Варвара Мадоши - Сэйл-мастер
За всеми этими заботами Сандра почти потеряла запал.
- Белобрыскин, ты знаешь разницу между детективом и криминалом? - устало спросила она, меняя у Бэлы компресс на лбу.
- Ну, знаю.
- О, уже хорошо. Так нахера превращать первое во второе?! Слушай, если так нужно было кого-то убить - ладно, Белка, javal49[49], не додумалась, но ты!
- Вот именно! - сердито отозвалась Катерина. Она гремела посудой на камбузе, готовила особый укрепляющий отвар по рецепту Княгини. - Убийство - отвратительно. Чем уж так провинился этот несчастный чародей? Все дела можно было решать мирно, а не идти на поводу у этих... оборотней.
- Ну-ну, - на сей раз Сандра говорила холодно. - Они взрослые люди. Сами знают, что им делать.
- И ответственность нести готовы? - Катерина говорила с равной холодностью. - За все, что сделали? И погоди, ты разве его не ругала?
- Я не за то ругала.
- Готовы, готовы насчет ответственности, - рассеянно произнес Сашка, с тревогой глядя на сероватое лицо Белки. Не человек, а посмертная маска. - Вон, она уже несет. Катя, как ты столько лет на кораблях проходила, а простого не знаешь?
- Чего не знаю?
- Того, что товарищу надо помогать. Если что-то низкое делает - это одно. Ну, бесчестное там. Но Белка поступала так, как она считала правильным. И я поступил, как считал правильным. Не мог я е ее в беде оставить, понимаешь? Нужно было помочь.
- И вот поэтому ты дурак, - мрачно подвела итог Сандра, - Обратились бы ко мне, обсудили все - и, pule, никто бы в жизни не догадался, что это убийство. И никаких... эксцессов.А ты, Катерина...
- Не мое дело, ага, я поняла, - ядовито процедила Катерина. - Естественно, сколько кораблей, столько и правил.
- Это универсальное, - отрезала Сандра.
- Ага, - Катерина вышла из-за кухонной стойки с кружкой отвара и, очень ласково поддерживая полусознательную Белку за плечи, начала поить ее укрепляющим зельем. Белка пила, не просыпаясь. - Конечно, одна я дура. Может, при больной ссориться не будете?
Сашка неожиданно заспорил:
- Не так уж все глупо получилось. Так и спустили на тормозах.
- Потому что мы с Княгиней все покрыли, и староста все понял, идиот, - сурово сказала Сандра. - А так достаточно на тебя только посмотреть, и сразу понять, кто и в чем виноват.
- А вот тут я соглашусь, - заметила Катерина, поджав губы. - Очень колоритный фонарь получился, всю деревню осветит.
- Это не там, - выдавил из себя Сашка.
- Ах, вот оно что. Хочешь сказать, у кого-то тут такой ревнивый муж? Или очередная отвергнутая возлюбленная? - Сандра говорила с хорошо понятной смесью гнева и ехидства.
Роскошнейший, сине-фиолетовый "фонарь" во весь левый глаз, переходящий в синяк на скуле штурмана, загадочно переливался в свете заходящего солнца, что проникало сквозь распахнутый палубный люк.
Штурман долгим взглядом единственного открытого глаза посмотрел на кормчего. Потом все-таки сказал:
- Бабочка.
- Что бабочка?
- В глаз влетела.
- И морду набила?
- Нет, ударилась сильно. Это бражник местный какой-то был - здоровенный такой, и летел быстро...
- И ты его не заметил?
- Понимаешь, я медитировал на краю леса...
- Вопросов больше нет, - Сандра смерила его взглядом и вздохнула. - Дуракам везет. Смотри, не поумней, Златовласка.
***
Два дня спустя "Блик" скользил по реке к устью. Сандра подняла сильный ветер, который позволял почти не заморачиваться с парусным вооружением - ну, подняли и подняли. Само хлопает.В эфир капитан постановила выходить с моря, что бы берег остался за горизонтом. Поселковым потом из реки рыбу есть.
Белка оправилась еще до отплытия, сходила даже уже к Барсукам, и вернулась на корабль лишь чуть молчаливей обычного. Даже Катерина не попыталась накачать ее лекцией на тему что такое хорошо и что такое плохо - очевидно, вовремя сообразила, что ничего худшего для корабельного духа невозможно себе представить. Теперь экипажу оставалось только глазеть на медленно темнеющее небо, куда одна за другой высыпали знакомо-незнакомые звезды и лениво переговариваться о пустяках. Или не о пустяках - смотря что считать таковыми.
- Загрузили в общей сложности пятнадцать тонн изделий из железа и стали. От столовых приборов до холодного оружия. Часть - абордажная хладная сталь, часть заготовки под клинки, только зачаровать осталось. Я не штурман, но три недели под парусами и Мельницы на закуску - единственный способ этот рейс хоть как-то окупить. Иначе кристаллов бы сожгли на астрономическую сумму - или тащились бы полгода...
