по нему, и думала: ведь они тоже испытывают какие-то чувства, хоть и являются машинами.
Она улыбнулась. Возможно, в первый раз за три истекших после памятного разговора со Спреем месяца. Оказывается, она научилась не только стрелять без промаха, поражая первой же пулей сервомоторные узлы или процессорные блоки, не только взламывать кибернетические системы спутников, ненавидеть, сгорать от непомерной усталости и напряжения бесконечных скитаний по Пустошам, но и любить, понимать тех, кто все время оставался рядом, помогал выжить, готов был пожертвовать собой ради нее.
Да она именно любила их: Ланцета, Марзика, и оба искусственных интеллекта отвечали ей неизменной взаимностью, никто, наверное, не мог бы разобраться, как именно в их искусственных нейросетях происходит формирование эквивалента человеческих чувств, но Инга интуитивно понимала, отчего все происходит именно так.
Исполнительные механизмы бездушны. Они работают в соответствии с заложенными в них программами, с равным усердием истребляя жизнь или насаждая ее, а вот искусственные интеллекты, ядро которых подчинено нейросетям, нуждаются в самом обыкновенном воспитании, они «вырастают» взрослеют, становясь такими, каковы окружающие их люди, и нечего искать зло или добро где-то на стороне, оно в нас, не всегда заметное самому себе, из-за напряжения будней, но вот они — два ярких отражения той искорки человечности, которая тлела в душе Инги, не взирая на многие смертельные опасности и суровые, запредельные для молодой девушки испытания: обмотанный мокрой тряпкой разведывательный зонд и всепланетный вездеход, под корпусами которых выросли два сознания, вольно или невольно отражающие сущность воспитавшего их человека.
Они как дети. А мы, создавшие их, — родители. — Думала Инга, и бесконечная тоскливая усталость отступала, — она поднялась с перевернутого кверху дном контейнера, протянула руку, освобождая Марза от опутавшего его полотенца, и поделив его еще на две половины, окунула свою часть в ведро.
