Сергей Лукьяненко - Стеклянное море
Я шел сквозь метель. По гладкому как стекло льду нескончаемой равнины. Вдали, на горизонте, плясало багровое пламя. Снежинки в его свете казались черными. А может они такими и были.
— Ты знаешь, где находишься?
Голос шел сзади — тихий, странно знакомый голос.
— Знаю, — прошептал я. — Хейорз. Эпицентр теплового взрыва.
— Не оборачивайся.
— И не собирался. Я знаю, кто ты. Отрешенный.
Тишина, лишь слабый шелест снега. Куда я иду? Зачем? И как оказался на братской могиле Хейорза?
— Почему мне нельзя оборачиваться?
— Ответ за ответ.
— Хорошо. Почему нельзя обернуться?
— Чтобы ты не увидел моего лица.
— Вряд ли оно меня удивит. Ты способен принять любой облик.
— Конечно. Но тебе лучше его не видеть. Теперь мой вопрос. Когда ты понял?
— Что понял? — Я засмеялся. — Зачем тебе задавать вопросы, Отрешенный? Для тебя нет тайн, не так ли? Ты можешь получить ответ на любой вопрос…
— Я знаю ответы лишь тогда, когда мне не нужны вопросы…
Опустившись на колени — на ровный как стекло лед, на плавящееся, как лед, стекло, я спросил:
— Отрешенный, что это? Сон, галлюцинация, реальность?
— Тебе так нужен ответ?
— Да!
— Это сон. Но не принимай его за бред. Сон лишь иная вероятность жизни. Вероятность вне времени и пространства.
— И ты можешь в нее вмешиваться.
— Могу. Для меня существует очень мало возможностей — сон, бред, туннельный гиперпереход. Лишь те мгновения, когда ты не веришь в реальность происходящего. Когда нет ориентиров, когда правда и ложь — как два отражения в зеркале сознания. Когда ты свободен.
— Я свободен, когда понимаю, что происходит… — Я отнял от лица ладони, пальцы были ледяными. Короткие порывы ветра бросали в меня черную снежную пыль. За спиной бесплотной тенью, неумолимым конвоиром стоял Отрешенный.
— Не рассказывай мне ничего, — сказал я. — Но если я скажу сам — правильно, ты подтвердишь это?
— Да.
— Через сотни, тысячи, миллионы лет цивилизация фангов достигнет полного контроля над пространством и временем. Верно?
Тишина. Я засмеялся.
— Точно. Я так и думал. Через сотни и миллионы лет цивилизации людей и фангов достигнут абсолютного могущества. Так?
— Да.
— Крайности сходятся, не так ли, Отрешенный? — Я встал, подставляя лицо под холодные пощечины ветра. — Люди, фанги — какая разница, если уже не осталось тел… и планет, на которых живут. Просто разум — всемогущий, всесильный. Нес… тот фанг, с которым я дрался на Клэне, не врал. Вы их потомки. Но и человеческие одновременно.
— Да.
— Значит, войны не будет, — сказал я. — Не может быть — иначе мы истребили бы друг друга.
— Война будет. Погибнут Земля и Фанг. Погибнет большинство населенных планет. Остатки цивилизаций будут отброшены в варварство. Лишь через миллионы лет они вновь встретятся… и найдут возможность для сотрудничества.
— Значит, она есть, эта возможность?
— Возможно всё.
— И мы можем не воевать?
Пауза. И равнодушный голос Отрешенного:
— В той реальности, где я существую, война была.
Я засмеялся.
— Ты не лучше Сеятелей, Отрешенный. Ты так же уверен в неизменности прошлого. И так же стремишься сохранить эту неизменность.
— Я не стремлюсь, Сергей. Мне все равно. Можно изменить прошлое — тогда войны не будет.
— И тебя тоже! — с яростью воскликнул я. — Ты сдохнешь, ты не возникнешь вообще!
— Почему? Я возникну — как результат мирного сотрудничества людей и фангов. Может быть, даже раньше — на несколько миллионов лет раньше…
Я молчал. Я понял — наконец-то понял, с кем говорю.
— Что тобой движет? — прошептал я. — Что?
— Скука. Я знаю всё — и могу всё. Для меня нет целей — они осуществляются в момент появления. Для меня нет тайн — я знаю ответ сразу после формулировки вопроса. Для меня нет расстояний и времени — я нахожусь везде и всегда.
— Мне жалко тебя, Бог, — сказал я. И обернулся к неподвижной фигуре, скрытой бездонной тьмой. — Мне жаль тебя.
— Теперь ты знаешь, — сказал Отрешенный.
— Там, на плато, у Хейорза — это был Ты, — прошептал я. — Все, кто там был — Ты. И Данька с Земли — это Ты. И среди моих врагов… выйди на свет!
Я скорее почувствовал, чем увидел, как на губах Отрешенного появилась улыбка.
— Да будет Свет, — серьезно сказал он.