Сашка молча слушал. Они стояли, облокотившись на высокий фальшборт, и Сашка, если выпрямлялся, мог видеть Сандрину спину. У этой спины он спросил то, о чем хотел узнать еще позавчера, да забыл:
- Санек... а у них тут врачи есть? Которые лишенцев лечат?
Лопатки Сандры замерли.
- Ага, - сказала она совершенно спокойно. - Кроме этого чаровника двое были, которые лишенцы. И еще непрактикующие. Обычный набор бабкиных средств: травки там всякие... Знать они знали не больше, чем земные.
- Ты к ним ходила, да?
- Ходила, - Сандра вздохнула и продолжила незаинтересованным тоном: - Вот когда тебе эти пять девчушек утащили. Расспрашивала. Они тут в прошлом году двоих мальчиков от воспаления легких вылечили - в реке купались осенью... А одна взрослая женщина два года назад от этого же умерла. Статистика.
- Ага... статистика, - кивнул Сашка.
Некоторое время они стояли рядом, потом штурман решил спуститься в свою каюту. И замер на трапе: из кают-компании доносилась тихая мелодия. Быстрая, шемящая. Совершенно незнакомая. И совершенно непонятного происхождения.
Сашка сделал несколько нерешительных шагов по коридору и услышал:
- Гармоника - что надо. Больше никто не умеет таких делать, - довольно произнесла Людоедка.
- У тебя неплохо получается, - голос Княгини казался, как всегда, равнодушным. Сашку он не обманул.
- Растеряла половину навыка. Надо будет гаммы погонять, инструмент разыграть как следует. Но не зря в такую даль пёрлись, - подытожила суперкарго.
"Не буду говорить Саньке" - решил для себя Белобрысов, тихонько подымаясь назад на палубу.
Интерлюдия с художником
За окном мокли зеленые листья вперемешку с желтыми на фоне белой штукатурки Золотых Башен. Они там торчали, как украшение на торте - нелепые, но кому-то нужные. Дождь что-то шептал березам за распахнутыми створками окна, а те благосклонно внимали. Август.
Сандра стояла, опершись на подоконник в их городской квартире. Ей все казалось, что тот день еще не кончился. Артур лежит в постеле и сердито отказывается от чая с вареньем. Нет, совсем сердито он не умеет, но так, как это ему доступно - с некоторой конфузливостью и смущенным раздражением.
"Ну что ты за мной ухаживаешь, будто я ребенок или больной? - говорит он, принимая дымящуюся чашку из ее рук. - Просто небольшая простуда. Кстати, ужасно получилось, - продолжает, отхлебывая. - Приторно". И допивает до конца, морщась, от того, что слишком горячо.
Сандра тихонько улыбнулась дождю и сказала вслух, как будто продолжала тот, давным-давно отзвучавший в этой самой комнате диалог:
- Если ты не ребенок и не больной, не капризничай.
"Ты потом сыграешь мне?
- Ты же все равно не оценишь.
"Да ладно. Я способен отличить одну мелодию от другой".
- Это все, на что ты способен в плане восприятия музыки.
"Прекрати. Тебе все равно нравится играть для меня", - он говорит это не язвительно, как можно было бы подумать; с мягкой, извиняющейся улыбкой. Его запястье двигается по блокноту, лежащему на коленях, быстро набрасывая летящими линиями силуэт: распахнутая створка окна, женщина в мешковатых брюках и обтягивающей майке облокотилась на подоконник, в руке сигарета, на запястье - с пяток браслетов. Вот живая девушка сдула со лба челку - и та, что на рисунке, немедленно скопировала ее выражение лица.
- Конечно, мне нравится играть перед публикой. Я тщеславна.
Теперь, в настоящем дне, при настоящем дожде, этот набросок лежал, одним из многих, в чемодане под кроватью. Там было то, что не удалось - или рука не поднялась - продать из картин и набросков.
Одну комнату Сандра сдавала - она ей была не нужна во время полетов, а зачем квартире пропадать?.. Район хороший, в Пирс-Арден, несмотря на отсутствие пляжа, летом народу приезжало в количестве.
Но большая комната, та, что раньше была студией и чаще всего спальней, в отсутствие Сандры оставалась закрытой и запечатанной. Здесь все было ровно так же: картины на стенах, два мольберта, большой и маленький, в углу, маленький гончарный круг, на стенах - благожелательные надписи и пентаграммы. Только ящики с красками и кистями, равно как драпировки, убраны в чемоданы и под кровать.
Когда Сандра бывала дома, она спала на этой кровати и курила у этого окна.
Говорила ей сестра Психея: не бросай школу, не выходи замуж в шестнадцать лет. В общем, наверное, права была. Но Сандре тогда считала: нельзя терять ни года, ни месяца, ни дня.
