Татьяна Лыткина - Кассиопея- Москва
Он уже разобрался, как подплавить льдину так, чтобы Пашка смог выползти, а «шалаш» не обрушился. Аккумулятор на этом и сдох, но был запасной — спасибо Виктору. Пока менял аккумулятор, постарался прикинуть время. Выходило, что у них было еще минут десять. Маловато.
Через пару минут Павел смог пошевелиться, еще через минуту, с помощью своего спасателя, он, извиваясь, как угорь, смог выбраться из стискивавших его объятий ледника. Места было безбожно мало, и, выпрямившись, Павел оказался лицом к лицу с человеком с излучателем. Мишка. Ну, понятно. Кто еще мог полезть его вытаскивать.
— У нас минут десять, чтобы подняться, потом — снова будет трясти. Если завалит обоих, ребята уже могут нас не вытащить. Можешь идти? — спросил Мишка далеким голосом, едва слышным сквозь шлем.
— Могу, — ответил Павел.
— Излучатель с тобой?
Павел молча показал излучатель, который он так и не выпустил из рук, когда падал. Михаил удовлетворенно кивнул, повозился, отстегивая один трос от пояса, потом еще немного — прикрепляя его к поясу скафандра Павла. Махнул рукой вверх, подергал с силой за оба троса, подавая сигнал Лобанову, и уцепился за выступ, проплавленный им при спуске. Павел помог ему подняться выше, схватился за выступ сам, почувствовал, как натянулась страховка.
Федор уловил вздрагивание тросов, которое отличалось от хаотичного подергивания при спуске Копаныгина. Сначала один, потом другой — отчетливо, резко, по три раза каждый.
— Витька, они поднимаются, — радостно сказал Федор в микрофон. — Включаю погрузчики, тащим!
— Федя, у нас осталось мало времени. Минут через семь будет трясти, — озабоченно заметил Виктор.
— Сейчас. Уже пошли погрузчики.
Автоматы медленно ползли по снегу, вытаскивая метр за метром серые натянутые струны тросов. И тут Федор услышал в динамиках внешних микрофонов тот самый жутковатый треск. Лед движется, понял он.
— Витька, — Федор чувствовал, как холодок десятком паучков с цепкими лапками ползет по спине, — лед движется!
— Уходи за погрузчиками, — резко приказал Виктор. — Ты не сможешь помочь, уходи. Если они выберутся сейчас сами — хорошо, нет — дождемся остановки льда и попробуем снова.
Лобанов громко чертыхнулся и медленно попятился вслед за роботами.
Поверхность была уже совсем близко. Уже не нужен был свет прожекторов, Павел увидел, как Копаныгин обернулся к нему и обнадеживающе показал большой палец — типа, все отлично. И тут все вокруг дрогнуло, Михаил сорвался со льдины, за которую цеплялся одной рукой и провалился куда-то вниз…
Федор остановился на полдороге к капсулам, не отрывая глаз от края трещины. Неужели это никогда не кончится? Один из погрузчиков вдруг забуксовал на снегу и попятился назад.
— Стой! — гаркнул Федор, как будто автомат мог отреагировать. Как ни странно, но робот замер на месте и медленно пополз обратно к капсулам. Спустя несколько томительных минут над краем льда показалась фигура в скафандре, цепляющаяся за трос, за ней — вторая. Несколько метров они буквально ползли, волоком увлекаемые погрузчиками, пока Виктор не догадался уменьшить скорость вторым пультом.
Федор осторожно пошел им навстречу, растеряв все слова от радости — и ругательные, и обычные.
— Федька, стой! — задыхающийся голос Павла.
— Нам только тебя не хватало еще тащить! — измотанный, но радостный Михаил.
— Лобанов, назад! — окрик Середы, который, кстати, и сам шел к ним.
К капсулам они вернулись как раз вовремя — новый толчок потряс поверхность планеты. Ближайшая к расщелине капсула неожиданно накренилась.
— Черт, трещина! Быстро в дальние капсулы, бросайте погрузчики, — скомандовал Виктор.
— Нечего раскидываться оборудованием, — возразил Павел. — Идите в трехместную, мы с роботами займем грузовую. Скорее!
Разбираться было некогда. Середа со словами «Мы с тобой на корабле поговорим, Козелков!» махнул рукой Федору и Михаилу, чтобы те загружались. Федор моментально оказался в кресле пилота, Михаил чуть помедлил, оглядываясь на Павла, который уже загонял последнего погрузчика в свою капсулу. Тут его втолкнул внутрь подоспевший Виктор, следом забрался сам.
— Скорее, Пашка!
— Взлетайте, я уже закрываю люк, — почти спокойно отозвался он.
По команде Виктора Федор поднял капсулу, вслед за ними взлетел и Павел. Конечно, по законам жанра, одновременно с отрывом его аппарата от поверхности, оставшаяся, уже накренившаяся, капсула красиво провалилась в образовавшуюся трещину. Тут же ожили наушники, тревожно зазвучавшие самым прекрасным на свете для Павла голосом Лиэлл.