Небо взорвалось белым сиянием. Разноцветные тени заплясали в стеклянной равнине. И я увидел лицо Отрешенного.
Лицо Бога.
Миллион лиц. Шоррэй Менхэм, правитель Гиар. Вайш, пэлийский вампир. Данька с Земли. Мой друг Дос из двадцатого века. Бывший сержант императорских войск Эрнадо. Император Тара. Императрица Тара. Пират Редрак Шолтри. Принцесса. Тьер с планеты Клэн. Фанг по имени Нес. И еще миллионы миллионов лиц — которых я не видел никогда, которые просто не успею увидеть, сколько бы мне еще ни прожить. И лицо, всегда смотревшее на меня из-за стекла, с тонкой пленочки амальгамы…
— Мы твои куклы? — Не было ни страха, ни обиды. Лишь легкое отвращение.
— Нет.
— Постой, — прошептал я. — Я понял. Тебе нужно то, чего не может дать сила. Тебе нужны азарт борьбы и боль поражения. Радость и тоска. Любовь и дружба. Всё то, чего ты лишен.
— Да.
— Жизнь и смерть… Ты лишен всего. Ты жив, лишь пока живы мы. И тебе наплевать на то, как мы живем. Заключенный в концлагере или миллионер на борту своей яхты — какая разница. Ты пьешь наши эмоции, любишь нашей любовью и ненавидишь нашей ненавистью. Ты лишь фотопленка, ловящая наши улыбки и слезы, зеркало, отражающее чужие свечи. Ты — Бог.
Я хохотал, стоя в холодном сиянии посреди стеклянного моря.
— Бедный Бог! Ты лишь наша тень. Ты можешь всё — но ничего не творишь. Нет у тебя такой потребности. Ты слабее Сеятелей, отважившихся покорить время. Ты слабее меня, пошедшего против судьбы. Зачем ты вообще появляешься перед нами, Бог? Зачем говоришь, зачем принимаешь человеческий облик? Доедай огрызки наших эмоций, грейся в тепле наших чувств. Дремли в своей паутине, Бог!
— Я могу вмешиваться.
Мой смех оборвался. Я смотрел на тень, которая была всем и ничем, внезапно осознавая: этот равнодушный Бог, единый и многоликий Отрешенный — тот, кто уже вмешивался в мою судьбу, лишил меня, чего лишен и сам — чувств.
Отрешенный подошел ближе. Его лицо теперь было моим лицом… Плевать. Я сам решу, кто настоящий, а кто отражение.
Нет Бога без человека.
— Есть миг, Сергей. Его не измеришь твоими единицами времени, но он есть. Когда человек, в сознании которого я живу, гибнет, когда я осознаю себя… Есть миг, когда я уже могу всё, но еще не разучился желать. Тенью человеческих желаний, ты прав. Но я еще могу действовать — пусть через миг и утрачу всякий интерес к происходящему.
— Значит, когда я лишился любви… — я попробовал улыбнуться.
— Миг, когда в кварковом распаде погибал пилот гиперперехватчика фангов. Разумный, чье сознание рисовало тебя гением смерти. Безжалостным убийцей, отважным защитником своей планеты. Он восхищался тобой, Сергей. По-своему, конечно. Он видел в тебе очень красивого врага — а это главное для фангов.
Я оцепенел. Ночные кошмары, бредовые видения. Гениальные прозрения и угрызения совести. Чем вы оплачены? Смертью тех, кто знал нас? Последней мыслью умирающего? Почему тогда убийцы не падали, сраженные волей Бога — послушного Бога, исполняющего волю погибшего? Может быть, потому, что мы все-таки больше любим, чем ненавидим? И последняя мысль — о тех, кто нам дорог, а не о тех, кто ненавистен…
— И кто же оплатил твой визит ко мне, Отрешенный? — спросил я. — Мой враг или друг?
— Порой враг может подарить больше, чем друг, — безразлично пробормотал Отрешенный. — Но… Я пришел волей друга, Рэс-Ор-Мьен. Я пришел волей друга, Близкий-Мне-Мужского-Пола…
— Тьер! — я бросился к Отрешенному — к беспомощной кукле, к восковому манекену, вылепленному людьми. — Тьер, девочка…
Это была она — девочка с Клэна. С прежним лицом, но чужими словами. С обугленной раной в груди — раной, с которой не справится даже организм клэнийца…
— Сергей, Тьер с планеты Клэн уже нет. Она умерла.
— Тьер!
Я поймал ее руки, зная, что это лишь морок, обман безжалостного Бога. Теплые руки девочки, любившей меня всю жизнь.
— Тьер…
— Уже нет Тьер. Есть лишь ее последние желания, ее воля. Крейсер «Алер» погиб в сражении с крейсером фангов. Он был слишком поврежден в предыдущих боях. Прости за это Дом Алер. Тьер молила тебя об этом. Крейсер «Алер» не смог прийти тебе на помощь.