— Мальчики, как вы?
— Все в порядке, — ответил за всех Федор. — Пришлось повозиться, но все живы. Правда, капсула очередная накрылась.
Визг сразу четырех девичьих голосов в наушниках помешал ему закончить фразу.
Они вышли из шлюза так же, как уходили с планеты — Виктор, Федор, Михаил, а Павел так и шел последним. Первой из-за поворота навстречу им выскочила Лиэлл. Она была еще бледнее, чем всегда, Павел даже испугался за нее. Она молча бросилась на шею идущему впереди Виктору, обхватив его руками так, будто боялась, что он сейчас исчезнет. Потом также стремительно обняла Федора, тот еще успел похлопать ее по спине.
— Ну, ты чего, Ли, все же в порядке!
Следующим в узком коридорчике стоял Михаил. Обняв его, она вдруг расплакалась. Сзади нее на плече Середы уже рыдала непробиваемая Варвара, а Юлька, наоборот, смеялась, стучала кулачком по груди Федора, и похоже было, что у нее истерика. Катя так и не пришла — решила, что кто-то должен остаться в рубке, понял Павел.
Сам он расстегивал защитку — пройти в скаф-бокс было практически невозможно, не расталкивать же всех. Ему не хотелось смотреть на Лиэлл, но она была прямо перед ним — Михаил держал ее за плечи и что-то тихо говорил, убедительно и ласково, и так непривычны были эти интонации в его голосе, а она только мотала головой и словно не соглашалась с ним.
Павел прикрыл глаза. Откуда-то навалилась зверская усталость, хотелось сесть на пол и уснуть прямо тут, как был, в защитном костюме. Только он знал, что и во сне будет перед ним стоять ее лицо, обращенное к другому. Он вдруг почувствовал, как непонятное, разрывающее грудь, нечто охватило его изнутри. Ему хотелось уйти, ничего не видеть и не слышать, тут же хотелось отшвырнуть Мишку в сторону от нее, одновременно жизненно необходимо было подхватить ее на руки и унести отсюда, объяснить ей, что без нее он не сможет жить. Витька, Витька, ты опять был прав!
Павла слегка трясло, нервное напряжение последних часов и острое чувство непоправимого, что происходило сейчас в шаге от него, не давали толком вдохнуть…
— Да не бойся ты, — услышал он сквозь шум в ушах далекий Мишкин голос, и вздрогнул от легкого прикосновения к щеке.
Открыл глаза и встретил небесно-голубой взгляд заплаканных глаз. Лиэлл беззвучно пыталась что-то сказать, но голос ей не повиновался, как тогда, в первую их встречу. Рука ее уже скользила по его волосам, и прикосновение это было таким новым, таким волнующим… Это не было прикосновение, которым гладила его в детстве мама. Мама… Как давно это было!
Это не было дружеское Юлькино поглаживание — как тогда, на Вариане. Это новое и непонятное сводило с ума. Наверное, это потому, что Лиэлл так нужна ему, потому, что он ждал этого прикосновения с того момента, как встретился с ней глазами там, в лаборатории.
— Ты живой… — наконец прошептала Лиэлл, а ее вторая ладонь невесомо легла на его плечо. Как-то так само собой получилось, что его руки сами собой обняли ее — одна за талию, а вторая, наконец, смогла погрузиться в шелковое золото волос.
— Я думала, что если ты не вернешься, я уйду за тобой, — уткнувшись в его грудь лицом, говорила Лиэлл. — Я без тебя не смогу, ни за что! Ты не представляешь, как я испугалась, я давно так не пугалась…
Павел слушал ее вздрагивающий от недавних рыданий голос, и ему казалось, что он все-таки упал и уснул прямо на выходе из шлюза. Он хотел что-то сказать в ответ, успокоить, но слова не шли, кроме тех, что рвались уже давно, и только сейчас он почувствовал, что имеет право их сказать.
— Я люблю тебя, — выдохнул он.
Она медленно подняла к нему лицо, уже не испуганное, а спокойно-счастливое, с мокрыми дорожками слез.
— Я знаю, — неожиданно ясно ответила она. — Я знала это давно, еще, когда я была на астероиде, а ты был здесь. Ты откликнулся на мой зов потому, что ты мой. А я — твоя. Неужели ты еще не понял? Это уже было раньше нас, любимый мой.
Ее лицо совсем рядом, эти нежные, теплые губы… Уже целуя ее, Павел не сразу смог осознать — вот он, поцелуй. Он никогда не думал о том, как это происходит, не мог предположить, что такое простое касание может принести столько новых неизведанных чувств. А скользнувший к его губам маленький язычок пробудил совсем иные чувства, уже не такие новые, но оттого еще более острые…
